— Здравствуй, тетя Айнора, — громко сказала леди Фан. — Это я, Элла.　

Гадалка ответила не сразу.　

— Здравствуй, — и повернулась, всматриваясь, — ты? Давненько тебя не было. Уже стала тебя вспоминать.　

— Давненько, — немного раздраженно согласилась леди Фан, — может быть, мы виделись бы и чаще, но ты ведь отовсюду уходишь, не прощаясь, и приходишь незваной. А о том, что в Грете есть почта и можно писать письма, и не подозреваешь, наверное.　

Старуха раздвинула губы в беззвучном смехе. Ее зубы были на месте почти все, хотя в такие годы мало кто из стариков мог бы похвастать подобным.　

— Я что, благородная леди, чтобы писать письма по каждому глупому поводу?　

— Ты была дочерью благородного лорда, как и моя мать. И, как и ее, тебя учили писать.　

Айнора опять засмеялась, и не ответила.　

Леди Фан присела на табурет, сначала приглядевшись, чист ли.　

— И что ты забыла в этой дыре, тетушка? — сказала она, недовольно оглядываясь.

Зябко так. И впрямь, затопить бы печку.　

— Ты могла бы уже жить у меня. Или у Мерит в Рори, если хочешь. Или хотя бы останавливаться ненадолго.

И не пришлось мне бы гадать, куда тебя занесло в очередной раз.　

Да, только она и умудряется находить иногда эту вздорную старуху, помогать ей деньгами, и лекаря к ней звать тоже случалось. И всегда та лишь язвила, не благодарила никогда. Однако, определенно, встречам этим радовалась.　

— У Мерит? — рот старухи скривился в усмешке. — У нее тем более. Еще не хватало. Я откуда ушла, туда больше не вернусь. Реку вспять не повернешь.　

— Тебе уже можно бы осесть на одном месте. Эссы твоих лет нянчатся с внуками у камина…　

— Не будь дурой, Элла, — прервала Айнора. — Ты уже говорила все это, я отвечала. Твои мерки не для меня.

Если оставишь пару монет, скажу спасибо.　

— Оставлю.　

— Вот и хорошо. А пришла ты зачем? Чего хочешь от меня?　

Вот как всегда. Хотя, можно сказать, сегодня впервые Элла Фан была всерьез озабочена и пришла просить помощи. Нет, она и раньше задавала вопросы, конечно. А Айнора бывала и добродушной, и разговаривали они подолгу о разном. Только давно.　

— Хочу, — признала она, — хочу просить помощи, Айнора. Ты ведь помнишь старших дочек Мерит? Дивону и Тьяну. Тьяна еще тебе нравилась, я помню.　

— Темноволосая и блондиночка, — кивнула Айнора, — да, я обеих помню. А вот которую как зовут…　

— Тьяна — темноволосая. Ее выдали замуж в Нивер, — леди Фан исподлобья смотрела не тетку.

— Далековато, — только и обронила та.　

— Она вышла лорда Айда, заклятого. За чудовище.　

— А, вот оно что, — теперь старуха усмехнулась. — Ну, что же, дочек благородные семьи продавали во все времена. Некоторые уверены, что только ради этого девочки и рождаются на свет.　

— Ты когда-то сбежала со своей свадьбы и гордишься этим, тетушка, — сказала леди Фан, — но Тьяна сама захотела свадьбы. Добровольно.　

— О, даже так, — Айнора прикрыла глаза.　

Какое-то время она сидела молча, так что леди Фан забеспокоилась и, кашлянув, заговорила:　

— Видишь ли, на Мерит свалились такие несчастья…　

— Про твою сестру мне неинтересно, — резко прервала гадалка, — говори лучше про девочку, раз за этим приехала. Что, хочешь знать, как расколдовать ее мужа? Так это не ко мне вопрос, сразу говорю.　

— Этого как раз мне и не нужно, — махнула рекой леди Фан, — кажется, он и в таком обличье человек добрый и умный.　

Рот старухи расплылся в едкой ухмылке.　

— О, да ты тоже поумнела, как я погляжу, Элла.　

— Видимо, так, — смиренно признала та, — За столько-то лет! Вот послушай меня. В Нивере появилось привидение. Это не опасно для Тьяны? А еще вот…　

Леди Фан вкратце рассказала обо всем: о празднике в Нивере, о глупых и странных покушениях на Тьяну, о вздорной герцогине, о колдуне Хойре, который на первый взгляд не слишком впечатлял своим искусством, и о герцоге Кайрене Айде… 　

Гадалка дослушала ее, и опять помолчала, прикрыв глаза. Потом сказала:　

— Если хозяин забудет рыбу на столе и уйдет, кому из котов она достанется? Самому шустрому, или тому, кто легко подерет остальных. А еще возможно, что два кота передерутся, а рыбку тем временем утащит какая-нибудь кошка, просто бегущая мимо.　

— Тетя?..　

— Ты ведь не дурочка, Элла. Должна понимать. Твоя племянница только тем и вредна кому-то, что должна родить наследника. А кому достанется герцогство, если наследника не будет?　

— Это я понимаю. Думаю, там немало наследников. — леди Фан усмехнулась, — начиная с детей сестры, но это все по решению короля. Формально дети леди Уны не наследуют впереди кузенов по мужской линии.

Кого ты имела в виду, когда говорила о кошке, которая пробегала мимо?　

— Никого, — отрезала гадалка, — откуда мне знать? Как будто я бываю при королевском дворе. Ты хочешь, чтобы я прочитала в отражениях судьбу твоей племянницы? Смотри, — она протянула руки, показывая.　

Руки были больные, с распухшими суставами и старчески-набухшими венами.　

— Я простудилась весной, — сказала она, — с тех пор не могу играть на бубне. К тому же мне надо бы видеть того, о ком ты спрашиваешь. А ты можешь сыграть о том, что тебе нужно. Попробуй, а я постараюсь увидеть.　

— Я? — изумилась леди Фан, — но я никогда не делала этого. Я не умею! Даже не представляю себе, как надо играть на твоем бубне — о чем-то!　

— Просто бей в него пальцами, стараясь подобрать мелодию. И думай. Думай о том, что хочешь узнать, вспоминай племянницу и тех, кто с ней рядом. Иначе ничего не выйдет, Элла.　

Леди Фан с опаской посмотрела на бубен на стене. И все же подошла, легонько ударила по темной, туго натянутой коже, бубен отозвался звуком глухим, еле слышным. Она ударила опять, прислушиваясь.　

— Сними его, — с насмешкой велела старуха. — И играй.　

— А что на это монахини скажут?　

— Думаю, что ничего. Но посмотрим.　

Снятый бубен издал звук более чистый и звонкий. Надо бить так, чтобы получалась мелодия. И думать о

Тьяне.　

Играть о том, что нужно. О, Пламя Всезнающее.　

— Что ты хочешь узнать? — спросила Айнора. — Скажи сразу. Я ведь не могу разом увидеть все, так что скажи.　

— Я хочу знать, приживется ли она в Нивере, и родит ли ребенка. И какие ждут ее опасности. И как к ней будет относиться муж…　

— Довольно. Я поняла. Играй.　

Бубен глухо зарокотал под пальцами, но это была никакая не мелодия. Слишком беспорядочно, некрасиво. Тревожно. Они все мелькали перед ее внутренним взором: Тьяна, герцог, герцогиня, колдун Хойр. А пальцы стучали по краю кожаного круга…　

Она догадалась поправить бубен на коленях и стала ударять ближе к центру, так получался уже другой звук, гораздо звонче. Разное место удара — разные звуки. Она разобралась. Скоро стало похоже на мелодию, но все равно нестройную.　

— Играй, Элла! — прошипела Айнора, когда леди Фан на несколько мгновений остановилась, — думай и играй.　

И та поспешно принялась опять выбивать свою мелодию, не замечая, что та становилась постепенно стройнее и звонче, а пальцы все больше немели.　

— Хватит, — наконец велела Айнора, и затрясла головой, — больше не могу, Элла.　

Та мгновенно остановилась.　

— Я видела того ребенка. Будет ребенок, наследник Айдов, но его рождение перестанет быть важным. И еще сын, потом дочь. Будет смерть. Будут зло. Трудно быть прозорливой и не держать зла на невиновного. И у нее скоро попросят прощения — пусть простит, теперь это нетрудно, — гадалка говорила, уставившись в одну точку, а леди Фан в панике старалась все запомнить и горько жалела о том, что нет под рукой пера и бумаги.　

Хотя, в сущности, не так и трудно было запомнить.　

Айнора заморгала, словно просыпаясь, и добавила:　

— Она ведь не такая курица, как Мерит? Тогда она выживет. А ты уезжай, ты не нужна. Она не должна ждать от тебя совета, ей надо слышать себя. Тогда, может, и обойдется.　

— Что обойдется? — уточнила леди Фан враз охрипшим голосом.