Но, разумеется, такой эдикт не прошёл бы: на Небесах считалось, что Небесный император никому не должен открывать своё лицо, чтобы его не изурочили чужие взгляды, и предрассудки были настолько сильны, что Небесному императору приходилось носить Тиару Небес круглыми сутками.

Небесный император, забывшись, наклонился, бусины закачались перед глазами, кисть дрогнула, выводя непонятную лигатуру. Небесный император отшвырнул кисть, воздел руки, отчего его фигура превратилась едва ли не в карикатурное воплощение отчаяния, и издал взбешённый не то вопль, не то рык.

Первый и Второй советники подскочили на месте, выронив свитки, которые ещё не успели подсунуть Небесному императору на подпись. Генерал Ли Цзэ даже не шелохнулся. Это поначалу он вздрагивал и хватался за меч, но потом привык: такие вопли оглашали малый тронный зал по десять раз в день. Иногда к ним прибавлялось и скверное слово, от которого Первый и Второй советники подскакивали ещё выше, а Ли Цзэ едва сдерживал ухмылку.

– Хуанди! – запричитал Первый советник, ловя ускользавшие из рук свитки. – Небесному императору не подобает издавать столь неподобающие звуки! Подобное поведение роняет вас в глазах подданных, Хуанди.

– Ну так подберите, – сказал Небесный император.

С чувством юмора у Первого советника было туго, шутку он не оценил, вернее, не понял и принялся глядеть себе под ноги, выискивая то, что, должно быть, уронил, не успев подхватить. Ли Цзэ прикусил губы, чтобы непозволительный смешок не просочился из них.

Ли Цзэ относился к Небесному императору без подобострастия, которым были насквозь пропитаны оба советника и большинство придворных небожителей. Для него, как для бога войны, существовало лишь две категории людей: те, кого уважают, и те, кого презирают. Небесного императора он уважал: тот был честен и справедлив, соблюдал Небесное Дао, но не слепо, не боялся перемен и внёс в первоначальные списки не меньше двух дюжин изменений и исправлений, многие из которых не пришлись по вкусу ни советникам, ни придворным небожителям, привыкшим к вседозволенности и праздности двора предыдущего императора. Ли Цзэ все поправки одобрял и прибавил бы ещё столько же, если бы спросили его мнения, но Небесный император не спрашивал ничьего мнения, полагаясь на своё собственное, и за это Ли Цзэ его тоже уважал. Удивительно, насколько зрелым правителем оказался вчерашний юнец.

– Хуанди! – продолжал причитать Первый советник, тогда как Второй советник предпочитал дожидаться в сторонке, пока Небесный император перестанет рычать и вернётся к государственным делам.

Такое тоже по десять раз в день происходило, пора бы уже привыкнуть. Ли Цзэ заметил, что палочка благовоний догорела, и поставил новую.

Небесный император распорядился, чтобы в Небесном дворце постоянно горели благовония, но выбирал их он всегда сам, и теперь вместо одуряющего цветочного смрада во дворце горьковато пахло травами.

Небесный император был чувствителен к запахам, так что придворным небожителям пришлось тщательнее выбирать духи и кремы, которыми они умащали тела: вынудить Небесного императора чихнуть считалось преступлением и грозило суровым наказанием, вплоть до изгнания из Небесного двора. Небесному императору этот закон показался забавным, поэтому он не стал его вычёркивать из Небесного Дао: нужно же было как-то приструнить придворных небожителей, которые старались перещеголять друг друга не только одеяниями, но и амбре?

Небесному императору пришлось снова сесть прямо и исправлять помарку. Он ткнул пальцем в загогулину и выжег её духовной силой, на свитке осталась рыжеватая подпалина. Небесные эдикты были сплошь и рядом в таких отметинах. Советники приходили в ужас, но начисто переписывать эдикты Небесный император наотрез отказывался: «Вот когда отмените обязательное ношение Тиары Небес, тогда и перепишу разом все эдикты хоть на три раза».

В общем, день грозил выдаться обычным и на редкость скучным, как и все дни до этого, но запомнился тем, что стал днём первого за долгое время небесного происшествия.

[351] Небесный «звяк-бряк-шмяк»

Небесный император успел заскучать за работой, но расслабленную позу принять не удалось: подвески Тиары Небес больно ударили по лицу и вынудили выпрямиться. Небесный император схватил их пальцами, точно хотел оторвать.

Оба небесных советника взвыли:

– Хуанди!

Ли Цзэ полагалось бы вмешаться, поскольку повышать голос на Небесного императора было непозволительной дерзостью. Как начальник личной охраны, Ли Цзэ должен был оберегать Небесного императора от любой возможной угрозы, а непочтение тоже таковой является. Но в это время через боковую дверь, предназначенную для слуг, просочился старший часовой, начальник выставленной за дверями малого тронного зала Небесного дворца стражи.

Он сложил кулаки и тихо доложил Ли Цзэ:

– Нижние врата подверглись нападению. Кто-то взломал их и вступил на Небесную лестницу.

– В каком из миров? – нахмурил брови Ли Цзэ.

– В мире смертных.

Ли Цзэ поморщился. История знавала примеры, когда просветлённые ломились на Небеса без вознесения, являющегося по сути своей приглашением. Чтобы взломать Небесные врата, требовалось обладать недюжинной силой, тем более теперь, когда стражу заменили магической формацией, полностью отрезавшей Небеса от остальных миров.

– Пошли караульных, – распорядился Ли Цзэ, – пусть разберутся.

Старший часовой поклонился и исчез за боковой дверью. Ли Цзэ окинул малый тронный зал быстрым взглядом. Советники продолжали наседать на Небесного императора, придворные небожители шушукались по углам, стража стояла навытяжку. Вероятно, никто ничего не заметил.

Не прошло и двух небесных минут, как старший часовой вернулся. Ли Цзэ кивнул ему, полагая проблему решённой, но старший часовой зашептал:

– Караульные не смогли его остановить, нарушитель продолжает подниматься по Небесной лестнице. Он уже у Средних врат.

– Пошли отряд солдат, – велел Ли Цзэ, хмурясь ещё сильнее. – И лекарей к Нижним вратам.

– Никто серьёзно не пострадал, – сказал старший часовой, – нарушитель просто раскидал их в разные стороны.

С этим старший часовой удалился выполнять новое приказание генерала Ли.

Ли Цзэ повёл бровями, вновь быстро оглядел малый тронный зал. Ему показалось, что Небесный император взглянул в его сторону поверх свитков. Ли Цзэ мысленно обругал себя: отвлекать Небесного императора от дел тоже считалось проступком.

Старший часовой вернулся в третий раз, на лице его было растерянное и вместе с тем испуганное выражение. Ли Цзэ хорошо знал, отчего у солдат или гонцов бывают такие лица. Это предвестник поражения или дурных вестей. Так и оказалось.

Старший часовой сложил кулаки и доложил:

– Нарушитель уже на подступах к Небесному дворцу. Солдаты не смогли с ним справиться.

– Так позови кого-то из богов войны, – раздражённо велел Ли Цзэ. – Младший бог войны Шанцзян-Цзинь, я знаю, в Небесном дворце. Не отлучаться же мне самому по таким пустякам?

Старший часовой рысью помчался разыскивать младшего бога войны. Ли Цзэ заложил руки за спину, крепко сжимая кулаки.

– Генерал Ли? – сказал вдруг Небесный император.

Ли Цзэ вздрогнул и повернул голову к малому трону. Небесный император глядел в его сторону. Ли Цзэ снова мысленно обругал себя: вероятно, он слишком громко выругал часового, и Небесный император расслышал их разговор.

– Что-то случилось? – спросил Небесный император.

– Небольшое происшествие у Небесных врат, Тяньжэнь[5], – ответил Ли Цзэ с поклоном. – Я уже распорядился насчёт него.

– Вторжение? – взвизгнул Первый советник.

– Не совсем, – Ли Цзе кинул на него недовольный взгляд. Что за паникёр!

– Происшествие? – переспросил Небесный император медленно.

– Кто-то из смертных пытается вознестись, не имея на то оснований, – объяснил Ли Цзэ.