— Мне самому назначить командиров полков или будет царская воля? — спросил я.

— Сам решай, — отмахнулся Александр Меньшиков и перешел к делу: — Что скажешь, отпускать Шереметева в поход на Ливонию? Не нападут свеи на Ямбург, пока он там ходить будет?

— Пусть оставит здесь пару полков пехотных и идет, — говорю я. С одной стороны мне скучно сидеть здесь, да и добычи маловато, а с другой понимаю, что неправильный совет может поставить крест на дружбе с фаворитом царя. — Даже если нападут, два полка продержатся до нашего возвращения, а мы вреда нанесем столько, что врагу не с чем будет в следующем году в походы ходить.

— Ты не хочешь остаться здесь комендантом? — спрашивает он.

— Нет, не для меня. Умру с тоски, — отвечаю я.

— Вот и меня назначили комендантом Петрополя (так сперва царь назвал будущую столицу своей империи), сижу на болоте, как кикимора, от скуки вою. Если бы свеи не тревожили, совсем извелся бы, — пожаловался Александр Меньшиков.

— У Санкт-Петербурга большое будущее. Думаю, государь перенесет в него столицу, и станешь ты не просто комендантом, — вангую я.

— Вот и он теперь называет Санкт-Петербургом, говорит, славное место, — сообщил фаворит. — А по мне — болото оно и есть болото!

— По мне — тоже, — соглашаюсь я, — но придется нам с тобой по царской воле там жить-поживать.

— Чем ему Москва не нравится?! — тяжело вздохнув, восклицает он, после чего возвращается к предыдущей теме: — Так ты говоришь, пусть идет Шереметев?

— Да, пограбим окрестности, сожжем магазины вражеские, а на следующий год на Нарву нападем, — подсказываю я.

— Вот не зря он говорит, что ты с чертями знаешься! — восклицает весело фаворит царя. — Про Нарву государь только мне одному говорил и то по большому секрету, а ты уже знаешь!

— Умеющему думать не трудно догадаться, что Московии надо захватывать всю Ингерманландию, чтобы иметь несколько морских портов и прямое сообщение с немцами и прочими голландцами. Если мы не вытесним отсюда свеев, придется еще не раз воевать с ними, — сказал я.

— И государь так говорит, только не каждый умеет думать, — признается Александр Меньшиков.

— Тебя ведь тоже считают колдуном, опутавшим царя, — напоминаю я в ответ.

— Если бы! — мечтательно произносит он.

— А царевича за что побил? — интересуюсь я, потому что дошли до нас слухи, что был бит наследник царским фаворитом.

— За трусость! — запальчиво бросает Меньшиков. — Как в бой идти надо, прячется в церкви. Помолиться ему, видите ли, приспичило! Государь тоже зол на него из-за этого, обещал выпороть, как холопа. Не приведи бог, умрет Петр Алексеич, натерпимся тогда с этим поповичем!

— Не натерпимся, не будет он царем, казнит его Петр Алексеевич за измену, — делюсь я познаниями истории России.

— Откуда знаешь? — недоверчиво вопрошает Александр Меньшиков.

— Одна бабка сказала, — отвечаю я.

Сейчас это не отговорка, а весомый аргумент. Народ верит бабкам и дедкам, имеющим дар ясновидения. Меня тоже подозревают в подобном, но я сваливаю свои предсказания на таинственную бабку, к которой якобы время от времени езжу на консультации и плачу ей огромные деньги.

Видимо, тема о наследнике скользкая, поэтому фаворит царя с присущей ему легкостью перепрыгивает на другую:

— Значит, жить нам с тобой в Петрополе? И где там лучше обустроиться?

— На Васильевском острове, с видом на Неву, — советую я. Насколько помню, именно там будут самые дорогие квартиры в Питере. — Только фундамент повыше закладывай. Там наводнения бывают высокие при сильных западных ветрах.

— Да, говорили рыбаки, что там живут, что острова частенько затапливает, — подтверждает он. — Выберу место повыше.

— Где-нибудь по соседству и мне местечко выдели, — прошу я.

— Да там места, сколько хочешь, выбирай любое! — щедро разрешает фаворит царя и приглашает: — Вечером приходи сюда, ассамблею устроим.

Ассамблея — это попойка с бабами, а не просто так. В походных условиях выглядит следующим образом: солдаты наловят в городе девок посисястее, пригонят в указанное место, там хозяин напоит-накормит гостей, а потом те из приглашенных офицеров, кто не слишком упьется, будут насиловать ассамблисток.

В конце августа мы переправились через реку Нарову у ее истока из Чудского озера возле деревни Сыренец. В поход пошли при двадцати четырех пушках девять драгунских полков, один пехотный на подводах и легкая конницы — казаки, татары, башкиры, калмыки. Два пехотных полка и один драгунский были оставлены для защиты Ямбурга. Александр Меньшиков хорошо усвоил поговорку про запас. Применяли тактику выжженной земли. Все ценное, включая молодых и здоровых людей, забирали, остальное разрушали и жгли. Мужчин на этот раз было меньше. Они бегают резвее. Драпала и шведская армия. По словам пленных, корпус тысяч из четырех солдат под командованием генерал-майора Шлиппенбаха стоял возле городка Зоммергузен, но, узнав о нашем приближении, начал уходить в сторону Ревеля, разрушая за собой мосты. Наша легкая конница на свежих лошадях преследовала его до Лаксы, но так и не смогла догнать. В этих краях шведы уже не сомневались в превосходстве русской армии, и наши солдаты поверили в себя.

Пятого сентября мы вошли в Раковор или, как его назвали немцы, Везенберг. Это сравнительно большой город с каменной крепостной стеной и королевским замком с большим и крепким донжоном. Улицы, вымощенные булыжником, и кирпичные двух- трехэтажные дома были пусты. Над ними висело облако черного дыма, воняющего горелой кожей. Жители ушли вслед за шведской армией, подпалив магазины шведской армии, в которых, по имеющимся у нас сведениям, хранилось до десяти тысяч пудов муки, масла, соленой селедки, табака и пять тысяч новых драгунских седел. В винном погребе королевского замка были продырявлены все бочки. Вино, перемешавшись, образовало слой в метр глубиной.

— Такой проклятый, злобный народ! — выругался в сердцах генерал-фельдмаршал Шереметев, увидев это безобразие.

По его мнению, нельзя обращаться с вином так же плохо, как с людьми.

— В аптеке много водки нашли, — утешил его полковник князь Мещерский.

Князей Мещерских, командующих драгунскими полками, двое, Петр и Никита. Они погодки, но похожи, как близнецы, поэтому многие, включая меня и главнокомандующего, путают их.

— Будем пить водку, — тяжело вздохнув, решает Шереметев, — а вино пусть пьет, кто захочет.

Захотели все солдаты и даже некоторые младшие офицеры, которым не досталось водки. Гужбанили четыре дня, разрушая на похмелье все, что можно было, и разоряя окрестности. Некоторые отряды доходили до Нарвы и берега Финского залива. Затем подожгли уцелевшие дома в городе и пошли к Пайде или Вейсенштейну и дальше к Феллину — городу побольше Раковора, который располагался рядом с руинами замка Тевтонского ордена, бывшего одно время столицей ордена и разрушенного лет сто назад поляками, а теперь ставшего каменоломней для феллинцев. В городе был гарнизон из четырех пехотных и трех драгунских рот, который настолько стремительно драпанул от нас, что даже татары не смогли догнать, хотя знали, что вместе с солдатами отступают и богатые местные жители, унося с собой самое ценное. Здесь генерал-фельдмаршал разделил армию на четыре части и отправил в разные стороны разорять и грабить. Моему корпусу из двух полков, как самому малочисленному или по какой-то другой причине, выделил юго-западное направление, частично пограбленное в прошлом году, но и самое безопасное. Первым полком командовал теперь уже полковник Магнус фон Неттельгорст, вторым — бывший командир первого батальона и премьер-майор, а ныне полковник Семен Кропотов. Два других командира батальонов стали подполковниками, а четвертый — преьер-майром в полку Немчуры, как за глаза называли бывшего моего заместителя солдаты и офицеры. Соотвественно, на освободившиеся должности с повышением звания пошли другие офицеры, унтер-офицеры и солдаты.