— Вперед! Высаживаемся, зачищаем территорию!

Оглушенный, ослепленный, выведенный из равновесия британец все-таки сделал то, что смог сделать в данной ситуации. Внезапная световая вспышка такой силы, да еще и ночью, ослепляет человека на двадцать-тридцать минут — но даже ничего не видя, он выхватил — таки и пистолет и сделал два выстрела вслепую, по памяти — точно в сторону боплов. Не попал — одна пуля ударила в асфальт, вторая — визгнула об контейнеры. Эмир же сделать ничего не смог, просто упал, схватившись руками за лицо и завыл…

Пока первый и второй номера тащили к контейнерам британца и эмира — третий номер стрелял от контейнеров — этой группе при атаке пришлось тяжелее всего. Четвертый номер был за контейнерами и ему нужно было несколько секунд, чтобы выйти на огневую, два номера — заняты пленными. Третий остался — один против тридцати-сорока человек. Но даже в этом случае он — сделал все что мог…

Пятью короткими очередями, он «снял» самых опасных противников на данный момент — расчет крупнокалиберного пулемета и двоих зенитчиков — они удачно сгрудились за импровизированной баррикадой, прикрывая порт от города. Поскольку, они смотрели в сторону города — вспышка их не ослепила — но и развернуть на сто восемьдесят градусов за несколько секунд свое неповоротливое оружие они не смогли.

Третий стрелял как на полигоне, раз за разом прошивая темные силуэты мишеней из автомата, даже не контролируя точность попаданий — был уверен что попадет. Все террористы, которые еще уцелели к тому моменту, перенесли огонь на него — но Третий спокойно, как в тире стрелял, даже не пытаясь уклоняться от пуль. В него попали раз, потом второй — но только третье попадание свалило его на землю. Совсем рядом ударил пулемет, добивая тех террористов, которые еще оставались живы. Потом совсем рядом с третьим плюхнулась дымовая шашка, крутясь на бетоне и выплевывая тугие белые космы дыма. Кто-то подхватил Третьего и потащил за контейнеры, к воде…

Основная позиция боевиков на этом фланге была забита почти сразу — сотня пуль калибра 12,7 и пара десятков гранат не оставили боевикам никакого шанса — уцелевших добил взрыв боеприпасов. Зачищать территорию уже не было смысла — лодка подошла прямо к причальной стенке и высадила два экипажа, которые двинулись на помощь центру и левому флангу…

Когда началась стрельба, Хамид, не зная, что делать, просто упал на бетон, закрыв голову руками. А потом — его оглушило и отбросило взрывом — только поэтому он до сих пор был жив — высадившиеся боевые пловцы за спиной в живых никого не оставляли. В лагере учили всему, в том числе и тому как вести себя под огнем — новобранцы бежали, а инструкторы стреляли им в спину, и если кто-то поскользнется, неудачно дернется пуля — его. Им бросали под ноги взрывпакеты, инструкторы заставляли их ползти по земле, а сами стояли у них на спине и стреляли, им бросали в палатки взрывпакеты ночью — но здесь все оказалось не так. Там были занятия, там ты предполагал, что сейчас может что-то произойти, а тут ты просто лежишь, а метрах в тридцати по твоей позиции бьет крупнокалиберный пулемет, каждая пуля которого прошивает кирпичную стену. Летят пули, крошится бетон, спаренный крупнокалиберный пулемет, который они здесь установили для того, чтобы защититься от возможной атаки со стороны города, уже превращен в исковерканный кусок железа. А гранаты превратили в изорванное сталью мясо всех твоих друзей, с которыми ты два года учился в лагере, спал в одной палатке на соседних тюфяках, ел из одного казана, еще пару часов назад вместе совершал намаз. Никого из них уже нет в живых, стреляют со всех сторон — и на контейнеровозе, который стоит под разгрузкой — тоже. Неверные стреляют из особого оружия — оно не грохочет, оно шелестит, неверные боятся ответного огня, боятся воинов Аллаха, убивают их исподтишка. Но — убивают…

Пулемет — он был установлен на чем-то, что находилось на воде, какая-то лодка — перенес огонь дальше, к самому началу причальной стенки, где за контейнерами все еще бились злобные огоньки, пули хлестали воду — но ударил тяжелый пулемет, серия разрывов прочесала причальную стенку — и контейнеры, враз покрывшись дырами, умолкли…

Снова зачастил АГС — его стрельба была похожа на громкие, гулкие хлопки в ладоши — он стрелял по чему-то, что находится намного дальше, навесом.

Времени мало. Те, кто сейчас чистят контейнеровоз — рано или поздно спустятся вниз, или хотя бы глянут через борт. И увидят его. На пощаду рассчитывать бессмысленно, да и нужна ли пощада — и воину Аллаха?

Нет…

Хамид, не поднимая головы, пополз к пулемету — страх жег душу подобно пламени, ноги оскальзывались на залитом кровью бетоне, ночь скрывала от вражьих глаз. Как бы то ни было — у него есть пулемет. Пусть он один на тысячу километров, из числа воинов джихада, оставшихся в живых — но он жив, он может сражаться, он может убить своего неверного и попасть к гуриям в рай.

До пулемета ползти было недалеко — он стоял на толстой стальной треноге, укрепленной мешками с песком, слева свисала лента с большими, похожими на маленькие ракеты патронами. Пулемет молчал — тело на сидение пулеметчика превратилось в месиво — русские били по самому опасному противнику и били, надо сказать, успешно. Головы у трупа не было вообще, куртка зияла опаленными, уже не сочащимися кровью дырами — в некоторые можно просунуть кулак…

Встав на колени, Хамид сбросил тело с сидения — и застонал от разочарования. Пули не только убили пулеметчика — пули исковеркали механизм пулемета…

— Опасность слева!!!

Кричали все оттуда же, с плюющейся смертью, невидимой с причальной стенки лодки. Хамилд не знал смысла произнесенных по-русски слов, но он отчетливо понимал, что относятся они к нему, больше не к кому. Сейчас русские развернут пулемет и искромсают его пулями — и тогда он не сможет попасть в рай, ведь он, лично он не убил сегодня ни одного неверного. Да, он убивал в бою, но там разберись — чья пуля убила. А как учил эмир — чтобы попасть в рай недостаточно просто погибнуть от руки кяфиров в джихаде, нужно еще и убить кяфиров — как можно больше! Обагрить кровью кяфиров святую землю ислама, которую они нагло попирали десятилетиями, выполоть как сорняки всех муртадов, мунафиков и прочих русских прихлебал, каждый вздох которых являемся оскорблением Пророка. Только кровь, пролитая лично тобой, твоей собственной рукой, давала тебе право на джаннам и семьдесят гурий в нем…

А теперь ничего этого не будет. Русские убьют его, и все будет напрасно…

— Аллаху акбар!!!

Первым среагировал пулеметчик с борта лодки — пулеметчику, что работал на тяжелом пулемете, нужно было еще разворачивать его на турели, искать стволом цель — а ствол более легкого, ротного пулемета смотрел изначально туда куда надо. Стальной ветер еще раз ударил по причальной стенке, ища живую плоть, и не находя — пролетая дальше и дырявя борт контейнеровоза. К размашистому стакатто пулемета присоединился — зачихал, закашлял, выплевывая стальные цилиндры гранат, лопающихся осколками на бетоне. Последний из боевиков, остававшихся в живых на левом фланге погиб почти сразу — длинная очередь перечеркнула его пополам, отбрасывая на искореженную станину пулемета. Но кое-что сделать он все же успел — последним в своей жизни движением он выхватил обе, остававшиеся у него гранаты и метнул в сторону моря. Первая граната булькнула в воду и взорвалась уже в иле, не убив даже рыбы. Зато вторая, по невероятной, невозможной случайности упала точно на округлый, черный резиновый баллон лодки, скатившись внутрь. Из-за стрельбы никто ничего не заметил…