У Цяньхэн беззвучно шевелил губами, повторяя про себя первую строку сочинённого им стихотворения. Утро выдалось морозным, и он пошёл к управляющему, чтобы попросить у него меховую накидку для Сяоцзе и, если будет на то позволение господ, для себя самого. С лёгким сожалением он подумал, что предаваться утехам в саду уже не получится и что год близится к концу, а значит, и его пребывание в поместье Чэнь.

Мысль о разлуке с Чэнь Юэ его пугала. Они настолько прикипели друг к другу, что, казалось, стали половинками единого целого. Но через несколько недель ему придётся покинуть поместье, а Чэнь Юэ после торжественной церемонии благословения отправят в Первую столицу к императору. Увидятся ли они после этого?

У Цяньхэн знал, что Запретный город – так назывался дворец императора и прилегающие к нему поместья – придворным покидать запрещено и это карается смертью. Сможет ли он сам когда-нибудь попасть туда, если сдаст экзамен и получит должность в Первой столице?

«Я должен превзойти всех и обратить на себя внимание императорских вербовщиков», – подумал У Цяньхэн.

Управляющий стоял на террасе и беседовал с хозяином поместья Чэнь. У Цяньхэна они не заметили, а он, чтобы не помешать им, отступил за угол дожидаться, когда они закончат разговор, и уже тогда выйти и обратиться к управляющему с просьбой, и невольно подслушал их. Глаза его раскрылись шире, кровь в венах заледенела, точно он промёрз на зимнем ветру.

– Алтарь почти готов, – сказал управляющий. – Фэн-шуй в той части поместья хороший. Осталось лишь украсить его свечами и зимними цветами. Свечи уже начали отливать, цветы привезут завтра к полудню. Курильницы уже у алтаря, благовония начали жечь ещё на прошлой неделе и не прекратят до минуты исполнения ритуала. Воскуренные благовония обратят внимание богов на жертвенник семьи Чэнь. Благовония выбраны самые дорогие, редчайшие, не заметить их невозможно, такие не зажигают и в императорском дворце!

Господин Чэнь покивал одобрительно и поднял в воздух палец:

– Всё должно пройти гладко. Принеся жертву богам, семья Чэнь прославится.

«Жертву богам? – удивлённо подумал У Цяньхэн. – Разве это не должна быть церемония благословения?»

– Да, господин, – угодливо похихикал управляющий, – боги ниспошлют благословение семье Чэнь, получив в жертву хрустальную душу. Монах сказал, что хрустальные души необыкновенно редки и небожители готовы отдать любые сокровища, чтобы получить такую.

– Ты думаешь, девчонка уже стала хрустальной душой? – спросил господин Чэнь, покривившись. – Мы истратили целое состояние на её обучение. Надеюсь, это окупится.

– Хрустальные души совершенны, – сказал управляющий. – Я уверен, Сяоцзе уже достигла совершенства. Она изучила все науки и все духовные практики на свете, совершеннее её только Будда. Её душа удовлетворит небожителей, и они осыплют вас сокровищами, так сказал монах. Быть может, семью Чэнь даже возьмут на Небеса и причислят к небожителям.

– Это было бы хорошо, – сказал господин Чэнь, потирая подбородок. – Семья Чэнь прославится в веках. Земная слава или небесная – не так уж и важно. Думаешь, сокровища превзойдут императорские?

– Ещё бы! – воскликнул управляющий. – И я бы не удивился, если бы семья Чэнь стала впоследствии новой императорской династией. С небожителями на нашей стороне ничто не кажется невозможным.

Господин Чэнь приосанился, насколько позволяло его грузное тело, и пригладил усы:

– Император, говоришь? А что, мне нравится. Тогда я буду купаться в золоте, возьму себе тысячу наложниц и буду предаваться утехам дни и ночи напролёт, пока они не нарожают мне сыновей, достойных сменить меня на троне Поднебесной. Не будет династии более крепкой и могущественной, чем династия Чэнь!

– Да, да, – угодливо подтвердил управляющий, – надеюсь, и недостойного слугу вы не забудете тогда.

Господин Чэнь хлопнул его по плечу:

– Сделаю тебя министром, получишь столько золота и женщин, сколько пожелаешь. Без тебя я не нашёл бы того монаха и не узнал бы о ритуале жертвования хрустальной души.

«Ритуал? – с упавшим сердцем подумал У Цяньхэн. – Так всё это ложь? Они и не собирались отправлять Сяоцзе в Первую столицу? Но что они собираются с ней сделать?»

– Да, да, – ещё угодливее закивал управляющий, – это была необыкновенная удача – встретить того монаха. Никто из живущих в мире смертных не знает о хрустальных душах, только он один: он читал запретные книги в забытых храмах.

– Должен это быть какой-то определённый ритуал? – подумав, спросил господин Чэнь. – Как мы должны убить девчонку, чтобы боги принял жертву?

У Цяньхэн похолодел. Убить! Это было не просто символическое жертвование души, здесь замышлялось настоящее убийство!

– Монах сказал, что любой способ подойдёт, лишь бы алтарь окропило кровью. Думаю, нужно перерезать ей горло: быстро и без мучений, так душа не успеет растерять совершенство перед несовершенством смерти, – сказал управляющий. – Лучше ей пребывать в неведении: невинные души не менее совершенны, чем души, впитавшие в себя мудрость всего мира. Чтобы уж наверняка.

– Тогда выбери самый острый нож, – велел господин Чэнь.

– Я уже выбрал, – сказал управляющий, вытаскивая из-за пазухи нож с длинным узким лезвием.

У Цяньхэн зажал рот обеими ладонями, сердце у него пустилось вскачь. Нужно предупредить Чэнь Юэ, рассказать о коварном плане её дяди, придумать, как спасти Чэнь Юэ… Побег! Бежать! Сегодня же! Немедленно!

Он попятился, по-прежнему зажимая рот ладонями, переступил ногами, развернулся и спрыгнул с террасы на снег. Но сапог его поскользнулся на застывшей лужице, и У Цяньхэн грохнулся на землю.

– Кто там? Кто-то подслушивал? Поймай его! – Топот шагов из-за угла приближался, голоса становились громче. – Поймай и убей! Лишние свидетели нам не нужны! Живо!

У Цяньхэн вскочил на ноги и, оскальзываясь и спотыкаясь, помчался прочь от террасы, уродуя сапогами нетронутое полотно первого снега. Прочь отсюда, к локвам, где ждёт его Чэнь Юэ…

Что-то горячо обожгло его спину, как раз между лопатками, а потом снег завертелся перед глазами, и неожиданно в глаза ударило вечное сияние неба и солнца.

Чэнь Юэ с нетерпением ждала утра, прихорашиваясь перед большим бронзовым зеркалом.

Прежде ей не нравилось смотреть на своё отражение. Она смутно помнила, что однажды её чуть не убили, приняв за демона. Это было очень давно, ещё когда она жила с родителями, лица которых время стёрло из памяти, оставив лишь неясные силуэты и искажённые голоса. Тогда ей запретили выходить из дома, и она более никогда не бывала на улице.

Она увидела мир лишь мельком, когда её везли в поместье Чэнь после смерти родителей, и вновь оказалась запертой на долгие годы. Теперь говорили, что её ничто не должно осквернить, но она-то знала, что это из-за её странных глаз и волос!

Но сейчас она глядела на себя без отвращения. У Цяньхэн сказал ей, что никого прекраснее он в жизни не видел.

«Значит, иметь такие глаза и волосы – красиво, – подумала Чэнь Юэ. – Учитель не стал бы меня обманывать».

Она много размышляла о том, что связывало их теперь. Её цветок распустился в полную силу, и она захлёбывалась сладостью переполнявших тело чувств. Только в объятиях У Цяньхэна она чувствовала себя по-настоящему совершенной.

Они перепробовали разные любовные техники: среди книг У Цяньхэна были и «Весенние картины», сборник эротических гравюр, служивший своеобразным учебником для юных пар, познающих друг друга на супружеском или любовном ложе.

Чэнь Юэ было всё равно, какие позы принимали их тела, важен был лишь момент соединения и последующая за этим сладкая боль – «колибри, проникающая в чашечку цветка жадным клювом, чтобы насладиться драгоценным нектаром», так описывали любовный акт в одном из стихотворений.

«Моё тело создано специально для него», – думала Чэнь Юэ.

Мысль о том, что это мог быть кто-то другой, а не учитель, казалась нелепой.