— Теперь, кажется, поняла, — кивнула Тьяна.　

«Затевать это» — значит сближаться с Валантеном. Нужно было делать так, как, должно быть, собиралась леди Нила — страдать, жить в Верхнем, родить скорее ребенка и сбежать, и мечтать, чтобы скорее дали развод. Может, и дали бы, хоть договором, вообще говоря, иное предусмотрено. А она… ну, да, она соблазнила Валантена Айда.　

— Я поняла, — повторила Тьяна, — все считают, что я притворяюсь, обманываю, зачем-то очаровала Валантена, а потом защитное заклятье снимут, и он узнает правду? Узнает, что он мне отвратителен? Но это не так. И что, все так думают?　

— Я слышала, как его милость говорил леди Овертине, что вы, должно быть, действительно странная, — сказала эссина Сайрани тихо, чуть запинаясь, — но тем лучше, потому что он рад за лорда Валантена, и хотел бы не вмешиваться и дать вам с ним шанс. Но, вообще — да, верит мало кто. Неужели такое действительно возможно?　

— Я не обманываю лорда Валантена, — ровно сказала Тьяна, — делаю все в пределах наших с ним договоренностей, не лгу и не притворяюсь. В нашу первую ночь на мне не было заклятья. Можете не волноваться, от меня и без заклятья не будет пахнуть отвращением, потому что я его не испытываю. Но благодарю, что объяснили.　

— Прошу меня простить, если обидела. И вот что, вы всегда можете рассчитывать на меня. Во всем, — она сердечно посмотрела на Тьяну.　

— Хорошо, — Тьяна постаралась улыбнуться как можно непринужденней, — это действительно важно, и я вам очень благодарна, что объяснили. Так нарисовать вам еще чей-нибудь портрет? Рисовать мне больше хочется, чем вышивать.　

— Вы чудесно рисуете, — заулыбалась и экономка, — портрет леди Овертины, если можно? И лорда Кайрена.

Их общий портрет, мне бы очень хотелось.　

Этого Тьяна не ожидала. Но, ладно уж, почему бы и нет.　

— Я спрошу у них, попрошу позировать мне, — сказала она.　

Вот интересно даже было бы взглянуть, как на такое отреагирует Овертина.　

Экономка ушла, предварительно рассыпавшись в благодарностях. Тьяна убрала рисовальные принадлежности, прошла коридором до двери в его конце и спустилась по узкой лесенке на пляж, а потом пошла вдоль кромки прибоя, уворачиваясь от самых настырных волн, которые норовили цапнуть ее за туфли. Ветер дул, трепал выскользнувшие из плена шпилек пряди. Зачесался палец на руке, и она почесала его, подвинув кольцо… кольцо Айноры. Привычно погладила его камень.　

Скорее бы с нее сняли это ненужное заклятье, и родился бы ребенок, и все бы отстали от них с

Валантеном, успокоились бы, дали бы им спокойно жить в Нижнем. Может быть, тогда наладится вообще все. И жизнь их со временем будет становиться все нормальнее, и не такой уединенной?　

Валантен не услышит, как он нее пахнет отвращением к нему. Не может такого быть, с чего бы? Что он должен сделать, чтобы стать ей отвратительным?　

Даже в голову ничего такого не приходило. И пусть она странная, какая угодно.　

У нее скоро родится сын. У них, точнее, скоро родится сын.　

А на душе отчего-то было тревожно, неприятно.　

— Тин! — голос Валантена принес ветер.　

Она оглянулась — он, ее муж, стоял неподалеку. Подошел к ней, раздетый до пояса, как утром, полотняную куртку он перебросил через плечо.　

— Мы поговорили с эссиной Сайрани, — сообщила она.　

— Она тебя чем-то расстроила?　

— Нет, ничуть. Мы почти подружились. Представляешь, она может скоро стать моей родственницей. Мой кузен заглядывается на ее племянницу.　

— Да? Вы состоите из сюрпризов, моя леди, — он засмеялся.　

— Какой же это сюрприз? Вы женились не на принцессе, мой лорд. Я лишь девушка из благородной семьи.　

— Верно. Как же я, о Пламя, этому рад, — он обнял ее, и она прислонилась к нему, спрятала лицо у него на груди.　

Его шерсть опять была чуть влажной. И ей, Тьяне леди Айд, было очень хорошо стоять так, в этих очень надежных объятиях, хоть и да, все равно тревожно немного.　

Но это пройдет…　

Глава 30. Тайны явные и неявные

На следующий день после памятной беседы с экономкой леди Овертина, окликнув Тьяну, сказала:　

— Я не перестаю удивляться, дорогая Тин. Как вы добились того, что Сайрани, говоря о вас, чуть ли не поет от восторга?　

Здесь же был и его милость, он нежно держал супругу за руку. Видимо, до этого они только что мило беседовали друг с другом.　

И вроде бы в самих словах Овертины не было ничего плохого, но их тон означал, что Тьяна сделала нечто ужасное.　

— Я никак этого не добивалась, миледи, — она опустила взгляд, — но мы с эссиной родились почти по соседству. У нас много общего, и есть о чем поговорить.　

— Много общего с Сайрани? — рассмеялась Овертина, — да вы раньше в глаза ее не видели. Мне кажется, что у вас есть амулет, вызывающий расположение людей. Ведь, не успев здесь появиться, вы уже поразили нас своими успехами, начав с лорда Валантена. Если так, Хойру надо проверить, нет ли там побочных свойств?　

— У меня нет такого амулета, — тихо сказала Тьяна.　

— Я слышал, моя дорогая, у некоторых женщин такой амулет с рождения растворен в крови, — весело заметил герцог, — оттого малейшие их усилия приносят прекрасные результаты.　

Тьяна искоса взглянула на его милость — после слов герцогини ей было непонятно, хорошее имеет в виду герцог или плохое? Нет, кажется, на это раз он откровенно встал на сторону Тьяны, и в его взгляде, обращенном к жене, затаилось умело скрытое раздражение.　

Его милость никогда не гневался, не выражал недовольство открыто — такой, видно, ему достался характер.　

— И вы не можете дарить кому-то мои портреты, — продолжала Овертина, — вам не кажется?..　

— Миледи, я собиралась спросить у вас разрешения, и чтобы вы попозировали мне. Ведь портрета пока нет.　

— Что вы, я доверяюсь не каждому художнику, — герцогиня рассмеялась, — я сама подарю свой портрет Сайрани, если она этого желает.　

— Как вам угодно, миледи, — пожала плечами Тьяна.　

Нечто подобное можно было предположить, поэтому и огорчаться было бы глупо.　

— Хотела бы я иметь такой амулет, — продолжала Овертина, видно, не обратив внимания на замечание герцога, — чтобы тоже очаровать и моего супруга, и половину мужчин в Нивере, не говоря уж про его величество.　

— Вам не поможет, Овертина, — вставила леди Уна, которая, оказывается, тоже подошла, — я хочу сказать, что у вас-то уж точно есть врожденная стойкость ко всем амулетам на свете. Да и зачем бы, вы и так красивее всех. Тин, может, нарисуете меня? Я видела ваши рисунки, они чудные. Вы ведь можете нарисовать меня с Эркатом вдвоем? — и она с вызовом посмотрела на невестку, потом на брата.　

— Дорогая, это дурная примета, жениха и невесту вместе не рисуют, — пошутила Тьяна, не удержавшись, потому что захотелось сказать что-то в пику герцогине, и та тут же наградила ее мрачным взглядом.　

Впрочем, и герцог тоже нахмурился.　

— Лорда Эрката не следует называть женихом Уны, Тин, — сказал он, — помолвка отменена королем.　

Сестра герцога с ее любовью к младшему Каридану была одна против всех. И Тьяна ей сочувствовала, но сделать, похоже, ничего было нельзя.　

— Вот бы сбежать, и пожениться тайно, — буркнула Уна, когда они отошли от герцогской четы. Тин, я так мечтаю, чтобы что-нибудь случилось. Не могу же я мечтать о том, чтобы ваш с Валантеном ребенок подольше не рождался? Поэтому пусть случится что-то ужасное, такое… Такое, чтобы никто особенно не пострадал, но нам с Эркатом разрешили пожениться.　

— Уна, нам только ужасного тут не хватало! — вздохнула Тьяна, — но я очень хочу, чтобы вы поженились.

Если бы можно было вам помочь.　

— То есть, если что, я могу на вас рассчитывать? — лукаво улыбнулась Уна.　

— Помочь с побегом? Не ловите на слове, — Тьяна засмеялась, — но я не предам вас, и всегда постараюсь помочь.　

— Угу, — кивнула Уна, — вы как Овертина, да?　

— Как Овертина? — Тьяна даже растерялась, остановилась, — а что же у нас общего, по-вашему?