Надо же. Как хорошо закончилось то, что, казалось бы, так плохо началось.　

Ведь закончилось же?.　

— Мы будем купаться еще, Валантен?　

— Да сколько угодно. Я же сказал.　

— И вот так, ночью?　

— И ночью, если хотите.　

Темная тень вынырнула из темноты, и Тьяна чуть не вскрикнула.　

Собака, крупная, черная. Валантен негромко свистнул и махнул рукой, собака отбежала и легла неподалеку.　

— Их выпускают вечером, охранять пляж, — пояснил он, — сегодня вот они не справились. Не обращайте внимания. Хотите посидеть тут еще?　

— Да, — Тьяна села на одеяло и принялась заплетать кое-как подсушенные волосы, потом легла, вытянулась. Валантен подошел и тоже лег рядом, на бок, глядя на нее. Он не стал ничего надевать, да это и неважно было в темноте, а когда они вернутся в замок, то вряд ли кого встретят по пути.　

Она погладила Валантена по руке, взъерошив шерсть, еще влажную, заметила:　

— Вам, должно быть, непросто высохнуть.　

— Довольно просто, — он перехватил ее руку и задержал в своей, — и это неважно, я действительно не мерзну. Мое заклятье не только несчастье. Тин.　

— Что это значит?　

— Оно было несчастьем для моих родителей. Мне же доставляет неудобства, некоторые. Я не бываю на людях, я их пугаю. Я не езжу верхом. Я лишен наследственных прав. И… пожалуй, все. Остальное мне нравится. Еще в детстве я приручил некоторые эээ… неудобные, нечеловеческие мои качества, они больше не мешают. Я сильнее любого из тех мужчин, которых встречал. Я могу то, что мало кто может. Я гораздо ловчее, например. Меня не догонит и скаковая лошадь, пусть не на самой длинной дистанции, но все же. Мои глаза острее, и я вижу в темноте лишь немногим хуже, чем при свете. Наконец, я теперь женат на женщине, о которой впору лишь мечтать, — его глаза блестели, и опять блеснули в улыбке зубы, — на что мне жаловаться. Тин? Только пожалеть, что не могу бывать с вами в обществе, и танцевать на балу?　

— Даже незаслуженные похвалы приятны, — рассмеялась Тьяна и потянулась на одеяле, — я поняла, Валантен. Я рада. Это правда. Мне приятно знать, что вы не несчастны из-за вот этого всего. Жаль, конечно, что мы не поедем вместе на бал, но это не такая уж неприятность.　

— Хорошо, что вы так считаете.　

— Валантен, графиня Корет теперь уедет? Я бы не хотела больше с ней встречаться. Не хочу возвращаться завтра в Верхний.　

— Удивлюсь, если она останется.　

Казалось бы, про графиню лучше было больше не вспоминать. Но мысли о ней беспокоили Тьяну. Вот так, забыть все, словно ничего не случилось?　

А ведь это, наверное, одна из знатнейших дам Кандрии. Не родственница Айдов, случайно?..　

— Валантен, она сказала, что это приказ королевы. Познакомиться с вами поближе.　

Тот фыркнул.　

— Верю. Может, королева знает о ее наклонностях, или все же не имела в виду такое близкое знакомство.

— Знает о наклонностях?..　

— Ну да. Изливать свою эээ… страсть, так скажем, не с людьми. А поскольку она тай, ей это несложно. Но мне она не интересна, в том числе и поэтому. Знаешь, я давно не ребенок. Тин. Буду честен, я взрослел, и меня не раз влекло к женщинам… к девушкам. К разным. Но я никогда не рассматривал в этом качестве бессловесных тварей, понимаешь? — он опять нашел ее руку.　

— Я понимаю. Валантен, она, кажется, намекала, что я такая же, — вырвалось у нее то, о чем, может, точно следовало смолчать, — но это не так. Вообще не так.　

Он нахмурился.　

— Тин, невозможно запретить людям посторонним судить о других, и о вас тоже, в меру их глупости.

Хотелось бы, но не выйдет. Но вы не в ответе за такое. Не думайте и не терзайтесь. Хорошо? И довольно об этом.　

— Но, Валантен…　

— Обещаю, что она не будет вам досаждать. Довольно об этом, моя дорогая, — он перекатился на спину, увлекая Тьяну за собой, так что она оказалась лежащей на его животе, а простыня сползла.　

Он придерживал ее, положив руки ниже ее спины, поглаживал мягко. И это было странно и волновало, лежать обнаженной под ветром и небом, даже без той несущественной защиты в виде сорочки.　

— Нас увидят, — заметила она, примериваясь, чтобы соскользнуть вниз и опять скрыться под простыней, он не пускал.　

— Увидят звезды, — сказал он тихо, — морские чудовища, или кто-то там на облаках…　

— Валантен.　

Ветер тоже гладил ее, трепал пряди волос. И он, этот ветер, вот странно, больше не казался холодным.　

Валантен подтянул ее выше и поймал губами сосок, обвел его языком, легонько сжал губы, целуя, потом прошелся цепочкой легких поцелуев вокруг…　

— Милорд…　

— Тише, несносная леди. Подчиняйтесь, вы в плену у страшного чудовища, оно не намерено отпускать вас.

— Валантен! — она засмеялась.　

И это он, который ухаживал за ней, предпочитая оставаться за спиной, чтобы как можно меньше попадаться на глаза. Хотя, конечно, тут так темно, что не очень его разглядишь. Но ей и не нужно его видеть, облик мужа она уже помнила в подробностях. И ей не хотелось, закрыв глаза, представить кого-то другого на его месте.　

Она и не могла бы представить на месте Валантена Айда кого-то другого.　

Он уже нашел губами другую грудь, и удовольствие от его поцелуя вдруг плеснуло волной, заставило ее выгнуться от пронзившей сладкой судороги.　

— Валантен.　

— Моя леди, — он перевернулся, оказавшись сверху, — так и быть, я спрячу вас от звезд. Теперь и они не видят.　

Он продолжал целовать ее и гладить, и не спешил, хотя она уже ожидала его, ее тело подалось ему навстречу, бедра раздвинулись. Она была там, внутри, горячей и шелково-мягкой, и открытой, и не сдержала довольного вздоха, когда он вошел, медленно и бережно.　

Она себе казалась морем, тем самым, что дышало, перекатываясь волнами, рядом, в нескольких шагах, она была темной глубиной, которая расступалась, пропуская его все дальше, в то время как море　 волновалось и волны плескали выше, выше, пока очередной вал не рассыпался, ударяясь о камни.　

Потом он нагнулся к ней, касаясь щекой ее щеки.　

— Мне показалось, миледи, что сегодня к моей цене добавилось немного медной мелочи?　

— Вне всякого сомнения, милорд, — она потерлась ответно, щекой о его щеку., и она какое-то время лежали не шевелясь.　

— Так, дорогая жена, нам пора в постель, надо ведь и поспать немного? — он отстранился, встал, поднял откуда-то из-под ног и протянул ей сухую простыню.　

Она отвернулась и улыбалась, заворачиваясь в плотное полотно. И ей казалось, что она получила только что какой-то совершенно чудесный подарок, всего лишь первый из многих, и стала другой, чуть-чуть, но другой.　

А ведь этого могло бы и не быть, если бы…　

Сегодня он даже назвал ее любимой. Но это было не по настоящему, вроде шутки, для графини. И она ему ответила, тоже для графини.　

Это просто слово, но ей хотелось бы его слышать еще и еще, но сказанное совсем иначе. Опять есть повод признать, что мудрый Хойр абсолютно прав, говоря о женщинах. Им хочется любви, им нужна любовь, как воздух, им хочется купаться в любви, дышать любовью. И, кажется, теперь Тьяна понимала, что это значит. Кто знает, имела ли, но понимала.　

А любить самой — это ведь не значит просто быть благодарной. Нет?..　

И забыть графиню Ариану. Как же хотелось навсегда забыть графиню!　

Наутро Тьяна всерьез вознамерилась позавтракать вдвоем с Валантеном на открытой галерее над морем, и уже заказала себе кофе с булочками, как принесли записку от Овертины — герцогиня просила любезную невестку не опаздывать на завтрак в Верхнем, чтобы познакомиться с важным гостем из столицы. Эта записка опередила ту, которую леди Айд только обдумывала, изобретая причину избежать визита в Верхний — сослаться на головную боль, или придумать что-то оригинальней?　

— Важный гость, я полагаю, дядюшка Верк, ненаследный маркграф, — улыбнулся Валантен, прочитав записку, — дядя нашей Овертины. Действительно, заметная персона в Кандрии, в родстве с Крансартами, королевской семьей. Его брат был женат на принцессе Витолии Крансарт, младшей дочери Эдина и Аллиель. Причем они так поженились, что даже не злой по натуре Эдин три месяца ярился и топал ногами, так что королева Ал почти отчаялась его успокоить. А может, это сказка. Не знаю. А дядюшка Верк служит послом Кандрии в Гарратене. Ну же, Тин. Ты даже меня не боишься, так чего тебе опасаться стервы из Кандрии, которая кусаться и подавно не станет? Обещаю тебе, что ее не будет в Нивере к вечеру. И, конечно, за завтраком.