— Теперь сложнее. Смотрите внимательно.
Я отстегнул от своего автомата магазин, отвел затвор назад, чтобы выбрасыватель выбросил патрон. Отпустил затвор в переднее положение, подобрал с полы вылетевший желтый цилиндрик, вдавил его обратно в магазин.
— Для того, чтобы автомат стрелял нужно — я говорил и одновременно демонстрировал на практике, так лучше запоминается — пристегнуть магазин как это я вам уже показывал, дальше вот эта рукоять — рукоять затвора. С силой тянете ее назад, до тех пор, пока не упретесь в ограничитель — и отпускаете ее. Ни в коем случае не доводите вперед вручную — оттянули до упора и отпустили — возвратная пружина дошлет сама. Если в магазине есть патроны — первый патрон досылается в патронник. После чего, если автомат не на предохранителе — он готов к бою. Э, э!
Козлов потянулся к спусковому крючку.
— Правило номер один два и три — пока не навели автомат на цель, не приняли решение стрелять — к спусковому крючку не прикасаться! Особенно, если передвигаетесь. Вообще, не цельтесь ни друг в друга, ни в кого кроме террористов, всегда ствол вниз или вверх, если не хотите стрелять. Повторили!
Минуты за полторы разобрались и с этим.
— Теперь — я взглянул на часы, немного времени еще было — стандартная позиция при стрельбе — приклад прижимаете к плечу, плотно, слегка наклоняетесь вперед, оружие держите твердо. Если стреляете — стреляйте по центру фигуры, в живот — в голову не цельтесь, не попадете. В мишень стреляйте два раза, чтобы наверняка. Прицел — красная точка, если красная точка на цели, значит — ты попадешь. Целиться просто — наводите красную точку на цель и огонь. Пока тренируйтесь, только — курка не касаться!
Вышел в коридор, взглянул на ротмистра, на детей — все были заняты делом, ротмистр караулил, пацаны крутили в руках автомат.
— Стволы свои дай — оба.
Голощекин снял со спины и протянул мне оба своих автомата MASADA, трофейных.
— Меняемся? — я повернулся к Александру, моему младшему тезке — этот круче. Пластиковый, прицел тут — смотри!
Пацаны конечно же были не против — сам по себе знаю, когда мне первую, мою личную винтовку дед подарил, радости было — полные штаны. Трофейный чешский автомат с подствольником я протянул ротмистру.
— Возьми магазины эти, старые тут оставь. Гранаты к подствольнику возьми все, сколько их?
— Четыре, вроде…
— Вот все и возьми. Проверь! И снайперскую винтовку эту тоже возьми, и все магазины к ней какие есть. Задача ясна?
— Так точно.
Если есть возможность иметь оружие под разные калибры — упускать такую возможность нельзя. MASADA у нас — под казачий, 7,62x39, не такой распространенный как стандартный армейский 6,5. А сейчас у нас будет оружие трех калибров — у меня автомат 7,62 с подствольником под наши гранаты и снайперская винтовка под германские патроны 7,92 — как кончатся патроны, я ее брошу, только ночной прицел сниму — пригодится. У ротмистра — автомат и снайперская винтовка, обе под стандартный армейский патрон — в воюющем городе пополнить боезапас — не проблема. Какие бы патроны, какие бы гранаты мы не нашли — все в дело пойдут, либо к одному стволу, либо к другому. А этим — снайперская винтовка не нужна, им бы только досидеть до того, как зачистка города начнется, да и не справятся они со снайперской винтовкой. Пулемет я им оставляю, просто некуда мне его девать — страшное оружие, штурмующих смести запросто может, если квартиру штурмовать будут, хоть через дверь пали. Еще ружье у них есть — в общем, досидят, если глупостей не наделают.
С пулеметом и второй MASADA я вернулся в комнату.
— Может, все же с нами останетесь?
— Не могу — отказался я — смотрите сюда
Я опустил пулемет у ног, тот солидно стукнул ножками об паркет. Реально, хорошая вещь, пулемет — жаль, с собой не возьмешь.
— Я забираю один автомат с подствольником из трофеев — взамен оставляю вот это. Американский автомат, единственная разница — переключатель вот здесь, под большой палец, затвор — впереди, на цевье, здесь. Пользоваться точно также. И пулемет — страшная вещь, пробивает стены и двери. Если начнется штурм квартиры — просто прижмите приклад к телу левой рукой, локтем вот так, правая рука здесь, на цевье. И стреляйте — нападающих не спасет ничего. У вас — на двоих четыре автомата, пулемет и ружье. Еда есть?
— На день еще хватит — лаконично ответил Юсеф
— Тогда сидите здесь и не высовывайтесь. Все равно армия придет — долго это продолжаться не будет. Детей на улицу не выпускать. Лучше спрячьте их в комнатах, и чтобы к окнам не подходили — залетит случайная пуля или осколок. Все что могу — теперь ваша очередь.
Не сразу я осознал природу далекого, слитного рокота, постепенно нарастающего — только когда его уже было нельзя не слышать, я понял. Вертолетные турбины, много — десятки. Десятки вертолетов. И еще звук выстрелов — не обычный треск на улице, а что-то более солидное, мощное и грозное.
На сердце немного отлегло.
— Возможно придется ждать и меньше суток. Слышите?
— Что это? — Козлов склонил голову, прислушиваясь
— Вертолеты. Сейчас начнется десант, скорее всего высадка в аэропорту будет и потом уже самолеты пойдут с техникой и подкреплениями.
Я передвинулся ближе к окну, чтобы обозреть путь с той стороны дома, который мне осталось проделать до стадиона, заодно и глянуть на вертолеты. Стекла были целы — на удивление, учитывая какие идут бои, видимо специальной пленкой обклеены, а может и этаж высокий, пули не залетают сюда. Рев турбин нарастал, превращаясь в оглушительное, заставляющее вибрировать стекла и подрагивать хрусталь крещендо. Я выглянул в окно — как раз, чтобы увидеть разыгрывающуюся драму. Ниже и левее, на уровне примерно второго этажа, ярко сверкнула вспышка — гранатомет, больше нечему — что то, похожее на небольшую комету оставляя едва видимый ночью белесый дымный след рванулось вверх — и почти сразу же вверху, откуда исходил грозный рев и потоками лился на землю свинцовый град, над самыми крышами ослепительно сверкнула вспышка…
Окрестности Петербурга. Утро 01 июля 1992 года
— Господа, Балтийский флот начал выдвижение к берегам Британии!
Государь устало и как-то обреченно махнул рукой. Всем, кто находился в ставке было поразительно четко видно, как он постарел — как-то разом, за считанные часы. Его уговаривали хоть немного поспать — но он наотрез отказался.
Государь казнил себя. Совсем недавно он, впав в гнев из-за глупой, совершено мальчишеской выходки сына, позволил этому гневу взять вверх над разумом и отправил в армию Николая и двоих его друзей, оказавшихся замешанными в дурацкой эскападе. Итог: один из отосланных из Санкт Петербурга был у захваченного ядерного центра в Искендеруне, второй — в составе эскадры Черноморского флота, противостоящей британской эскадре (Государь не знал, что старый друг сына, младший князь Воронцов задействован в специальных операциях и теперь, волею судьбы оказался в самом центре Бейрута), третий в Багдаде, который тоже, если полыхнет, в стороне не останется. Вот так, благодаря гневливости и суровости своей он поставил своего единственного сына и наследника престола на грань гибели.
Люди раскола…
Ползучий государственный переворот, закончившийся тайным приходом к власти раскольников, староверов, людей раскола, хоть и был во многом предопределен историей — все равно для многих оказался полной неожиданностью — а кто-то и вовсе поначалу ничего не понял. Ошибкой старой петербургской знати было назначение в регенты несовершеннолетнему Алексею брата покойного государя — Михаила. Сделано это было потому, что Михаил решением своего покойного брата был лишен права на российский престол и теоретически был безопасен для цесаревича Алексея. Да и армия — поддерживала Михаила, поскольку тот служил в кавалерии и слыл "пострадавшим от любви" — в армии такие истории любят. Но уже тогда, после смерти Николая Второго в величественном Санкт Петербурге подули иные ветры — незнакомые и холодные. Регентство — это право править страной от имени несовершеннолетнего государя. С приходом на регентство великого князя Михаила власть в России фактически взяли представители старообрядцев и близких к ним дворянских родов. Вместо международного и еврейского капитала в фаворе оказались представители старообрядческого капитала и тяготеющих к старообрядцам дворян — Строгановы, Румянцевы, Юсуповы, Голицыны, Шереметьевы, Ростопчины. Когда цесаревич Алексей подрос и принял престол — ничего не изменилось, слабохарактерный как и его отец, он просто не захотел ничего менять. Недолго и бесцветно проправив, он умер и — удивительно — никто не обвинил Михайловичей в его смерти, ибо все знали, насколько Алексей был болен. После же смерти Алексея, на трон, оттеснив хитростью и интригами других претендентов, возвели бывшего регента — великого князя Михаила. Опять-таки сыграла роль армия — другие претенденты на престол такой поддержкой в только что отвоевавшей стране не пользовались. Да и император Александр Третий готовил в качестве преемника Михаила, а не Николая — кто должен был это помнить, тот помнил, в том числе жена покойного императора императрица Мария Федоровна, в девичестве датская принцесса Дагмара. Но Михаил был хотя и храбр — но тоже слабохарактерен, как его покойный брат. Вместо императора Михаила дело в свои руки взяла и его именем фактически правила императрица Наталья. Наталья Шереметьева-Мамонтова-Вульферт-Романова — умная и хитрая особа, влюбившая в себя в свое время недалекого «Мишеньку», заслужившая ненависть всего петербургского света и теперь получившая возможность сполна со всеми рассчитаться. Сама ее фамилия говорила о многом — в ее роду были и влиятельные князья Шереметьевы, тяготевшие к староверам и столетиями, еще со времен Петра Первого тайно шедшие к престолу. И Мамонтовы — семейство богатых купцов и промышленников, разоренное стараниями еврейского капитала и одного из его эмиссаров во власти — премьера Витте — от Мамонтовых Наталья унаследовала недоброе отношение к евреям. Все — и Мамонтовы и Шереметьевы, и многие другие имели свои счеты к старой власти и желали по ним рассчитаться. Наталья и рассчиталась за всех — черту оседлости не восстановили, массовых казней не было, но… кого просто в немилость, кого в ссылку, кого и в тюрьму — по делам их. Изменилось многое — с тех пор, как к власти в Империи пришла ветвь Михайловичей — на смену роскоши, вздорности, показушности, кичливости пришла армейская суровость в сочетании с купеческой сметливостью. Это проявлялось во всем — при дворе, в государственных делах, в армии, даже в воспитании принцев и принцесс августейшей семьи. Суровая, в чем-то схожая с протестантизмом религия старообрядцев диктовала очнувшейся от многовекового сна России совершенно иной стиль и характер жизни. Труд в этой религии был средством спастись и попасть в рай, праздность — страшным грехом. Старообрядцы — купцы и предприниматели и до прихода к власти, несмотря на все гонения, держали до шестидесяти процентов торгового и промышленного капитала, в то время как всего численность старообрядцев в России составляла от двух до трех процентов от ее населения. Это были люди, трудившиеся с утра и до позднего вечера, десятилетиями и веками скрывавшиеся, подвергавшиеся жестоким гонениям, люди жесткие и непреклонные в своих убеждениях, сочетающие деловую рациональность и сметливость, религиозный фанатизм и психологию подполья, готовые, по их собственным словам "умереть за единый аз". Почти сразу же произошло объединение старообрядческой и никонианской церквей — но само то, что теперь в храмах крестились не щепотью, а двумя перстами говорило о многом. Многие тогда, подстрекаемые бывшими фаворитами и оставшимися не у дел наследниками старой ветви Романовых, говорила, что Россия пропала. Но без малого восьмидесятилетние результаты "староверского правления" были видны невооруженным глазом — из одного из крупнейших должников Россия постепенно превратилась в крупнейшего мирового кредитора, по промышленному производству Российская империя по всем позициям соперничала с США, Британией и Германией, а по добыче и переработке полезных ископаемых и сельскохозяйственному производству уверенно занимала первое место в мире. Даже сорокалетняя партизанская война на Ближнем Востоке не разрушила государственный бюджет Империи — после того же, как она закончилась, дела России и вовсе пошли в гору.