Я тоже спал в своем шатре. Звук трубы принял за кошмарный сон. Иногда мне снится, что трубят тревогу, а у меня нет сил подняться.
— Буди генерала! — послышалось возле шатра.
— Не сплю! — крикнул я, соскочил с нар, сколоченных здесь для меня солдатами, и начал натягивать ботфорты, предполагая, что разведка проморгала вражеский корпус, идущий на помощь осажденным.
В это время прозвучали пушечные выстрелы со стороны шканцев, а затем стрельба из фузей. Значит, вылазка гарнизона, что не так опасно для моих полков, которые в полутора верстах от города. Пока шведы доберутся до нас, успеем подготовиться.
Не стал дожидаться, пока будет готов весь полк, поскакал к городу с теми, кто уже был на конях. Остальных должен был привести полковник Магнус фон Неттельгорст, который первый среди равных командиров полков. Когда мы прискакали к нашим апрошам, шведы уже закрывали за собой городские варота святого Якова. Между воротами и нашими позициями валялось с полсотни убитых и тяжело раненых шведов, а двоих легко раненых взяли в плен. У нас потерь не было
— А что так мало перебили?! — удивленно спросил я полковника Федора Балка, когда он рассказал, что случилось.
— Пушкари в спешке зарядили ядрами. Картечь далеко лежала, были уверены, что не пригодится, — ответил он и добавил мечтательно: — Если бы подпустили ближе да жахнули картечью…
Я ему сказал, кем была бы бабушка, если бы имела такое увесистое счастье, как у дедушки, после чего приказал своим драгунам возвращаться в лагерь.
58
Второго июля около полуночи к Дерпту прибыл царь Петр Первый. Он осаждал Нарву, но нашел время и для нас. Видимо, под Нарвой было еще скучнее. Рано утром, в шестом часу, царь, одетый в черную треуголку, из-под которой свисали длинные, черные и давно не мытые волосы, простой холщовый темно-коричневый кафтан голландского кроя, но с узким, так называемым, шведским воротником, черные кюлоты, потертые на коленях, и залатанные и давно не стиранные, белые чулки, начал обход позиций в сопровождении своей свиты и генералов и полковников нашей армии. Вышагивал длинными ногами, обутыми в грубые тупоносые башмаки, так быстро, что многие за ним не поспевали, особенно Шереметев. Генерал-фельдмаршал был в кафтане, на котором вышит мальтийский крест. Лукавый царедворец знал за собой вину и пытался сыграть на необъяснимой любви царя к мальтийским рыцарям. Шереметьев был у них с дипломатической миссией, пытался зазвать в коалицию против турок, но у мальтозов силенок сейчас хватает только на защиту своего острова и нападение на мелочь пиратскую и османские прибрежные деревни, поэтому отделались посвящением царского посланника в командоры.
Петр Первый не повелся на мальтийский крест, сразу отругал Шереметева за то, что так далеко от города расположил свой лагерь и за неудачно выбранное место для апрошей:
— У меня под Нарвой обоз ближе стоит! Потому и результата нет. Апроши ты где сделал?! Где посуше! А тут фортеция сильна, больверки с двойными фланками!
— Батюшка-государь, не вели казнить! — лебезил пятидесятидвухлетний Шереметев перед тридцатидвухлетним царем. — Где инженер сказал, там и нарыли. Я в этом деле не сведущ, на него понадеялся.
Зато апроши полковника Федора Балка царь похвалил:
— Вот здесь Коберт правильно все сделал! Только все равно фортеция в этом месте крепка, бомбы зря метали!
— Майор Коберт в другом месте предлагал, мы сами здесь выбрали, — заложил полковник Федор Балк, не уточнив, кто именно выбрал.
— И правильно сделали! — хлопнув полковника по спине, сказал Петр Первый. — Майор — человек знающий, но мягкий. Надо его послушать и выбрать лучший вариант.
Затем мы переправились на оборудованном севернее апрошей пароме на противоположный берег реки, где нас поджидал на красивом вороном жеребце генерал-майор Николай фон Верден. Когда паром приблизился к берегу, генерал-майор слез с коня и на коротких кривых ногах зашкандыбал навстречу царю.
— Ты апроши делал там, где майор Коберт сказал? — первым делом спросил Петр Первый.
— Не совсем. Грешен, не послушал его. Майор предлагал на сухом месте делать, а я в болото уже залез, чтобы поближе к крепости подобраться. Стены здесь худые, так и ждут, кто бы помог завалиться, а земляной равелин низкий и тощий. Здесь бы проломы и сотворить, — виноватой скороговоркой выложил генерал-майор.
— И правильно сделал, что не послушал! — похвалил его царь и приказал генерал-фельдмаршалу Шереметеву: — Ночью перевести сюда полк Николая Балка. Хватит ему отсиживаться в обозе! Перетащить все осадные пушки, но так, чтобы свеи не догадались, и поставить напротив Русских ворот. Русские должны входить через Русские ворота! — изволил пошутить Петр Первый. — На остальных позициях оставить пушки малые, пусть постреливают иногда. Апроши ведите к башне Пейнтурм. И незаметно готовьте плоты. Когда пробьем стену, столкнем плоты в реку и свяжем в мост.
— Сделаем, государь-батюшка! — обрадовавшись, что отделался легким испугом, воскликнул Шереметев.
— Что-то в горле пересохло, угости нас флином, — обратился царь к Николаю фон Вердену.
Флин — смесь подогретого пива с водкой или другим крепким напитком и лимонным соком — любимый напиток английских матросов. Царь не зря съездил в Англию.
— Пойдем ко мне в шатер, заодно и перекусим, чем бог послал, — пригласил генерал-майор фон Верден.
Все подданные знают, что царь вечно голоден. Говорят, за день может побывать в гостях в десяти домах и в каждом пожрать от души. В шатер вместе с ним зашел только генерал-фельдмаршал Шереметев. Остальных ждал накрытый стол на открытом воздухе. Все подданные знают, что свиту царя надо обязательно накормить и особенно напоить. Если, уходя, Петр Первый увидит, что его свита трезва и голодна, не сносить хозяину головы. Сегодня бог послал Николаю фон Вердену жареную говядину, гусей, кур, речную разнорыбицу и лесную землянику. Ягоды наверняка вчера собирали солдаты. Всё лучше, чем в болоте киснуть. Кроме флина нам подали приличное венгерское вино, очень похожее на токайское. Наверное, разбавили его более дешевым, надеясь на неразборчивость московитов.
Посиделки затянулись до полудня, после чего царь изволил почивать на кровати генерал-майора фон Вердена. Всем остальным тоже полагался отдых, поэтому я с полковником Федором Балком отправился в наш лагерь.
— Не успел доложить ему, что это ты подсказал, где апроши делать, — тщательно изображая извиняющийся тон, произнес Федор Балк.
— Ерунда! — отмахнулся я. — Мне следующий чин не скоро дадут, как бы не выслуживался.
— Как знать! — возразил он. — Государь скор и на расправу, и на награду. Не угадаешь, что получишь.
Вот за это я и не люблю монархию. Впрочем, все остальные политические системы тоже не вызывают у меня восхищения, если решение казнить или наградить принимаю не я.
59
За две ночи на левый берег реки Эмбах переправили двадцать пять больших, осадных пушек и пятнадцать мортир. За это время апроши довели почти до самой воды. Впрочем, в окопах воды и так было по пояс. Тринадцать пушек поставили на самом берегу, чтобы били почти в упор. В полдень шестого июля начали обстрел города со стороны позиций генерал-майора фон Вердена. Били целую неделю день и ночь. Грохот стоял такой, что, когда все батареи вдруг на короткое время замолкали, от тишины начинало звенеть в ушах. Представляю, каково было горожанам. Сидишь себе дома, а вдруг непонятно откуда прилетает бомба, проламывает крышу и взрывается в комнате, разнося к чертовой матери тебя и твоих близких и поджигая всё. Наверное, всю неделю в погребах и подвалах прятались.
К двенадцатому июля в Русских воротах, башне Пейнтрум и куртине между ними появились проломы. Ночью наши навели мост через реку, а вечером следующего дня триста гренадеров под командованием подполковника Жидка перебрались на правый берег, к палисаду. Шведы попробовали столкнуть десант в воду, но поучили отпор. Наши послали подкрепление под командованием полковника Вестового. Всего на правом берегу скопилось около двух тысяч человек. При этом со всех остальных сторон наши демонстрировали готовность перейти в атаку, оттягивая на себя большую часть гарнизона.