— Сэр, сеанс связи с «Альфой». Внеплановый.
Капитан вынырнул из мира дурных предчувствий, в котором он пребывал, прошел на свое законное место в рубке, взял в руки квадратик срочной радиограммы.
— Фокстрот для «Сьерра-один», танго на расстоянии три — пять кликов, направление Сьерра-Эхо и Новембер-Эхо, прошу Фокстрот-Майк по указанному направлению, получение прошу подтвердить! [если переводить с американского армейского жаргона, то эта фраза звучит так: "Срочно для Сьерра-один, противник на расстоянии три-пять километров по направлениям северо-восток и юго-восток, прошу огневую поддержку, получение прошу подтвердить. В реальной жизни противник обозначается не «танго» а «виктор-чарли», от «Вьетконг» но в этом мире САСШ не воевали во Вьетнаме. Координаты обычно выдаются точнее, но тут два фактора — нет непосредственной связи с лодкой, со спутника координаты лодка получать также не может — режим максимальной скрытности. Да и засевшие на станции спецназовцы не знают точных координат целей. Но они не нужны, если использовать ракеты с кассетными боеприпасами — они накрывают площади, а не работают по точечным целям]
С лодкой связывался не непосредственно командир «Альфы» — так обозначалась штурмовая группа, пакетный сигнал от Альфы в сжатом виде передавался на спутник связи и уже оттуда — перегонялся пакетами-же на лодку, где расшифровывался, конвертировался в нормальную человеческую речь и передавался капитану. Обычную, голосовую связь, несмотря на то что технические возможности оборудования позволяли установить, не поддерживали — иначе бы русские сразу установили точные координаты лежащей на дне лодки.
Прочитав распечатку, капитан Сойстер не обрадовался прочитанному. Дело было в том, что лодка невидима для противника до тех пор, пока она тихо и спокойно лежит на дне, ничего не предпринимая. Вне всякого сомнения, русские уже повесили над квадратом, где находилась лодка "Морского змея", а возможно — и успели забросить на геостационар спутник слежения. [забросить на геостанционар — то есть вывести на геостационарную орбиту спутник, геостационарная орбита хорошо тем, что выведенные на нее спутник постоянно находится над одной точкой земной поверхности. ] Если раньше это был спокойный и тихий квадрат — то теперь к нему приковано повышенное внимание всех средств слежения. Ракетный пуск даже из подводного положения будет немедленно засечен и русские предпримут какие то ответные действия, это к гадалке не ходи. Какие? Капитан знал о проводимой операции, знал что высаженная группа спецназа должна будет захватить ядерный объект и его заверили в том, что русские не решатся размахивая своей большой дубинкой при угрозе взрыва шести реакторов. С другой стороны — если группа «Альфа» просит огневую поддержку крылатых ракет — значит у нее проблемы, значит русские у станции и готовы атаковать. Почему бы тогда не затопить и лодку, чтобы избавиться от проблемы?
Но есть приказ, есть люди на берегу — и не поддержать их — тоже нельзя. И капитан принял решение…
— Ответ для «Альфы» — «Фокстрот-майк» через двадцать минут, пусть спрячутся — и не высовываются. На лодке — боевая тревога, приготовиться к движению, малый вперед, курс двести девяносто, соблюдать максимальную скрытность. Орудийному боссу доложить о готовности поражения целей по указанным координатам.
Первый лейтенант Лири в своем подразделении был одним из лучших. В «котики», спецназ ВМФ худших и не брали, на предварительных испытаниях отсеивались девяносто девять человек из ста, готовых служить в «котиках». Оставались действительно лучшие, которые потом получали специальную подготовку и становились грозными противниками для кого угодно. Они — меч, их дело не рассуждать, их дело — разить. Но сейчас сидя в главном операционном зале станции, первый лейтенант Тимоти Лири задумывался. Над тем, что ему сказал капрал Мантино, и над тем что он ему ответил и вообще над тем, что здесь и сейчас происходит и какого же черта они здесь делают.
Да, русские, безусловно, зло — они оккупанты, они силой отобрали эту землю у Британии, на которую та имела неоспоримые права, они сорок лет убивали местных жителей, не желавших русской оккупации. Русские сами являются рабами — их монарх может сделать с ними все что захочет, как со скотом, у них нет демократии, порядок в их стране держится на штыках и нагайках. Но сейчас первый лейтенант Лири задумался — а те, кто идут на смену русским, те, кто сейчас изгоняет их с этой земли — а лучше ли они русских?
Про Шейха он мало что знал — при подготовке операции ему показали фотографию Шейха, сказали, где и когда его группа должна будет с ним встретиться. Изображенное на фотографии лицо было Лири знакомым — иногда оно мелькало на телевизионном экране и дикторы говорили о нем, как об одном из вождей угнетенного арабского народа, отважно борющегося против русской тирании. То же самое сказал Лири и командир. И оснований им не верить у первого лейтенанта не было.
Теперь же они появились. Сразу после штурма станции, когда одни спецназовцы держали помещение под контролем, другие пытались разобраться с оборудованием — в общем, обычная неразбериха — получилось так, что Шейх выпал из-под контроля. Всего на минуту — две, но этого времени ему хватило, чтобы выхватить нож и вспороть живот одному из русских операторов, захваченных врасплох в операционном зале станции. Он бы убил еще кого-нибудь — если бы двое спецназовцев (один из них был капрал Мантино) не схватили его и не отобрали нож. Та сцена до сих пор стояла перед глазами первого лейтенанта — исходящий воем на полу русский, пытающийся руками засунуть сизые змеи кишок в распоротый живот, лужа крови на белом кафеле, изрыгающий какие-то гортанные крики на арабском Шейх, прижатый к полу двумя спецназовцами, с ужасом смотрящие на все это остальные — короче, если бы в этот момент в помещение ворвалась русская спецгруппа, всех взяли бы тепленькими, без единого ответного выстрела. Русского пришлось добить, а Шейха первый лейтенант Лири лично несколько раз сильно ударил ногой в грудь и в живот, только после этого тот заткнулся. Первого лейтенанта поразила ненависть, с которой Шейх смотрел на согнанных в угол русских, и не только на русских — но и на американцев, на первого лейтенанта Лири. Черные, блестящие глаза араба буквально сочились ненавистью, это были черные дыры, затягивающие внутрь все живое, если бы Шейх мог — он сжег бы взглядом всех окружающих, остались бы только жалкие кучки серого пепла. После произошедшего, за Шейхом постоянно следили двое, его тщательно обыскали, чтобы убедиться в отсутствии другого оружия. Но все равно первому лейтенанту Тимоти Лири было неспокойно на душе…
Что же это за люди? Если этот такой — какие же тогда все остальные? Какова истинная мера их ненависти? Какую судьбу они уготовили тем, кто останется здесь жить после ухода русских? Глядя на Шейха, первый лейтенант Лири начал сомневаться, что построенное этими людьми государство станет нормальным демократическим государством — с уважением прав и свобод человека, с мультикультурностью и поликонфессиональностью, с независимым судом и с выборными органами власти — короче, такое же государство как его родина САСШ. Такие люди как Шейх способны выстроить лишь средневековую реакционную деспотию, в которой жизнь человека не стоит и плевка — короче ничем не лучше, чем то, что есть сейчас.
Как же быть? Ведь он, первый лейтенант флота САСШ и командир специального подразделения стоит в одном строю с отморозками и не просто стоит — а помогает им прийти к власти, захватить земли. А хотят ли те, кто сейчас здесь живет такой власти? Их кто-нибудь вообще спросил? Те, кто упрекает Россию в отсутствии демократии — спросили тех, кто живет на Восточных территориях, хотят ли они власти Шейха и иже с ним? Кто спросил? Когда?
Что же делать… Впервые первый лейтенант Лири, находясь на службе, сомневался в правильности приказа.
— Сэр…
Первый лейтенант вздрогнул.
— Что Эймс?
