У Цяньхэн ворочался с боку на бок, то и дело трогал ноющую плоть, шепча проклятья сквозь зубы, и дело кончилось ещё одним испачканным полотенцем. У Цяньхэн полагал, что это поможет ему успокоиться, и всю ночь играл с собственным телом по первому его зову. Пресытившись, успокоишься – так он думал.

Утром он с болезненным стоном понял, что все ночные утехи ничего не стоили: утренняя эрекция была крепче обычного, и по венам вместо крови текла огненная лава. Чтобы утолить позыв плоти, потребовалось немало времени, а рука так устала, что он с трудом мог двигать кистью. Но это, кажется, привело его в чувства. Он собрался, выкинул из головы лишнее и отправился на урок.

Чэнь Юэ явно была смущена и избегала смотреть на него прямо. У Цяньхэн притворился, что не замечает этого, и раскрыл книгу, чтобы дать Сяоцзе очередное задание. Но Чэнь Юэ была рассеяна и невнимательна, делала ошибку за ошибкой, помарку за помаркой и даже не замечала этого. У Цяньхэн отнял у неё кисть.

– Чэнь Юэ, – сказал он, садясь напротив Сяоцзе, – прервёмся ненадолго. Выговорись.

Чэнь Юэ густо покраснела, но У Цяньхэн ждал ответа, так что пришлось говорить.

– Я всё думаю о том, что вы сказали, учитель, – проговорила она смущённо. – Я хотела проверить, есть ли он и у меня, хоть я и женщина, и он действительно есть…

– О чём ты? Что у тебя есть? – не понял У Цяньхэн.

– Когда я… когда я думала о вас… и обо всём этом… – запинаясь на каждом слове, проговорила Чэнь Юэ, – мне кажется, внутри меня тоже проснулся демон. Я не могу сосредоточиться на уроке. Я всё время чувствую его. Что мне делать, учитель?

Глаза У Цяньхэна широко раскрылись. Говоря всё это, Чэнь Юэ прижимала обе руки к животу.

– Ты хочешь сказать, что… – начал и осёкся У Цяньхэн.

– Когда я целовала вас, внутри… трепетало, и когда вы… в тот раз… – Голос Чэнь Юэ сбился на шёпот. – И вчера… когда я смотрела на вас… Что мне делать, учитель?

Чэнь Юэ ухватилась пальцами за рукав У Цяньхэна. На ресницах её провисли слёзы. У Цяньхэн почувствовал нарастающую слабость в теле.

– Успокоить его, – задушенным голосом ответил он. – Нужно успокоить твоего внутреннего демона.

– Как?

Её лицо было слишком близко. У Цяньхэн не устоял. Как не поцеловать эти губы, когда они так призывно раскрылись в вопросе? У Цяньхэн впился в них жадным, глубоким поцелуем, придерживая Чэнь Юэ за затылок, чтобы она не отстранилась. Их языки впервые переплелись по-настоящему, испытывая друг друга на гибкость. В животе стало тяжело и томно.

– Учитель, – слабо сказала Чэнь Юэ, – по-моему, так только хуже. Демон ничуть не успокоился.

– Не волнуйся, это пройдёт, – хрипло сказал У Цяньхэн, заставляя её лечь навзничь.

Он сдёрнул с Чэнь Юэ пояс, распахнул одеяния и навалился сверху, целуя и лаская юное тело. Тело Чэнь Юэ напряглось, вздрогнуло и расслабилось.

– Теперь легче? – спросил У Цяньхэн, доставая платок, чтобы вытереть жемчужную росу.

Чэнь Юэ снова вздрогнула, спешно запахнула одеяния и затянула пояс. Руки у неё сильно дрожали, лицо полыхало румянцем. У Цяньхэн успокаивающе погладил её по щеке. Чэнь Юэ уткнулась лицом ему в руку и какое-то время сидела так, плечи её вздрагивали частым дыханием.

Он поднял Чэнь Юэ за плечи и предложил совершить небольшую прогулку по саду, чтобы успокоить дыхание и мысли. Чэнь Юэ шла медленно, комкая воротник одеяния пальцами. У Цяньхэн предусмотрительно соблюдал личное пространство, чтобы не приводить её в ещё большее смущение.

Ему и самому нужно было успокоиться. Казалось, он упал с обрыва в воду и погружался всё глубже, даже не пытаясь выплыть. Чувства, кроме одного, были притуплены.

Говорил он скорее машинально, повторяя то, чем всегда убеждал себя:

– Сексуальное начало в пик юности очень сильно, но всё же не следует увлекаться и поддаваться прихотям плоти.

Чэнь Юэ остановилась, будто наткнулась на невидимую стену. Глаза её странно вспыхнули.

– Прихоть? – повторила она. – Это не прихоть!

– Что же тогда? – У Цяньхэн тоже остановился.

– То, о чём вы говорили, учитель. Я много об этом думала и поняла, что это именно оно и есть. – Говоря это, Чэнь Юэ опять раскраснелась и сбилась с дыхания. – Когда не можешь перестать думать о ком-то, когда мысли только о нём, когда перед глазами только он, когда на всё готов ради него… Вы, вы, вы, повсюду вы, учитель. Стоит мне закрыть глаза – и я вижу вас. Засыпая, я думаю о вас. Во сне я вижу вас. Просыпаясь, я первым делом думаю о вас. Ни одна, даже отстранённая мысль не обходится без вас. Без вас я не нахожу себе покоя. Если это не любовь, тогда что?

У Цяньхэн был потрясён. Чэнь Юэ не только разобралась в своих чувствах, но и смело их высказала.

«Она хоть понимает, что это было самое настоящее признание?» – подумал У Цяньхэн.

Чэнь Юэ нерешительно подошла, приподнялась, чтобы достать до губ У Цяньхэна – разница в росте составляла полголовы. У Цяньхэн поцеловал её первым, порывисто привлёк к себе за талию и поцеловал. Нужно быть негодяем, чтобы не ответить на такое признание, и ещё большим негодяем, чтобы воспользоваться им…

У Цяньхэн легко подхватил Чэнь Юэ на руки, отнёс вглубь сада, где никто не мог бы их потревожить, и уложил на траву. Именно там, под цветущими локвами[13], Чэнь Юэ впервые познала сладость и боль любви.

У Цяньхэн придерживал ладонь у рта девушки, чтобы заглушить её стоны и крики, и жарко ласкал её тело. Нежная кожа Чэнь Юэ покрылась пятнами от поцелуев и росной россыпью пота.

Утренняя забава с самим собой казалась У Цяньхэну лишь жалкой пародией на то, что происходило сейчас. Его захлестнула страсть, сладострастие наполнило тело, подстывшая лава вновь горячо заструилась по венам, и он сам едва сдерживал крики.

Когда пик восторга был пройден, У Цяньхэн отнял руку ото рта Чэнь Юэ и наградил девушку нежным поцелуем за терпение и послушность. Грудная клетка Чэнь Юэ ходила ходуном, она никак не могла отдышаться.

– Чэнь Юэ, Чэнь Юэ, – ласково повторял У Цяньхэн, ладонью стирая пот и слёзы с её лица, – я люблю тебя, Чэнь Юэ.

Чэнь Юэ ухватила его ладонь, прижалась к ней лицом и закрыла глаза. Она ещё нескоро пришла в себя, да и У Цяньхэн не вполне владел собой, поэтому они, крепко обнявшись, лежали на траве ещё долго, едва ли не до заката, а с деревьев на них сыпался яблоневый цвет.

И ночью, когда Чэнь Юэ пробралась в комнату У Цяньхэна и юркнула к нему в постель, У Цяньхэн не возражал более. Они до самого утра предавались любви, зажимали друг другу рты ладонями, чтобы не выдать себя, и изнемогали от любовной неги, наполнявшей их тела.

– Могу ли я теперь считать себя совершенной, учитель? – спросила Чэнь Юэ, когда они остановились, чтобы отдышаться и после этой вынужденной передышки снова слиться воедино и уже не останавливаться, пока ледяной восторг не наполнит их обоих, пока не потемнеет в глазах, пока не зазвенит в ушах, пока сладость не превратится в боль, пока не останется сил ни на что…

– Ты совершенна, Чэнь Юэ, – жарко зашептал ей У Цяньхэн, – ты всегда была. Чэнь Юэ, моя Чэнь Юэ…

У них впереди было ещё много ночей: дождливых летних, ветреных осенних, холодных предзимних – ровно до той ночи, когда на землю лёг первый снег, стирая с лица земли все краски, кроме совершенной белизны, первый и последний снег в их жизни.

Они договорились встретиться утром в глубине сада, под тем самым яблоневым деревом, где лишились девственности. Ночью выпал снег, первый в этом году, самое время для любования снегом. При этом полагалось обмениваться стихами по случаю наступления зимы.

Предполагалось, что это будет очередной урок поэзии, но они оба прекрасно понимали, что теперь их уроки, будь то каллиграфия, или живопись, или ведение беседы, были не уроками, а свиданиями, которые нередко заканчивались совместным любованием друг другом или познанием друг друга и глубины собственных чувств.