— Хотел проверить, знаешь ли ты, — немного успокоившись, сказал царь

— Не только знаю, а даже могу внести изменения, которые сделают корабль мореходнее, — сообщил я.

— А построить сможешь? — уже совсем спокойно спросил царь.

— Небольшое — да, а тебе-то, как понимаю, большие нужны. Их без чертежей не осилю, — честно признался я.

— Вот и нанятые мной мастера без чертежей не справляются. Вроде похоже у них получается, а не то, — рассказал он.

— Не можешь купить чертежи? Не продают? — догадался я.

— Купим! Никуда они не денутся! — уверенно произнес царь, залпом опорожнил свою кружку и протянул ее Меньшикову, чтобы тот наполнил снова.

— Найдем нужного человека и купим! — поддакнул ему будущий генералиссимус, герцог и князь, наливая пиво из глиняного кувшина емкостью литров пять.

— Могу помочь, — предложил я. — Что вам надо: фрегат, линкор?

— Линейный корабль первого ранга, — сразу выпалил Петр Первый.

— Для Балтийского моря он ни к чему, разве что для хвастовства. Слишком глубоко сидит и неповоротлив, в заливе будет постоянно садиться на мель, а то и вовсе выбросит его на берег, — возразил я. — Лучше за те же деньги построить два линкора третьего ранга. Они считаются самыми удачными из линейных кораблей.

— Голландцы утверждают, что корабли первого ранга — основа любого флота, — упрямо произнес царь.

— Они забыли добавить, что основа океанского флота, — сказал я. — Но тебе ведь линейные корабли нужны не в Белом море, а в мелководном Балтийском.

— Откуда ты знаешь? — настороженно спросил Петр Первый.

— Много ума не надо, чтобы догадаться, — ответил я. — Ты ведь в Нидерланды и Англию приехал опыт перенимать, а не к османам или персам, а самый короткий путь сюда из России по Балтике. Так что придется захватывать и основывать порты на ее берегах, а потом охранять торговые пути, для чего нужен мощный военный флот.

— Ты, смотрю, сметливый! — кривовато ухмыляясь, произнес царь, демонстративно выпустил в мою сторону табачный дым, после чего поинтересовался с издевкой: — Так, говоришь, себе только служишь?

— Себе и только себе, — ответил я, глядя в его темные, наполненные недоверием и опаской глаза через пелену сизого дыма, — а если не доверяешь мне, то и говорить больше не о чем, — добавил я, вставая.

Не нравился я ему. Может быть, чувствовал, что нет во мне уважения к его титулу, не считаю его богоизбранным, а может, еще что. И мне он не понравился. Креативный самодур — самая непредсказуемая, а потому опасная разновидность самодуров. Пусть сам живет в своей эпохе перемен.

— Сядь! — властно махнув рукой, приказал царь. — Все тут такие обидчивые, слова не скажи!

— Привыкли уважать себя и других, — подсказал я.

— Если будет, за что, и я уважу, — заверил царь Петр и спросил: — Сможешь достать чертежи таких кораблей? Заплачу щедро.

По Лондону сейчас ходит рассказ, как король Вильгельм Третий подарил царю Петру Первому яхту, за что был отдарен огромным необработанным алмазом, завернутым в исписанный лист бумаги.

— Попробую, — произнес я. — Но мне не только деньги нужны. Собираюсь возить тебе в Архангельск оружие, порох и что закажешь. Для этого мне нужен будет патент, что я на твоей службе, что мое судно под твоим флагом, чтобы в Архангельске пошлины не платил, как иноземец, и от бесчинств твоих непутевых людишек не страдал. Здешние купцы жалуются на них: мзду непомерную вымогают, а слово не держат.

— Перевешаю сволочей! — пригрозил царь искренне, судя по тому, как опять задергалась левая щека. — Везде мздоимцы и казнокрады, менять не успеваю!

Хотел ему сказать, что за следующие триста лет ничего не изменится, что русских так быстро не победишь, но решил не сбивать благородный порыв. В борьбе с человеческими пороками важен не результат, а процесс. Не победим, так согреемся.

— В начале лета, как лед сойдет с Двины, привезу пушки, какие закажешь, ифузеи, — предложил я.

Фузеями русские называли облегченный и укороченный мушкет, который сейчас был на вооружении почти у всех западноевропейских армий.

— Привози, заберу всё, — пообещал Петр Первый.

— Мне бы хотелось получать за них соболями. Я слышал, их продают только по твоему приказу или за мзду, — попросил я. — Заранее договоримся о цене. По прибытию в порт я буду отдавать твоим людям оружие, а они, согласно твоему указу, будут расплачиваться со мной. Тогда у них будет меньше возможности воровать.

— Никакой указ им не указ, найдут, что украсть! — прокаркал Меньшиков, который войдет в историю, как самый наглый вор и мздоимец Российской империи.

— А будут воровать, я тебе отпишу. Отрубишь пару голов — остальные думать научатся, — предложил я, не сильно-то веря в этот радикальный способ.

На что уж Сталин был беспощаден, а его прививки хватило основной массе населения всего на несколько лет. Остальные оказались и вовсе не прививаемыми.

— Получишь соболя, если привезешь хорошие пушки и фузеи, — пообещал царь, — но сперва чертежи достань.

В отличие от него, мне было не трудно купить их. Догадываюсь, что не продавали его людям только потому, что боялись продешевить. Весь Лондон гудел о сказочном богатстве русских дикарей, которые швыряются деньгами направо и налево. Этот гул я застану и в двадцать первом веке. Не понять расчетливым западноевропейцам, что широта русской души измеряется расстоянием полета зашвырнутых денег. Причем, как ни странно, купюры будут летать дальше, чем ныне золотые и серебряные монеты.

После выгрузки судна я поставил его в док на верфи, чтобы почистили корпус, поменяли испорченные по разным причинам, медные листы обшивки. Денег у меня хватало, мог позволить себе такое. Тем более, что цены на аренду дока и ремонтные работы были низкие. Купцы все никак не могли поверить, что война закончилась, что больше не будут страдать от французских пиратов, не спешили заказывать новые суда, видать, откладывали на лето. Распоряжался на верфи Адам Хенэм — сухой мужчина пятидесяти двух лет, впалые щеки и постоянный кашель которого свидетельствовали, что болен туберкулезом. Еще у него были горящие глаза, но, возможно, это было не из-за болезни, а из-за рабочего рвения. Складывалось впечатление, что он догадывается о приближении смерти и старается сделать побольше. Может быть, хочет обеспечить семью, а может, надеется, что работяги попадают в рай, где блаженствуют вместе с тягловыми лошадьми. Яблоком познания для этого Адама оказались всего лишь шесть сотен шиллингов.

— Вот думаю, не заказать ли мне новое судно? — сказал ему. — Хочется большое, ластов на триста или даже пятьсот-семьсот. Но вроде такие строят редко, надо заказывать расчеты, чертежи, а стоит это дорого. Мне советуют купить старый линейный корабль и переделать его. Война закончилась, несколько штук выставляют на продажу. Говорят, запросят не дорого. Что скажешь?

Покашляв и вытерев рот платком, черным, чтобы, наверное, не так бросались в глаза пятна крови, Адам Хенэм поделился своим мнением:

— Военный корабль — он и есть военный корабль. Они тяжелые, неповоротливые, много места теряется из-за толстых бортов. Как его ни переделывай, все равно будет не полностью соответствовать своей новой роли. Лучше взять чертежи военного корабля и подправить их для надобностей торгового судна. Я мог бы сделать эту работу за неделю, самое большее за две. Возьму всего сотню шиллингов.

— А где взять исходные чертежи фрегата или корабля третьего ранга? — поинтересовался я.

— Я найду чертежи и того, и другого, — ответил он.

— Не мог бы ты сперва дать их мне дня на три? — спросил я. — Хочу посмотреть сам, показать компаньонам, посоветоваться со знающими людьми.

— Конечно, могу, — согласился он. — Только залог оставишь по сотне шиллингов за каждый. Мало ли что может случиться?!

— Само собой! — заверил я.

Через день Адам Хенэм привез на телеге в гостиницу, где я остановился, три большие и толстые папки из кожи, в которых были сложены чертежи фрегата и кораблей третьего и второго рангов, настолько подробные, что даже я бы смог по ним построить. Нанятая мною дюжина чертежников сделали копии за два дня, получив за работу по месячному жалованью. Еще день я продержал папки у себя для вида. После чего вернул Адаму Хенэму, добавив десять шиллингов за хлопоты.