Она вздрогнула, не сразу поняв вопрос, подняла взгляд на соседку — дородную даму из вновь прибывших.

Сказала:　

— Да. Мой покойный муж очень любил охотиться с собаками.　

Она слишком хорошо помнила, что конюшня и псарня были для покойного лорда Фана главными статьями расходов.　

— Ох, эти мужчины. Его величество тоже обожает, — дама сильно понизила голос. — Но на охоте всякое может случиться, королева очень переживает, — видимо, дама была близка ко двору, и ей хотелось поговорить об этом, — два года назад его величество хотели отравить, вы не слышали?

— Нет О Пламя, какой ужас, — ответила она так же тихо, в тон собеседнице.　

— Вот именно. Тогда им будет совсем легко нас завоевать! Его величеству следует себя поберечь. Хотя в Нивере прекрасная охота, и наш герцог тоже такой любитель…　

— Безусловно, — охотно согласилась леди Фан с обоими утверждениями сразу.　

Далекая от королевского двора, она понятия не имела, какие там кипят страсти, но не сомневалась, что они кипят. Да чего там, бывает, что наследники делят отцовскую мельницу — и то шума на весь околоток.

А уж когда дело касается короны…　

У короля есть маленький сын, и, вероятно, будут еще. Но, действительно, если Клайдергара вдруг не станет сейчас, зашевелятся все претенденты на трон разом, перетряхнут старые законы, захотят напомнить и о правах, попранных поколение назад. Тем более что об этих правах уже заговорили, такое не к добру. Война на своей земле — мало что сравнится с таким несчастьем. Лучше всего, когда рядом с королем есть сильный наследник, права которого бесспорны. Не ребенок. Так что, пусть Всевышний хранит Клайдергара еще долгие годы!　

Впрочем, леди Фан не сомневалась, что за королем и кроме Всевышнего есть кому присматривать, и вовсе не беспокоилась об этом, вежливо кивая на речи соседки. Другое дело — привидение. Сейчас это только их забота.　

Когда завтрак, наконец, закончился, оно отвела в сторону Тьяну.　

— Нужно поговорить. Только обещай не пугаться.　

— Плохие известия, тетя? — сразу забеспокоилась та.　

— Никаких известий. Это касается Нивера, и это важно, мне кажется. И безопасно для нас с тобой, — кажется, оно уговаривала себя, а не Тьяну.　

Но ведь, действительно, безопасно, она сама вчера убедилась. Хойр им обеим обеспечил защиту.

— Пойдем с парк, и я все объясню, — она потянула Тьяну к выходу.　

Видимо, на рассвете прошел легкий дождь, и воздух был влажным, а дорожки парка — мокрыми.　

— Тин, Хойр не прогнал призрака, который напугал тебя тогда ночью, — сказала леди Фан.　

— Тетя?.. — Тьяна остановилась, изумленно взглянула на нее.　

— Призрак, видимо, больше не может попасть в Верхний, в этом Хойр преуспел. Но ведь и ты предпочитаешь там не бывать, верно?　

Тьяна заметно побледнела.　

— Надо сказать эссу Хойру. Пусть продолжает. Пусть прогонит его из Нивера совсем!　

— Нет, — резко возразила леди Фан, — он только все испортит. Он раз за разом изгоняет этого призрака, и готов, кажется, делать это и впредь, потому что тот будет возвращаться. Он считает, призраки не мыслят, лишь обладают эмоциями. Он слишком уверен в своих научных воззрениях, все остальное считает предрассудками. Но мне кажется, что этому призраку что-то нужно от тебя, уж не знаю, чего в этом больше, эмоций или мыслей. Мне кажется, он просил прощения, Тин.　

— Тетя?! — Тьяна поднесла руку к горлу, как будто ей стало трудно дышать.　

— Да, мне показалось. Он встал на колени. Да, он точно просил прощения. Я попробовала сказать, что прощаю, но его это не удовлетворило. Он дал понять, что ему нужно твое прощение. То есть, не твое, а другой Тьяны Айд, он вас не различает. Видимо, в чем-то Хойр прав — призраки мыслят странно. Но, может быть, это именно то, о чем говорила Айнора? Ты должна простить.

— Тетя, но за что мне его прощать? Как я могу прощать не знаю кого вместо кого-то? И мы не знаем, простила бы его герцогиня Тьяна, или нет?..　

— Ты полагаешь, это важно? Их обоих, определенно, нет в живых. Счеты между ними нас не касаются. Тин, давай сделаем это. Ты просто скажешь ему, что прощаешь, вот и все. Давай попробуем! Прости его за то, что он тебя тогда напугал! За это можешь его простить? Только прости искренне, он может слышать твои эмоции. Это не опасно. Помнишь, твоя горничная лишилась чувств, но ты лишь испугалась. На тебе защита, Тин. И на мне тоже. Ничего не бойся. И вот еще, ровно через час, если мы не вернемся в

Верхний, Кора сообщит Хойру.　

Поколебавшись, Тьяна кивнула:　

— Хорошо. Я попробую.　

Они уже почти подошли к башне-голубятне.　

— Это там, — леди Фан показала на вход, — я пойду первая, ты за мной.　

— Тогда уж я первая, — Тьяна упрямо опередила тетю, — ему ведь нужна я.　

И она медленно, нащупывая ногой ступеньки, стала подниматься.　

Было темно. Леди Фан не забывала оглядываться по сторонам, ожидая, что белесое призрачное лицо может возникнуть в любом месте каменной кладки. Но нет, ничего такого. Они добрались до верхнего яруса, занятого птицами. Там все было, как вчера… пожалуй еще, слегка подмели пол. Птицы, которые не в клетках, разлетелись от них по углам.　

— Еще бы не испачкать тут платье, — пробормотала Тьяна, шаря глазами по стенам и углам.　

На самом деле она меньше всего беспокоилась сейчас о платье.　

Холодом дохнуло в спину, и она резко обернулась. И увидела его.　

Призрак стоял перед клетками, весь, целиком, очень отчетливый — молодой, крепкий мужчина двадцати с чем-нибудь лет. Он был отчего-то босой, в штанах до колен, в расстегнутом до пояса камзоле без рукавов, пышные у плеч рукава рубашки были закатаны до локтей, а довольно длинные волосы слегка шевелились, как бы от ветра, которого, конечно, здесь быть не могло. И — его лицо, определенно, выражало радость. Он протянул Тьяне руки…　

— Здравствуйте, милорд, — она присела в поклоне, как перед королем.　

Леди Фан тоже поклонилась.　

Призрак опустил руки, теперь его лицо стало грустным. Он думал, Тьяна упадет в его объятья? Точнее, изобразит объятья с этим холодным туманом. Нет, на это она вряд ли была способна.　

Помедлив, призрак тоже учтиво поклонился.　

— Я рада вас видеть, милорд, — сказала Тьяна внятно, — я понимаю, что вы не хотели меня напугать. И вообще, не хотели ничего плохого. Я не сержусь на вас. Я прощаю вас.　

Он не шевелился и смотрел по-прежнему печально. Потом медленно опустился на колени перед Тьяной, сложил руки в умоляющем жесте — как и вчера, перед леди Фан.　

Кто знает, в чем он провинился и чего хочет, но Тьяне вдруг стало его жаль.　

— Ты не хотел сильно меня напугать, — повторила она, оставляя официальный тон, — я понимаю. Ты не подумал, что так выйдет.　

Призрак поднял лицо к Тьяне и кивнул, лицо стало еще отчетливее.　

— Тебе тоже плохо, да? Я уже не сержусь и не боюсь. Я прощаю тебя. И ты меня прости, хорошо?.. — последнее она добавила уже по какому-то наитию, вспомнив старую истину, что во взаимных разногласиях почти всегда виноваты оба.

Как ни странно, страха больше не было.　

Призрак опять кивнул, и протянул руку. Леди Фан обняла Тьяну, пытаясь отодвинуть ее подальше от призрака, но теперь та тоже протянула руку и коснулась ледяных белых пальцев. И, помимо холода, ощутила легкое прикосновение, как будто по пальцам невесомо провели шелковым платком.　

— Я тебя прощаю, — повторила она.　

Некоторое время ничего не происходило, и леди Фан уже настойчиво потянула Тьяну к выходу — все, они сделали, что собирались, — как вдруг призрак стал меняться.　

Он уплотнялся, и в то же время, терял очертания, опускаясь вниз, растекаясь по полу. Тьяна и Леди Фан, пятясь, отступили в дверям, обе были не в силах оторвать взгляда от происходящего. Стало еще холоднее, несколько голубей со стуком упали с насеста.　

Призрак растекался не бесформенной лужей, а тонкими дорожками, линиями, пятнами, образуя рисунок на полу. Рисунок, нарисованный клочьями белого тумана.