— Так вот. Меня уговорили, но не подумали про амулет, который скрыл бы от него мои чувства. Он сразу же
— Потом я малость успокоилась, осознала, уговорила себя, что все не так уж страшно, и сама попросила его о том же. Даже дважды, если честно. Он отказался. Наотрез. Так что, правда в том, что ваш муж меня отверг. Трижды, получается. Вы довольны?
Тьяна пожала плечами.
— Что же герцог?..
— Мой муж? Жестокий вопрос, дорогая Тин. Он в это время был очень зол. Вообще на всех. Но согласился, что, конечно, ранило мне душу. Но. видите ли… Он герцог, сын герцога. Я дочь графа и внучка короля. Мы оба росли с мыслью, что иногда идти на жертвы необходимо. Вот и все. Я ответила?
— Да. Благодарю, миледи. Обещаю, что никто и никогда не узнает о нашем разговоре.
— Тогда я тоже благодарю вас.
Тьяна сказала Валантену лишь об осмотре, колдовском и лекарском, и о том, что их милостей беспокоит, не стараются ли они как-то отсрочить появление ребенка.
— Что за чушь! — Валантен вспыхнул, оскалился, показав клыки, — Хойру уже не доверяют, что ли? Я поговорю с Кайреном! И распоряжусь, чтобы колдунов с повитухами сюда не подпускали. Надоели, в конце концов!
— Нет, нет, Валантен, — она схватила его за руку, — не надо. Они убедились, что мы ничего не делаем против, ну и ладно. Я тоже очень хочу ребенка, Валантен!
— Очень хочешь? — он обнял ее, — будешь радоваться ему, а не мне?
— Как вы глупы, милорд. Я буду радоваться вам обоим.
— Тогда ладно. — он выдернул прядь из ее прически, намотал на палец.
— Милорд, я обещаю, что все будет хорошо, и у нас будет здоровый и красивый сын, похожий на вас.
— Э… минутку, — он опять показал клыки, но уже в усмешке, а глаза сузились и тоже заискрились смехом, вы считаете, что сходство сына со мной кого-то здесь порадует, моя леди?
Тьяна покачала головой.
— Он будет похож на того Валантена Айда, который скрыт от меня вот этим, — она взъерошила его шерсть, на того, которого я никогда не видела. Вот я и посмотрю.
— Теперь понял, — кивнул он, — ты очень огорчена, что никогда не видела того Валантена Айда?
— Ничуть. Мне все равно, если у меня будет его сын.
А в окно стучался ветер, а потом пошел снег. Зима…
Зима казалась такой долгой.
Глава 42. Где взять повод для слез
Зима казалась такой долгой. Море так и не замерзло, лишь в самые холодные дни у полосы прибоя ложилась ледяная корка. Море меняло цвет, от свинцово-серого в ненастные дни до разных оттенков синего и зеленого в солнечные. Оно всегда напоминало Тьяне цвет глаз ее мужа, они тоже темнели, когда в его душе наступало ненастье — это случалось редко. И так же светились, как море под солнцем, когда все было хорошо. Тьяна не помнила, есть ли еще в кого-нибудь такие же глаза, раньше она не присматривалась к чужим глазам. Скорее всего, ни у кого больше таких нет…
Месяц, еще один…
Прогремел шторм, который очень напугал Тьяну — волны, кажется, били в самое основание замка, сотрясая его, нижние окна покрылись солеными брызгами. Она, слушая эти удары, не хотела выбираться из объятий Валантена. Море-котенок! Теперь это был огромный зверь, очень страшный. Она уже видела его страшным — осенью, когда шторма следовали один за другим. Потом он затих, затаился, и вот теперь, кажется, его цель — разнести замок по камешку. Он кидался, ревел, бесновался в своем бессилии, и опять кидался.
— Отправить тебя наверх? — предложил Валантен.
— А что, нас скоро смоет? — хотела она спросить беспечно, но голос дрогнул.
— Ну, это исключено.
— Тогда зачем?.
— Моя отважная леди, — он улыбался, — скоро это начнет стихать, поднимемся на башню, и ты посмотришь, какой дивный будет закат…
Лунные дни пришли к Тьяне на следующий день. Увидев ее погасший взгляд, Валантен недовольно рыкнул:
— Прекрати переживать ни о чем. Пусть все будет в свой срок.
Ей даже не потребовалось объяснять ему, в чем дело. О том, что с ребенком опять не вышло, он наверняка узнал раньше нее, может, накануне, или днями раньше. Казалось, он всегда знал о ней больше, чем она сама, и это даже немного раздражало. Он читал ее, как раскрытую книгу. Это нечестно, она так не могла, а он мог. Хотя, она могла закрыться, надев выданный Хойром защитный браслет — он тоже закрывал ее от Валантена, и тоже не совсем, а, так сказать, на большую часть. Но — зачем?..
Через три года, по договору, они будут разведены, если не родится ребенок — все равно, сын или дочь. И через семь лет — если не будет сына. Но даже три года истекут еще нескоро. Осталось больше двух лет.
Письма из дома, написанные матерью, по-прежнему состояли из жалоб. Она писала, что брат значительно поправил здоровье и опять ухаживает за прелестной девушкой, ее родные не против помолвки, но настойчиво требуют отсрочить свадьбу, что просто ужасно. И как было бы хорошо, если бы Тин приехала хотя бы к Весенним праздникам, показалась бы в здешнем обществе в своем новом качестве и поддержала брата, ведь поддержка замужней сестры, да еще имеющей такое завидное положение, может быть неоценима. А это так важно для них, она же не может не понимать. Конечно, их общество не такое блестящее, как то, в котором теперь вращается Тьяна…
Тьяна все же не очень понимала, как должна поддерживать брата, обхаживающего невесту, замужняя сестра, которая находится, ну, предположим, в завидном положении. Зато понимала, что, кажется, ее положение мама не очень себе представляет. Не представляет, что ее дочь — практически узница в Нивере, пока не родится ее первый ребенок. Или — только сын? «После рождения первенца вы проведете зиму в Гарратене», — сказал ей герцог, словно пообещал редкостное лакомство, а она даже не подумала уточнить, положено ли ей это удовольствие после рождения дочери. Может быть, если будет дочь, ей позволят лишь поправить здоровье и тут же потребуют следующую беременность, не дожидаясь, пока пройдет год?
Бран, должно быть, рассказал маме, что ее тут окружает блестящее общество. Но ведь у них есть ее брачный договор? Тетя Элла не могла не отдать копию. И еще, мама и Овертина, наверное, идеально поняли бы друг друга: вряд ли наследник для Рори, которого должен обеспечить Бран, нужен там меньше, чем наследник Айдов — здесь. Отчего-то от таких мыслей становилось чуть труднее дышать.
Бран сам не любил писать письма. Он написал лишь однажды.
«Дорогая Тин, — потом шла клякса, — рад сообщить тебе, что все мы здоровы, и наш милый Рори ни на пядь не сдвинулся с прежнего места. Зато я потратился на посевное зерно, то, что было отложено на семена, просто ужасно. Примерно как та жизнь, которую я тут веду, она состоит из приторных улыбок почтенным эссинам. Мне даже нельзя поехать на охоту, потому что это может быть опасно, а уж опять навестить тебя я смогу, лишь оставив матушке в заложницы свою беременную супругу».
Тьяну это письмо рассмешило. Может, потому, что все казалось не всерьез. Бран был мужчиной и хозяином Рори, на самом деле от него зависели мама и сестры, и ему не требовалось спрашивать разрешения ни по какому поводу.
Еще месяц. Дни уже стали заметно длиннее, небо ярче, море опять неуловимо сменило цвета, а воздух потеплел. В садике внутри замка зацвели кусты миндаля — первые предвестники новой весны. И да, конечно, Тьяна по-прежнему не была беременна.
Как наваждение! Или дурное заклятье! Но Хойр уверял, что ничего подобного нет Он был хмур и озабочен. Как и Овертина. Герцог вот улыбался, но Тьяне больше не хотелось верить его улыбкам. Вскоре их милости уехали в Гарратен ко двору — как же хорошо. Конечно, Хойр наведывался регулярно, составлял для нее снадобья, уверяя, что это старые проверенные рецепты и они способствуют беременности. Но Хойр был меньшим из зол.
Им всем нужен ее сын! Какое счастье, должно быть, просто мечтать о своем ребенке, который больше никому не нужен! Только ей и мужу…