Валантена — тоже.　

Да где же это дерево?!　

— Миледи! Туда, — окликнул ее отец Дорин, — дерево там. Мы подъехали с другой стороны.　

Дерево и было там, толстенное, со слегка кривым стволом. То самое.　

Она подошла, посмотрела. Теперь она знала, куда смотреть: сестра Морри говорила «под деревом».

Значит, должно быть какое-то углубление, маленькая пещера между корней, но ничего такого не было видно. Она обошла дерево, опустилась на корточки и принялась разгребать снег прямо руками.　

Должно ведь что-то быть.　

Отец Дорин подошел, присел рядом.　

— Погодите, миледи. Видите, вот тут начал расти еще один ствол, а потом, видимо, засох, — он показал нарост у основания ствола, — все-таки много лет прошло. Здесь надо подрубить, возможно, когда-то этот росток закрыл дупло.　

Он помог ей встать и отвел чуть в сторону, а сам крикнул и махнул рукой, подзывая рабочих.　

Тьяна смотрела, как рослый здоровяк-лесоруб крушит ствол огромным топором, откалывая он него все новые и новые куски.　

— Довольно, — остановил его священник, — это дерево росло тут задолго до нас, должно расти и впредь!　

Видно было, что между корней открылась небольшая полость. Отец Дорин достал нож и принялся ковырять им под деревом, выгребая землю.　

— Я нашел! — и он с торжествующим видом вынул из ямы бутыль с широким горлом, — залито сургучом, — пояснил он, — все правильно, это от сырости.　

— Дайте! — Тьяна подошла, протянув руки.　

Священник отстранился.　

— Погодите, миледи, пока это мое дело.　

Тьяна смотрела, как он не спеша, аккуратно откупоривает бутыль, как вынимает из нее цилиндрический кожаный футляр, за футляром тянулся лоскут с надписью.　

— Для леди Тьяны Айд, — громко объявил он, — подтверждаете ли вы, что зоветесь именно так? Иначе не сможете почесть написанное.　

Он был очень взволнован, для него вскрывать и вручать Тайну тоже было впервые.　

— Все правильно, — сказала Тьяна, — я леди Тьяна Айд. Именно так.　

И тогда он торжественно извлек из футляра скрученный в трубку кусок пергамента, и вручил Тьяне. Она развернула.　

Там была всего пара строк, очень четким, понятным почерком.　

«Единственный. назначенный, любящий искренне. единократно должен сказать об этом во всеуслышание. так чтобы слышали также земля. небо и вода»　

Она прочитала про себя, потом вслух, пытая понять все. Так мало написано, и ни слова на самом деле о герцогине Тьяне, и о ее муже, и о Дайне. Никто не назван. Что такое — единственный, назначенный?

Любящий — это понятно. Во всеуслышание? Должны услышать все? Тетя, мать Рамуана, отец Дорин?

Рабочие, которые рубили деревья? Белки, которые, может быть, прячутся в лесу? Земля, небо и вода?

Небо высоко, но оно, по крайней мере, тут, над головой, а вода? Нужен берег моря?　

— Что значит — единственный, назначенный? — она посмотрела на священника, — речь о клятве?　

— Назначенные — это из Храмового канона, так называют тех, кто произносил совместные обеты, — тихим, напряженным голосом пояснил тот, — это может быть какой-то обет, брак, помолвка. Насколько мне известно, это слово имеет сходный смысл во многих канонах. Таких людей не должны связывать кровные узы.　

Он тоже был взволнован.　

Помолвка. Значит, герцогиня Тьяна все-таки всерьез давала обещание Дайне, а потом не выполнила, и он посчитал себя обманутым. Поэтому верил, что имеет какие-то права.　

— Единственный — значит, лишь кто-то один может быть выбран, если назначенных несколько, — добавил священник.　

Ну, да, об этом уже в записке было сказано. Нужен тот, кто любит больше.　

— Единократно — то есть лишь одна попытка у каждого назначенного, как я понимаю, — пояснил священник, не дожидаясь очередного вопроса Тьяны.　

— Я жена, мы венчались в Храме, — сказала она, — значит, я могу, да?　

Священник кивнул.　

— Вода… Здесь есть озеро? Или колодец?　

— Здесь и так всюду вода, миледи. Снег тоже вода.　

— Во всеуслышание. Значит, очень громко, — он посмотрела на отца Дорина.　

Тот кивнул.　

У нее была всего одна попытка, чтобы сделать это правильно. Ненужная уже попытка. И какая насмешка судьбы, ведь судя по тому, что написано, ни герцог, ни Эрт Дайне и не могли снять заклятье. Получается, что шанс на это был лишь у нее одной. Только она подходит под все названные условия. И когда двадцать семь лет назад герцог Нивер кинулся искать ключ к заклятью, ему не могло прийти в голову, что записка Дайне лишь вводит в заблуждение.　

И что Дайне сам заблуждался. Он не ожидал, что расколдовывать придется не герцогиню, а ее ребенка, и снять заклятье сможет женщина, которая тогда еще не родилась. Да, должно быть, так.　

Ну, что ж…　

Она отдала пергамент священнику, и приложила ладони рупором ко рту. И крикнула очень громко, во всю силу голоса:　

— Я люблю Валантена Айда! Я люблю его!　

Собственно, это было все. Во всеуслышание. А также для неба, земли и воды. Пусть будет так, хоть это

Леди Фан подошла сзади, обняла ее.　

— Пойдем, Тин.　

Тьяна послушалась. Но сделать ей удалось лишь несколько шагов, и живот скрутила резкая боль.　

— Мне больно… — прошептала она, вцепившись в тетю, и замерла, задержав дыхание, и почти сразу ощутила, как по ногам потекла теплая влага.　

Понятно, что это было, и так тревожно и даже страшно, что именно сейчас.　

Леди Фан не удивилась, она со вчерашнего дня с беспокойством ожидала, что это случится.　

— Ничего, девочка, подыши глубоко, сейчас станет легче, и пойдем в карету, — шепнула она, — мы успеем вернуться в Обитель. Это просто роды, моя хорошая…　

Глава 60. Король и Валантен

Оглядевшись, леди Овертина с усмешкой подумала о том, что таким людным королевский замок в Гарратене бывает лишь в дни праздников. Но сегодня утром случилось нечто лучшее, чем праздник — случилось чудо. Заклятье, наложенное около тридцати лет назад на члена одной из самых могущественных семей Грета, снялось, причем самым невероятным образом.　

Снялось на эшафоте, за минуты до того, как голова приговоренного должна была скатиться с плахи на заботливо подстеленную солому. Теперь не скатится. Теперь для всего Грета невиновность лорда Айда практически не подлежит сомнению. Все слишком верят в то, что на эшафоте чудеса просто так не случаются. Только не на эшафоте. Силы могущественнее любых человеческих присматривают за моментами рождения и смерти, и казней тоже.　

Все это было утром. А уже вечер…　

Леди Овертина, герцогиня Нивер не спеша, с привычным достоинством поднялась по широкой лестнице из жемчужно-белого каррского мрамора и шла по залу, перед ней расступались, ей кланялись, она отвечала наклоном головы. Шла прямая, стройная, безукоризненная, в парадном полном трауре — дорогие кружева и ткань, изящный фасон, работа эссины Витолы, и ни малейшей вольности, даже из дозволенных. Ее белокурые волосы, собранные в строгую прическу, не искрили алмазными бликами. Все украшения герцогиня сняла после смерти мужа и более к ним не прикасалась. Оставила лишь изумруд Айдов на пальце, но это было не украшение, хоть и драгоценность. Не просто украшение, точнее.　

Она подошла к лорду-сенешалю, улыбнулась одними уголками губ.　

— Милорд. Есть уже новости?　

— Пока ничего, герцогиня, — вздохнул он, — они по-прежнему разговаривают. Час назад король попросил подать легкое вино. Вы утомлены, миледи.　

— Нет-нет, все в порядке.　

— Я пришлю вам сейчас дежурного колдуна из придворной службы? Он слегка поддержит ваши силы.　

— Не надо, я не доверяю чужим колдунам, даже королевским, — махнула она рукой, — но хотела бы получить обратно своего.　

— А ваш сейчас под опекой графа Эйнари? — понимающе улыбнулся сенешаль, — кстати, я видел графа только что. Рядом с ее величеством.　

Они разошлись, обменявшись улыбками напоследок.　

Лорд-сенешаль понял верно, Овертина с ног валилась от усталости, сказывалась бессонная ночь и волнения последних дней. Но жаловаться сейчас было бы гневить Пламя Всевидящее, Айды сегодня получили роскошный подарок. Она позволила себе съездить домой и переодеться, освежить лицо и убрать синяки под глазами с помощью амулета, но наблюдательный старик-сенешаль все равно нашел к чему придраться. Ничего, уже почти все…