— Твой полк будет крайним на левом фланге, а мой — на правом, — передал Лан Тань приказ командующего.

— Моему джала не доверяют? — спросил я напрямую.

— Он пока не проверен в бою, — ответил Лан Тань. — В центре будут старые полки, которые командующий неоднократно водил в бой. Конница ойратов будет в резерве, встанет на флангах позади наших полков.

Значит, союзникам-ойратам доверяют еще меньше. Это утешало.

— Как идут переговоры с Галданом? — поинтересовался я.

— Ждут ответ от него. Пока молчит, — сказал Лан Тань.

— Может быть, такой же хитрый — отступает, пока мы ждем его послание? — предположил я.

— Всё может быть, — согласился он. — Наши дозоры два дня назад ускакали в сторону ставки Галдана. Если бы он двигался в нашу сторону, уже бы вернулись и доложили.

— Прикажи соорудить редут с фашинами для своих пушек, чтобы конница не захватила их с налета, — подсказал я.

— Хорошо, — согласился Лан Тань.

Не уверен, что он знает, что именно и как надо соорудить. Для этого у него есть обученный мною подполковник. Надеюсь, научил его неплохо.

Галдан-Бошогту оказался не настолько хитер, как я предполагал, но и не настолько глуп, как хотелось бы императору Канси. Правитель Джунгарии не стал вести переговоры, но и отступление начал слишком поздно, когда путь на север был перекрыт Восточной армией, на запад — Западной, а с юго-востока давила самая большая Центральная. Наши дозоры засекли Галдана седьмого мая. Шел на запад. Решение, в общем-то, правильное, поскольку наша армия была самой малочисленной. Галдан ведь не знал, что в ней собраны самые отборные, по моему мнению, подразделения.

К тому времени мои солдаты оборудовали позиции — сделали редут для восьми трехфунтовых пушек, срыли часть склона, образовав стенку, которая будет непреодолима для лошадей, и насыпали вал. Я потренировал их вести огонь из мушкетов с вершины вала из положения стоя и лежа. Предполагал, что битва будет такая же продолжительная и жестокая, как Хотинская, поэтому решил использовать опыт, приобретенный во время нее.

Враг вышел на нас к полудню тринадцатого мая. Вместо обещанных двадцати тысяч было всего пять-шесть, из которых пара тысяч вооружена мушкетами, по большей части изготовленными в Московии и, как это не обидно признать, худшего качества, чем французские или английские, но чуть лучше китайских. Недавно русские воевали с китайцами и довольно неплохо, хотя крепость Албазин таки сдали моему приятелю Лан Таню, поэтому сейчас помогали своему союзнику Галдана-Бошогту поставками оружия и пороха. Если бы он не жевал сопли, а успел уйти на север, к его войску примкнули бы добровольцы из амурских казаков, которых китайцы боятся и потому уважают. Впрочем, казаков хватает и в китайском войске. Мне говорили, что несколько десятков служат младшими командирами.

Заметив наше войско, враг остановился, а потом начал перегруппировываться к бою. Загнанная в угол крыса превращается в дракона. Деваться им было некуда: сзади шла Центральная армия, пусть и сильно отставая. Наша разведка доложила, что Галдан-Бошогту отступает очень быстро, бросив слабых, больных, лишний обоз и даже буддистские артефакты. Монголы теперь отъявленные буддисты. Пожалуй, и я стал бы буддистом, если бы наскучило в атеистах. Переселение душ кажется более оптимистичным и правдоподобным вариантом, чем страшилки из других религий. Жил праведно в предыдущей жизни — в следующей будешь жить еще праведнее. И так до бесконечности, причем в обе стороны.

Я сижу на коне, облаченный в доспехи и вооруженный. Два пистолета в седельных кобурах, на поясе сабля и кинжал, левой рукой держу лук, а правой — поводья. Винтовку решил не брать, потому что перезаряжать дольше, чем лук. Да и некому будет, если слуга отстанет. Расположился я на валу, на правом фланге своего полка, чтобы согласовывать действия с командиром соседнего. Это тучный мужчина сорока семи лет, круглолицый, с заплывшими глазами. Он дышит с таким сипением, что порой трудно понять, что говорит. Его полк состоит из пикинеров и арбалетчиков, всего около двух тысяч человек. Первые стоят впереди в восемь (счастливое число!) шеренг, а вторые позади и выше и тоже в восемь шеренг. Теперь обязательно победят, а если проиграют, то значит, враг тоже построился в восемь шеренг, и его восьмерка оказалась восьмиристее. Передо мной редут с батареей из восьми трехфунтовок. Он под углом к позициям пехотинцев, повернут немного на юг, чтобы, если понадобится, удобнее было обстреливать наступающих на центр нашей армии. Слева от меня солдаты моего полка. Они смотрят то на меня, то на врага. Наверное, сравнивают, кто для них опаснее. Залог победы — если своих боятся больше. Я широкорото зевая, словно происходящее так скучно, что лучше бы поспал. Пусть подчиненные думают, что я не сомневаюсь в победе. Это не совсем так. Я не знаю, насколько стойки китайские солдаты. Много раз видел, как многочисленные и грозные с виду армии рассыпались при отчаянной атаке смельчаков. Зато уверен, что мой полк выйдет из боя с честью. Хотя бы потому, что джунгарцам будет не до нас. Пробив дорогу, они поспешат дальше, на укрепленные позиции вряд ли полезут.

Сзади нас началось движение. Союзная конница спускается по западному склону. Едут медленно — значит, выполняют приказ. Тот отряд, что стоял позади моего полка, останавливается у подножия сопки и ждет, когда подтянутся отряды с правого фланга, после чего скрываются в редком лесу, что на нашем левом фланге. Если бы решили удрать, поехали бы на восток, по степи. Скорее всего, посланы в обход. Подозреваю, что закончат маневр как раз к концу битвы.

Примерно треть отряда Галдана-Бошогту подскакала к подножию сопки и начала спешиваться. Это место у нас пристреляно, там стоят вешки. Вражеские солдаты сейчас немного ближе, но прицел пушек менять не надо.

— Огонь! — командую я.

Пушки грохочут почти одновременно, как бы с легкой оттяжкой. Клубы черного дыма северный ветер, не холодный, но пронизывающий, сносит в сторону центра нашей армии. Все ядра попадают в цель, хотя большая часть — в лошадей. Несколько животных падает и бьется. Я не могу слышать их предсмертное ржание, но кажется, что слышу. Мой конь, несмотря на то, что приучен к грохоту пушек, испуганно вздрагивает и бросается вправо, собираясь удрать туда, где потише. Мне приходится сильно натягивать поводья, чтобы помочь ему справиться с испугом.

Нас поддерживает батарея Лан Таня — и так же удачно. Впрочем, урон от наших ядер незначителен. Следом вступает в дело артиллерия, расположенная перед центром армии. Там почти три десятка пушек калибром девять и двенадцать фунтов. В отличие от нас, они не пристреливали позиции. Скорее всего, экономили порох. Что сейчас и сказалось — большая часть ядер пролетела над головами воинов отряда, что у подножия сопки, но не долетели до остальных. Зато дыма напустили знатно!

Спешившись и побросав коней у подножия сопки, вооруженные мушкетами джунгарцы довольно резво для кривоногих кавалеристов побежали по склону вверх. Резвость была объяснима: надо успеть добежать до вражеских пушек до того, как их зарядят.

Мои артиллеристы уже зарядили, но цель сместилась.

— Повернуть на цель номер два! — отдаю я приказ.

Трехфунтовые пушки хороши тем, что их легко поворачивать. Артиллеристы быстро направляют их на второе пристрелянное место. Оно в ста шагах от первой шеренги пикинеров, что в центре нашей армии. Там бы я остановил свой полк, если бы решил вступить в стрелковый бой, и там бы оказалась задняя часть колонны конницы, если бы ее бросили в отчаянную атаку на пики.

Джунгарцы выбрали третий вариант, остановившись примерно в метрах ста от первой шеренги пикинеров и дружно пальнула по обслуге пушек большого калибра, до двадцати четырех фунтов, разогнав артиллеристов до того, как они сделали второй залп. Дальше принялись обстреливать пикинеров. Никакого тебе караколирования. Задние стреляли над головами передних, потому что мишень была еще выше, причем большая, не промахнешься, даже несмотря на то, что дистанция великовата. Пикинеры начали валиться вместе со своими четырехметровыми пиками, какие в Западной Европе сейчас резко встретишь. В ответ в джунгарцев полетели болты из арбалетов, почти не нанося вреда. В первых шеренгах стояли стрелки, облаченные в кирасы поверх ватных халатов, что было надежной защитой от болтов на такой дистанции. Так понимаю, подобрана она опытным путем. Тех, кто подходил к арбалетчикам ближе, уже нет в живых.