У нее были права, да. Но пока она их не заслужила, и прекрасно понимала это. Всего лишь получила аванс. Жизнь с Валантеном и все усилия, которые она прикладывала для блага Нижнего замка, не имели сколько-нибудь серьезного значения. По-настоящему заслужить что-то в Нивере для себя можно было лишь одним — рождением наследника. Или хотя бы наступившей беременностью. 

Через три месяца после снятия защитного заклятья Тьяна все еще не могла порадовать Айдов долгожданным известием. Хойр привел колдуна-лекаря, который полчаса смущал ее откровенными вопросами и осматривал с помощью стеклянного куба. Лекарь пришел к выводу, что с леди все в порядке, и, возможно, виной всему последствия от слишком сильного охранного заклятья. Надо просто подождать. 

Между тем потихоньку наступала осень. Подули ветры, море стало беспокойней и что ни день пенилось белыми барашками, а однажды разыгрался шторм, и тогда Тьяна, наконец, поняла, почему даже нижний этаж их замка поднят так высоко — волны доставали до стен, разбивались о них, и, стоя у окна, можно было промокнуть.

Все больше холодало, пошли дожди, ветры, кажется, продували насквозь толстые каменные стены, и камины топились теперь целыми днями. Валантен почти перестал ходить на верфь — работы там свернули до весны. А вот в мастерский замка ее, наоборот, прибавилось, там строгали, пилили, шили.

Валантен подолгу просиживал за своим столом на низкой скамье, зажав между двумя пальцами короткий толстый карандаш. Иногда сердился, и его громкий рык раздавался по замку, иной раз до Тьяны доносился грохот разбиваемого стула. Это никого не беспокоило, было в порядке вещей, а новая мебель — постоянной статьей расходов. 

Иногда Тьяна помогала в чертежной, если самой хотелось, но чаще ей хватало и других забот.

Следовало нанять экономку, Хойр приводил проверенных им и одобренных в Верхнем кандидаток — она отказывалась, скорее, потому, что ей нравилось самой справляться со своими делами. Заявила, что наймет экономку, когда наступит беременность и надо будет поберечь себя… 

Смешно. Отчего тут себя беречь, при такой ораве слуг? Но да, при беременности экономка становилась обязательной величиной, и Тьяна смирилась, пообещала. А пока она каждый вечер шла в кухню, чтобы присесть во главе стола и выпить свой вечерний чай со служанками, как положено хозяйке замка у них дома, в Предгорье. Из своей, особой чашки, расписанной птицами, из которой раньше пила Сайрани, а до нее — еще кто-то. 

Каждое утро — бумаги, письма, записки от управляющего. Горящий камин в библиотеке, которую она незаметно превратила в свой кабинет. Разобраться, ответить на письма, сделать распоряжения. Письма из дома и от тети Эллы приходила регулярно. Тьяна знала, что помолвка ее кузена с племянницей Сайрани почти слажена, вот у Брена дела шли не так хорошо: сделав одно предложение понравившейся эссине и получив отказ, он затаился, не решаясь пока продолжать. Мать огорчалась и в письмах просила дочь повлиять на нерешительного братца. Удивительное дело, войдя в семью Айдов. Тьяна приобрела высокий статус и права влиять и в глазах родной матери. 

Иногда приходили письма от Уны — та была счастлива, жизнь в Гарратене даже при всех ограничениях оказалась очень нескучной, любимый Эркат Каридан — лучшим из мужчин, а графиня — доброй и заботливой свекровью, которая, к тому же, совсем не вмешивалась в жизнь молодых виконта и виконтессы. Тьяна также получала письма из школы для юных колдуний, как попечительница одной из воспитанниц. Письма писала воспитательница, они содержали краткий отчет об успехах и поведении этой незнакомой девочки, и всегда просьбу прислать некоторую сумму, что Тьяна сразу и делала. Иногда она показывала эти письма Хойру. Когда она попробовала написать лично маленькой гадалке, та не ответила… 

Покончив с необходимым, можно было читать и рисовать. Иногда по вечерам они с Валантеном по нескольку часов проводили, лежа вдвоем на ковре у камина, и это были восхитительные часы. Можно было разговаривать обо всем или читать, прижимаясь спиной к горячему боку мужа, пока тому не становилось скучно и он не решал, что пора осторожно запустить руки под просторный вечерний халат Тьяны… 

И это тоже было увлекательно. 

За стенами свистел протяжно ветер или хлестал дождь. Но, как Тьяна и сказала когда-то Хойру, с ее мужем, большим и теплым, как печка, не могло быть неуютно, а дров для каминов у них было вдоволь.

Зимой шерсть Валантена стала длиннее и гуще, и в точности напоминала мохнатую медвежью шкуру — Тьяну это забавляло. И, как ни странно, практически лишенная теперь общества блестящих лордов и леди, она находила мужа все более обыкновенным, привычным, таким, как нужно. Все чаще она ловила себя на мысли, что это не Валантен необычный и даже странный, а все остальные лорды, у которых нет шерсти. Они голые, им неудобно, им холодно… Она делилась этими мыслями с Валантеном, и оба они смеялись над ее рассуждениями. 

Подступало Новогодье, а леди Айд по-прежнему не была беременна.

Глава 40. Костер на Новогодье

Все получилось так, как она обещала себе и другим: зарытый в землю кувшин, куда все жители Нижнего бросали ей записки. В записках были добрые пожелания хозяйке и мелкие жалобы, только вторая повариха и старшая горничная немного ябедничали друг на друга — Тьяну это только рассмешило. Был большой костер… 

Да, в конце концов, у них получился этот большой костер. 

В последний день старого года полагалось встать рано и разжечь новогодний костер. Разжигать следует мужчине, хозяину. Хозяйка не должна позволить огню погаснуть. У человека небогатого костер перед домом невелик — ведь дрова зимой дороги, но у замков людей владетельных маленького костерка быть не может. Новогодний костер — это счастье для семьи и удача на весь будущий год. Даже у них, в Рори, его жгли щедро, а дрова запасали с лета, складывали в особый сарай. 

Отец всегда вставал в этот день рано, будил Брена, и они шли священнодействовать во двор. Брен не помогал, только смотрел. Отец сам складывал дрова особым образом — башней, и дрова загодя сам готовил, проверял, подсушивал у камина в зале, чтобы занялись сразу и горели красиво и ярко. Много наблюдательных глаз будут подмечать, как это получилось у хозяина, и придет ли в дом в новом году счастье и благоденствие. Огонь загорался, и потом уже мать начинала подкладывать дрова, после нее — они с Дивоной, и маленькие сестры тоже ждали своей очереди. 

Складывать костры умели все подросшие дети Рори, причем по-разному. Костер для высокого пламени, или дли того, чтобы приготовить еду, жарить дичь или повесить котелок, или такой, чтобы долго греться около него. Дрова можно сложить «башней», «колодцем», «драконом» — получатся разные костры для разных дел… 

Накануне заветного для к Тьяне пришел Ривер, слуга Валантена. 

— Я хотел бы кое-что объяснить вам, миледи, — он был немного обеспокоен, — я сегодня долго учил милорда разжигать костер. Должен сказать… Сложить дрова милорд, конечно, сможет без проблем, а вот разжечь огонь ему бывает непросто. Может вы, на всякий случай, заручитесь помощью Хойра? Я понимаю, что в такой день не прибегают к колдовству. Но у милорда ведь и без того все не так, как бывает у людей. 

— Ошибаетесь, Ривер, — возразила она, — у милорда почти все именно так, как бывает у людей. Я его жена и знаю точно, — она посмотрела в глаза слуге. 

Он опустил взгляд. 

— Конечно, миледи. Но на нем заклятье. В нем живет звериная сущность, вы ведь не можете отрицать? А звери не любят огня, они его боятся. Милорд с детства не любил огонь и не мог его зажигать. Отец пытался учить его, конечно, и бросил, отступился. Когда милорд был ребенком, это все в нем было ярче… я хочу сказать, его зверь проявлял себя сильнее, миледи. 

— Но ведь он давно не ребенок? И многое умеет такого, чего не делают дети? — не сдавалась Тьяна, — вы говорите, что учили его сегодня — и что же, не получалось?