Зондский пролив проскочили на рассвете. К нам рванули было несколько лодок с торговцами, но я приказал выстрелить из мушкета: спасибо, ничего не надо, а будете приставать, убьем!

Затем был продолжительный, почти двухмесячный, переход до Маскаренских островов, где, опять испугав аборигенов, пополнили запасы воды, и относительно короткий — к Мадагаскару, к которому я решил не приближаться близко, чтобы не повстречать коллег-корсаров. Свежей воды у нас было вдосталь, благодаря прошедшему тропическому ливню.

Еще один рывок — и мы на рейде Кейптауна. Простояли там неделю. Походили по земле, которая еще пару дней как бы качалась под ногами, отдохнули, поели свежего мяса и фруктов-овощей, попили пива, несколько бочек которого я прикупил и в рейс. Мой экипаж подвоспрял духом, поверил, что доберемся до родных берегов. Все-таки название мысу Добрая Надежда дали не зря. Складывается обманчивое впечатление, что миновал его — и почти дома, и ничего плохого с тобой уже не случится.

Собирался задержаться в Кейптауне на недельку, но задул сильный южный ветер. Местные предупредили, что он может перейти в штормовой и выбросить судно на берег, что случалось неоднократно. Здесь сейчас начало зимы. Погода неустойчива, склонна к гадким сюрпризам. Поэтому снялись раньше и, подгоняемые преобладающими в данном регионе, попутными ветрами и Бенгельским течением, резво побежали на север, держась подальше от берега. С таким богатством, как в наших трюмах, лучше ни с кем не встречаться, не вводить во искушение.

Лондон за два года не изменился. По крайней мере, я никаких изменений не заметил. Разве что война с Францией недавно закончилась, причем французы потеряли не только то, что завоевали в течение ее, но и кое-что из того, что отхватили в предыдущую. Король-Солнце, несмотря на свое безусловное мушкетерство, таки не совладал с восемью соперниками. Зато его подданные неплохо нагрелись на захватах вражеских торговых судов. Как мне рассказали, к концу войны страховка на торговые суда выросла в Англии настолько, что выгоднее было держать их на приколе. Так многие судовладельцы и поступали. Теперь они гребут деньги лопатой, потому что перевозить грузы некому. Большая часть британского и голландского флотов сейчас в руках французов и тех, кто с ними не воевал, а пользовался ситуацией, скупая по дешевке призы.

Высокими оказались и цены на товары, которые мы привезли. Свободных мест у пристаней было, сколько хочешь, так что мы встали сразу и за несколько дней распродали груз. Члены экипажа моего судна оказались даже богаче, чем мечтали. Я тоже неплохо приподнялся. Продал все, кроме драгоценных камней, а золото превратил в монеты, большую часть которых отнес в банк «Сэр Хор и компания». Судя по новой вывеске над дверью, дела у банка шли почти так же хорошо, как и у меня.

Там я и услышал интересную новость от самого владельца банка:

— Завтра здесь ждут посольство от твоего короля. Говорят, и он сам будет в посольстве, но под видом простого человека. Любопытно будет посмотреть на него. Как он выглядит?

— Ни разу не видел его живым, только портрет, — честно признался я. — Говорят, молод, высок ростом и с усами, а бороду бреет.

— А у вас что, не принято бороду брить? — поинтересовался сэр Хор.

— Пока нет, — ответил я. — Но скоро все знатные будут брить, потому что с бородой король не будет брать на службу.

О том, что бороды будут силой обрезать, говорить не стал, хотя был уверен, что мне поверят. Западноевропейцам во все времена какую гадость не скажи про Россию, ни за что не подвергнут сомнению. Так им легче справляться с завистью к российским просторам и природным богатствам.

Я не пошел смотреть на проезд русской делегации от пристани к дворцу. В это время договаривался с биржевыми маклерами о покупке акций Ост-Индской компании. Это были те же самые, только теперь четверо, потому что один, как ни странно, не самый старший, завернул ласты. Маклер — профессия тяжелая, на нервах, слабаки долго в ней не живут.

— Акции сейчас растут в цене, — предупредил меня долгожитель в профессии, обладатель мощного небритого подбородка.

— Я бы удивился, если бы после окончания войны было бы наоборот, — сказал я и напророчествовал: — Они теперь почти все время будут дорожать, так что покупайте, но старайтесь цену резко не задирать.

Мы обговорили детали, после чего я передал им аванс — чек на двадцать тысяч фунтов стерлингов.

Именно тогда и ввалился в кофейню молодой маклер с длинными, завитыми, светло-русыми волосами и прокричал с порога:

— Зря вы не пошли смотреть на московитов! Я таких дикарей давно не видел!

Вся их дикость заключалась в том, что одеты не так, как англичане. Маклер перечислил по пунктам, что именно дико, уделив особое внимание высоким бобровым шапкам, которые московиты по старой польской моде до сих пор красят в разный цвет, согласно статусу — эдакий русский вариант буфанов, и бисеру в непотребных количествах на мешковатых длинных кафтанах с непомерно длинными рукавами, которым здесь украшают одежду только женщины.

Остаток зимы я провел в Лондоне. На всякий случай отпустил усы и короткую бородку, чтобы те, кто помнил меня по французской жизни, встретив случайно на улице, не узнали. До меня дошли сведения, что Александр де Кофлан, виконт Донж, героически погиб, сражаясь с берберскими пиратами. Вдова долго, пару месяцев, оплакивала его смерть, после чего завела любовника. Точнее, взяла на содержание бедного дворянина, друга юности. Возмещение за фрегат до сих пор не получила, но пообещали и не раз.

Чтобы не скучать долгими зимними ночами, завел себе новую пассию, семнадцатилетнюю англичанку Алису, дочь набожной и очень праведной вдовы Сары Грей. Голландка Кристиана Виссер решила, что ей пора замуж, предупредила, что, скорее всего, не вернется. Наверное, ожидала, что я расплачусь от огорчения и предложу ей руку и сердце. Плакать я не умею, а рука и сердце и самому пригодятся, поэтому пожелал ей найти хорошего мужа и прожить с ним долго и счастливо, как только в сказках бывает. Она всплакнула вместо меня и уплыла на пакетботе, следующем до Роттердама, нагрузив его баулами с приданым. Капитаном на пакетботе был голландец лет тридцати, вдовец, который, увидев количество баулов с шелковыми тканями, лично занялся их размещением. Надеюсь, за время перехода он утешит бедную и несчастную девушку и даст ей то, что я пожадничал.

Познакомился я с Алисой Грей случайно. Поскольку мне, как иностранцу, можно было не посещать церковь по воскресеньям, гулял после завтрака в сквере неподалеку от гостиницы «Золотой лев», в которой снимал двухкомнатный номер. Благодаря скверу, я и выбрал эту гостиницу. Дальней стороной он упирался в небольшую, я бы сказал, опрятную, церковь. Как раз, когда я подходил к ней, оттуда начали выходить прихожане. Игривый взгляд из-под белого чепца одной юной прихожанки показался мне интересным. Шла она рядом с матерью — тридцатипятилетней дамой в черном, которой этот цвет явно был к бледному строгому лицу и выглядел как-то не слишком траурно.

— Кто это такие? — спросил я следовавшего метрах в десяти позади них виноторговца, который поставлял мне французское и испанское вино.

— Вдова Сара Грей с дочерью Алисой, — ответил он.

— Очень достойная женщина, — вмешалась в наш разговор его жена — улыбчивая толстушка, которая во время каждого моего визита считала нужным дать мне пару десятков жизненных советов и рассказать что-нибудь о виноторговце с соседней улицы, подонке и подлеце. Она, видимо, решила, что меня заинтересовала мать. Да и разве положено иностранцу интересоваться молоденькими девушками?! — Десять лет живет без мужа, а ничего предосудительного о ней никто и слова не скажет. После смерти мужа вынуждена подрабатывать переписчицей. Заказчики о ней хорошо отзываются.…

— Я вам верю! — перебил ее, потому что говорить будет долго, и пошел сперва в сторону церкви, чтобы избавиться от этой супружеской пары, а потом в обратную сторону, за вдовой с дочкой.