— В конце концов получилось, миледи. После некоторых усилий. Но — завтра, на глазах людей, на ваших глазах… Стоит ли оно того, миледи? Людям свойственны предрассудки. Тут, конечно, давно все свои, знают и не разбегутся, — Ривер намекал на старый обычай, когда слуги могли покинуть дом, невзирая на договоренности, если хозяин не сумел разжечь новогодний костер.　

Какие непредвиденные сложности. И ведь Валантен ничего не сказал ей заранее. Да и теперь не сказал, она узнала все от слуги. А сам он рассчитывает справиться?　

— Он не совсем человек, миледи, — сказал Ривер тихо и мягко, — не требуйте от него слишком многого, пожалуйста. Не сердитесь. Я с ним много лет, он мне как сын, да простится мне моя дерзость. Мы все надеялись, но…　

Несложно было понять, на какие надежды он намекал.　

Некоторое время Тьяна молчала, пребывая в замешательстве. Наконец, нашлась:　

— А я человек, Ривер. Надеюсь на это, во всяком случае. И я венчалась у священного огня с человеком, потому что иначе ничего бы не вышло, верно? И от меня ждут ребенка, который должен быть человеком, как же он может родиться от того, кто не человек. И очень жаль, что никто не сказал этого раньше… про огонь. Но я теперь не понимаю, как этого избежать, потому что все ждут новогодний костер.　

— Напишите герцогу, миледи. Отправляйтесь в Верхний и поучаствуйте в общем празднике. Пусть герцог пригласит вас. Все поймут правильно.　

Герцог и герцогиня только накануне приехали из Гарратена, где провели больше месяца. Приехали специально ради Новогодья, чтобы отпраздновать, как полагается. И, наверное, в честь праздника пока еще не встал вопрос о неслучившейся беременности, зато потом, наверное, все будет — и озабоченные реплики, и осмотр колдуна-лекаря, если только целый консилиум не соберут.　

— Вот именно, все поймут, — сказала Тьяна с горечью, — поймут, что Нижний не дом, в котором есть хозяин, а временное пристанище, берлога для зверя, да? Нет, это не так, и никто не должен ничего такого понимать.　

Слуга поспешно отвел взгляд.　

— Что вы, миледи.　

Для всех до сих пор, выходит, было именно так. Не дом, а убежище. Берлога. И стало понятно, почему

Овертина так странно отреагировала на желание Валантена сделать ее здесь хозяйкой. А когда Валантен хотел поселить здесь первую жену, чего он ждал и на что рассчитывал? Кто знает. И спрашивать она, конечно, его о таком не станет. Одно ясно — их отношение к мелочам, из которых складывается жизнь, очень различно. Валантен воспитан иначе, чем любой другой молодой человек, что здесь, что в Предгорье, он всегда был отгорожен от жизни высоким забором. Он многое, очень многое понимает не так, как она!　

И, тем не менее, он пошел у нее на поводу, и желает угодить ей, и для этого учится разжигать огонь, несмотря на то, что его внутренний зверь не желает иметь дела с огнем. И не он рассказал ей о своих затруднениях, это сделал Ривер.　

— Благодарю, — сказала она, — я поняла. Я подумаю над вашими словами. В прошлые годы Валантен ходил на праздник в Верхний?　

— На разжигание костра? Нет, миледи.　

— И он не танцевал там, у костра на площади? — конечно, можно было не спрашивать, ответ и так понятен.

— Нет-нет, — опять опустил глаза Ривер, — их милости, конечно, танцуют…　

Еще бы. На Новогодье у костра все танцуют, кто способен хоть как таскать ноги.　

— Спасибо, Ривер, — повторила Тьяна.　

Когда Ривер ушел, она набросила шубку и вышла на берег. День выдался почти безветренный, что было редкостью, море в солнечном свете казалось прозрачным, изумительного сине-зеленого цвета, не такого, как летом, а гальку под ногами покрывала густая белая изморозь. Совсем не такая зима, как дома. Перед ней, Тьяной, леди Айд, — дивной красоты бескрайняя морская гладь, пронизанная холодом и светом, позади нее — искрящиеся от инея высокие каменные стены ее дома. И будут ли эти стены под крышей — домом? Станет ли она сама теперь так считать?　

Все на свете — условность. Человечность — это не только умение зажигать огонь возле дома. И даже не столько это. Но это тоже один из камешков, поверх которых сложена стена. Если один камешек выпадет, остальные удержатся. Или не удержится. Это зависит от разных обстоятельств.　

Она ведь не обращала на это внимания. На то, что Валантен никогда сам не разжигал камин. Они вдвоем проводили немало времени у огня, но он не приближался слишком, и даже дрова чаще подбрасывала она сама…　

И чего она так разволновалась. Им просто надо разжечь новогодний костер. Им, вместе. И они будут танцевать, а потом Валантен станет резать мясо, стоя у праздничного стола. Сверху, из замка, доносился запах жаркого — на кухне уже второй день жарилось и пеклось. Тьяна сама смешивала специи и мариновала мясо…　

— Тин, — окликнул ее Валантен, — ты что здесь делаешь?　

Он не стал спускаться по лестнице, просто спрыгнул с высоты на морозный галечный берег — у него никогда не хватало терпения перебирать ногами каждую ступеньку.　

— Я гуляю, дорогой мой муж, наслаждаюсь красотами и дышу морозным воздухом, — ответила она, когда он подошел.　

— Ты слишком легко оделась. Не простудись, — он придирчиво окинул ее взглядом.　

— Ни за что, — она улыбнулась.　

Сам он был лишь в штанах и белой рубахе с закатанными рукавами — совсем не то, в чем благородный　 человек выходит из дома, тем более зимой, перед Новогодьем. Ну да для Валантена Айда одежда имела　 лишь символическое значение, его шуба была всегда с ним, под рубахой. А вот обуви он и теперь не надел, был босиком, хотя у Тьяны ноги уже начало прихватывать холодом даже через сапожки.　

Он обнял ее, поправил на ней просторный меховой капюшон, она потерлась носом об его рубаху, вдохнув привычный уже, чуть пряный его запах. Улыбнулась, заглянув ему в лицо:　

— Ну, что, мой лорд, вы готовы завтра плясать со мной у костра?　

— Готов, моя леди. Сколько пожелаете.　

И ни слова ни о каких затруднениях. Наутро они увидела их своими глазами — Ривер не напрасно беспокоился.　

Рано утром они, нарядные, вышли во двор, там уже собрались почти все жители Нижнего. Она замешкалась у накрытого стола, наблюдая, как он складывает башню из дров, вроде бы правильно, хорошо складывает. Вот он достал из кармана кожаный мешочек с огнивом, вытряхнул из него кремень и взял его в левую руку, уронил трут, поднял его, присел на корточки у дровяной башни.　

Тьяна наливала вино в серебряный кубок и напряженно смотрела, как ее муж ударил огнивом по кремню раз, другой, и как вздрогнул, когда искра все же вылетела… а трут не загорелся. Ей показалось, что он чуть не уронил огниво, и это было плохо. Все смотрели. Затягивать такое не стоило. Не все слуги, конечно, понимали, что происходит и почему…　

Она поспешно подхватила кубок, подошла, положила руку ему на плечо и громко, с улыбкой сказала.　

— Простите, мой дорогой лорд, но вы торопитесь. Вы мне обещали! Это наш первый костер, и нам следует сначала выпить чашу за здоровье и любовь, а потом зажигать его вместе! Так делают на моей родине.　

Это Тьяна придумала накануне: если что-то пойдет не так, сначала отвлечь внимание, а потом вместе зажечь огонь. А про якобы обычай ей пришло в голову только что. Кто может знать точно? Всегда можно сослаться на что-то давно забытое или никому не известное, что свято соблюдается только в замке Рори.

А договариваться заранее — конечно, нет. Вдруг у Валантена все прекрасно получилось бы, зачем обижать недоверием?　

Валантен встал, в его взгляде мелькнуло недоумение, но возражать он не стал, лишь глаза застыли, заледенели. Обиделся? Понял, что она недовольна и желает его выручить. Ему больно, что она видит его слабость, которую он вовсе не собирался демонстрировать так явно. Но все рано, надо спасать положение, а помириться с ним она всегда сможет и после. Эту нехитрую истину Тьяна уже усвоила, как всякая молодая женщина: мужчина, который тебя желает, никогда не будет с тобой в ссоре. Если не натворить что-то совсем уж ужасное, конечно, а что именно — у каждого это свое…