На вырученные от продажи товаров деньги и на часть снятых купил предметы роскоши, к которым в первую очередь относились мебель, часы, кареты, фарфоровые сервизы, зеркала и одежда и обувь, особенно женские. Теперь знатным людям полагалось принимать гостей, устраивать ассамблеи и при этом показывать, что живут не хуже других, а их дочерям на выданье надо было завлекать женихов новыми нарядами, которые, в отличие от старых, оставляли открытыми некоторые части тела, что резко повышало шансы на замужество. Грузы для царя — пушки, мушкеты, порох — повез мой большой корабль, который я не застал в Лондоне. Наверное, разминулись в Северном море или Балтийском, смотря, какие ветры дули на его пути.

Во время стоянки у причала я выдал членам экипажа жалованье и объяснил, как надо себя вести, где и с кем пить и заниматься сексом, чтобы утром не оказаться в тюрьме или в трюме какого-нибудь судна с якобы подписанным контрактом служить на нем за гроши и полученным и пропитым авансом. Видимо, я сильно напугал их, потому что не только русские, но и бывшие шведские подданные из Нарвы ходили везде табуном.

Я сразу вспомнил советские времена, когда в иностранных портах отпускали на берег только группой в составе не менее трех человек и обязательно с офицером. Впрочем, и многие постсоветские моряки перемещались заграницей, как по вражеской территории: сначала опасаясь подляны, а пообвыкнув, присматривая, где бы тиснуть трофей типа велосипеда. Обычно на каждом судне под российским флагом или с чисто российским экипажем имелось по несколько велосипедов с пометкой на седле, в каком порту именно этим лучше не пользоваться.

К счастью, в Лондоне никто из членов экипажа не пропал. Закончив погрузку, мы отправились в обратный путь. Не успели отойти от берега, как за нами погнались три французских пирата на шнявах голландской постройки. Я хотел было потренировать на них свой экипаж, но пришел к выводу, что с трофеями будет много возни, не стоящей тех денег, что получишь от их продажи. Да и вряд ли получится захватить больше одного. В итоге при свежем западном ветре мы еще до наступления темноты оторвались от них. Даже в балласте, шнявы не могли тягаться с моей нагруженной шхуной. Бегала она резвее их на два-три узла.

Две французские бригантины водоизмещением тонн на сто пятьдесят каждая я приметил еще в проливе Каттегат. Шли медленно, потому что сидели глубоко. Мы обогнали их, продемонстрировав российских флаг. В Эресунне заплатили налоги, как подданные царя Московии, союзника датчан. Союзнические отношения скидок не давали. Датчане не для того поселились в таком гадком месте, чтобы пропускать бесплатно кого бы то ни было. Выйдя из пролива, я приказал поменять флаг на английский и направил шхуну к острову Борнхольм. Это датский остров милях в двадцати южнее Скандинавского полуострова. Если французские бригантины направляются в Стокгольм, то пройдут между Борнхольмом и полуостровом. Если в Мальмё или порт на южном берегу моря, французам повезет. Остров невысокий, покрыт хвойными лесами. Я бывал на нем в будущем, заходил в порт Рённе на костере. Привез контейнера, погрузился гранитом. Если Дания, за исключением Копенгагена — это глухомань, то Борнхольм — медвежий угол в ней. Чистенькие улочки с ухоженными, одно-двухэтажными домами, крытыми красной черепицей, на которых встретить прохожего за счастье. У меня сложилось впечатление, что борнхольцы выходят из дома только на работу и бегом обратно. Разве что в магазинчик по пути заскочат или в церковь. Последних чуть ли не больше, чем магазинов, причем несколько необычной круглой формы. Главная туристическая достопримечательность острова — развалины замка Хаммерсхус, расположенного на северной оконечности острова на невысоком холме. Основное отличие этих развалин от любых других, виденных мною — отсутствие подтеков. Сделанный мной был первым и, скорее всего, единственным.

Сейчас замок еще цел. Гарнизон даже пальнул из пушки холостым в нашу сторону. Зачем — не знаю. Может быть, артиллеристам было скучно, или сообщали, что их надо бояться, или им просто требовалось списать порох. Облако черного дыма полетело было к нам, но потом начало рассеиваться и смещаться в сторону Рённе. Чтобы гарнизон не извел весь порох, мы легли в дрейф на удалении миль десять от замка. Он был прекрасным навигационным ориентиром.

Ждать пришлось почти трое суток. Подозреваю, что французские скупердяи пару дней спорили с датскими из-за пошлин. Бригантины шли ближе к шведскому берегу в полборта при юго-восточном ветре. Нам этот ветер был попутным, поэтому сближались быстро. Команда была готова к бою. Если из англичан, голландцев и русских пехотинцев кое-кто уже побывал в переделках, то остальные участвовали впервые. Особенно суетились гардемарины. Для них каждый бой — это возможность быть замеченным, получить следующий чин. Обычно в первом же бою становится понятно, воин ты или нет, поэтому я внимательно наблюдал за гардемаринами. Сейчас идет становление русского флота, и от того, кто станет сейчас командирами, будет зависеть, начнется положительный или отрицательный отбор. Трусы и герои будут продвигать себе подобных, поэтому так важно отсеять первых на этой стадии.

На шхуну под российским флагом, идущую наперерез, французы не обращали внимания. Наверное, им и в голову не приходило, что какой-то русский посмеет напасть на подданных великого и грозного Людовика Четырнадцатого, который опять воюет почти со всей Западной Европой. Только когда я примерно в кабельтове от них положил шхуну на почти параллельный курс и приказал поднять красный флаг и выстрелить холостым из погонной пушки, повернутой в сторону бригантин, на обеих забегали члены экипажей. На идущей первой быстро спустили флаг и начали убирать парус фок, а на второй — поворачивать влево, собираясь удрать по ветру в сторону берега. Следующий наш выстрел, уже боевой и из бортовой пушки, сделал дырку в триселе грот-мачты второй бригантины, после чего и на ней спустили флаг и убрали парус на фок-мачте. Командирский катер шхуны отправился к первой бригантине, рабочий катер — ко второй.

Судя по говору, оба капитана были бретонцами. Коренастые, широкоплечие, кривоногие, с красными, обветренными лицами и синими носами. Почему-то пожилые бретонцы больше похожи на алкашей, чем их ровесники из остальных провинций французского королевства. Может быть, из-за любви к кальвадосу. Одеты в серые вязаные шерстяные шапки, натянутые по самые брови, просмоленные, длинные плащи с широкими рукавами и просмоленные сапоги. Если бы я не знал, что бретонские капитаны одеваются именно так, то решил бы, что передо мной два матроса. Судовые документы оба привезли в просмоленных мешочках, затянутых веревкой, завязанной сложным морским узлом.

— Мы — подданные французского короля, мы не воюем с вами, — на плохом шведском языке сказал капитан первой бригантины.

— Ошибаешься, — опроверг я на французском языке. — В прошлом году ваши корсары захватили два наших торговых судна, идущих в Англию, и отказались отдавать, потому что те везли якобы военные грузы — материалы для кораблестроения. Вы идете в Швецию, а мы с ней воюем. Покажите документы на груз, посмотрю, а потом проверим, что в трюмах.

Проверять не пришлось. По документам на обоих судах были, в том числе, и бочки с порохом, и пистолеты. Французские пистолеты сейчас считаются лучшими. Не потому, что надежнее или точнее, чем голландские или немецкие, а выглядят элегантнее.

— Порох и пистолеты — это военные грузы, не так ли? — обратился я к французским капитанам.

— У меня пороха всего десять бочек! — возмутился капитан второй бригантины.

— Одной бочки пороха хватит, чтобы убить несколько сот русских солдат, — возразил я. — Вас вместе с матросами отвезут на берег. Пойдете налево вдоль моря. Там будет городок Истад.

— Мы знаем, — буркнул капитан первой бригантины.

— Когда доберетесь до своих, передадите королю, что захватывать русские суда нехорошо, — проинструктировал я и процитировал один из любимых лором Стонором фрагментов Библии: — Око за око, зуб за зуб. Пусть вам выплатят компенсацию из того, что получили за наши суда.