Давай, Славка, вспоминай, куда вчера рванула на ночь глядя. В голове со скрипом ворочались шестеренки, подкидывая картинки вчерашнего вечера. Вот я убегаю из домика на краю поселка, где в неприличной позе сплелись два близких мне человека — Ванька и Ирка. Бегу, но из-за слез не разбираю куда. На смену широкой дороге пришла лесная тропинка. Уже смеркается, но мне все равно. Внутри горит огонь, который не дает остановиться ни на секунду. Хочу бежать. Бежать, как можно дальше. В ушах до сих пор звенит от их стонов и вздохов…

— Прочь, прочь, — пытаюсь отогнать от себя отвратительную картинку, что преследует меня.

Странно, но в голове всплыли совершенно незнакомые мне строчки, и я словно под гипнозом повторила:

Нашу связь долой,

Мир иной открой,

Туманом путь укажи,

Навсегда привяжи.

Солнца луч над землей,

Расстояние долой,

Только вместе заря,

Ты забудь про меня.

Бормоча по кругу странные слова, я бежала куда угодно, хоть к черту на рога. Лишь бы не слышать, забыть измену, выжечь ее из своего сердца.

Отметив, что вокруг густой туман и уже не видно дороги, я остановилась, пытаясь отдышаться. Дыхание сбилось, каждый шаг отдавался болью в груди. Пора тормозить. Как мне вернуться назад? Вдалеке, из-за тумана, показались очертания домика. Надо спросить дорогу у его обитателей.

Это все, что мне вспомнилось о вчерашнем вечере, точнее ночи. Так вот, значит, чей это домик. Что ж, через лес я, пожалуй, и в простыне дойду до поселка. Эх, отдохнули с друзьями. Плохая была идея — на майские на природу рвануть. А все Ирка: «Поехали ко мне, историческую родину вам покажу. У нас красиво, речка, лес…»

К черту. Сейчас до дома дойду, вещи соберу — и на электричку, в город.

Задрав подбородок повыше, я обернула вокруг груди белую простынь и пошлепала босыми ногами в полной тишине на выход.

— Пр-р-ровожу, — сорвался со своего места ворон в распахнутое окно.

Я шла по дому, отмечая, что здесь весьма уютно, хоть и странно. Такое впечатление, что я оказалась в музее славянской культуры. Все деревянное, никаких намеков на современность: лавки, столы, печь вон даже огромная с лежанкой, ведра с водой, коромысло в углу. Скатерти с весьма интересным орнаментом. Колоритно, что тут еще скажешь.

Улица встретила прохладой. Начало мая всегда такое: днем жара, ночью и морозец может пройтись. Но мне повезло: по ощущениям градусов десять, не меньше. По траве стелился туман, скрывая сочную зелень от глаз. Что поделать, надо идти. Я спустилась по ступенькам высокого крыльца, обернулась, и замерла от красоты: это не дом, это сказочный терем какой-то. Бревенчатый сруб в два этажа, черепичная крыша, окна с резными ставнями, высокое крыльцо с десятком ступеней и причудливой формы балясинами. И ни разу не похоже на ту развалюху, на которую я наткнулась в тумане. Спишем на то, что в темноте я не рассмотрела домик как следует.

— Нр-р-равится? — поинтересовался ворон, появившийся так внезапно, что я подпрыгнула на месте.

— Фу ты, черт, напугал! — возмутилась я его карканью.

Птицу это не смутило. Он приземлился на траву возле моих ног и важно зашагал впереди, приговаривая:

— Пр-р-ровожу. Заплутаешь.

— Вот за это спасибо! — от души поблагодарила я пернатого, — Дорогу назад я не помню.

Шагая за провожатым, я осматривала пейзаж вокруг. За теремом назвавшегося Кощеем мужчины… Надо же — Кощеем. Я мысленно усмехнулась такому совпадению. Каких только прозвищ в детстве не дают. Я вот Ягой была, а этого Кощеем дразнили. Тощий поди был. Так вот, за его домом сплошной стеной возвышались ели, у крылечка лужайка зеленая, за ней речушка с горбатым мосточком. А на том берегу лесок начинается, березовый. И деревца словно в парке ровными рядами стоят. Чудно.

Тропинка петляла между деревьями, хотя могла бы и ровнехонько идти. Птиц вышагивал вперед, молча указывая дорогу.

— Далеко еще? — поинтересовалась я минут через пятнадцать.

— Пр-р-ришли, — прокаркал он, — Там за овр-р-рагом.

Странно, но я не припомню оврагов. Пока пыталась еще раз восстановить в памяти вчерашний забег, не заметила как мы спустились вниз. В тот самый овраг, про который говорил ворон. Мы остановились.

— Пр-р-ришли, — развернулся ко мне пернатый, — Пр-р-рошу, — крылом махнул он на стоявшую безо всякого фундамента на земле избушку, смутно похожую на ту, в которую я вчера ночью входила.

— Не-не-не, — запротестовала я, — Мне домой надо, понимаешь? В поселок.

Но птиц резко оттолкнулся от земли и, взмахнув крылом, принялся набирать высоту.

— Да твою ж мать, а? — в сердцах выругалась я, — Только ты, Славка, можешь из одной задницы в еще большую угодить. Вот что это за избушка? — я рассматривала домик, в котором не было ни намека на дверь.

— Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! — сама не понимая зачем, попросила я и чуть не уронила челюсть на землю от удивления.

Избушка поднялась. Внизу у нее оказались две куриные ноги, точнее ножищи, потому что вес у домика явно был немаленький. Со скрипом развернулась избушка на сто восемьдесят градусов и опустилась обратно. Теперь вместо окна обнаружилась приветливо распахнутая для меня дверь.

Стоять в сырой траве оказалось неприятно. Ноги замерзли, а вместе с ними и все остальные части тела.

«Я только погреюсь, потом пойду искать дорогу в поселок, — успокаивала я себя мысленно, — И может, одеждой разживусь. Сжалятся люди добрые над несчастной».

— Хозяева? — я осторожно просунула голову в дверной проем, — Есть кто дома?

Никто не отозвался, и, осмелев, я вошла внутрь. Изба как изба, таких в небольшом поселке, где мы остановились у Ирки, было великое множество. Ну, если не брать в расчет ноги избушки. Хотя, может, мне показалось, и не было ничего?

Я осторожно осмотрелась. Пол из горбыля, длинный коридор, упирающийся в перекошенную дверь с огромным амбарным замком. У левой стены — высокий сундук с пыльной крышкой, у правой — лавка с ведрами воды да еще одна дверь чуть приличнее по виду, чем первая запертая.

Я зачерпнула двумя руками воду из ведра и жадными глотками проглотила кристальную жидкость. Сладкая, невероятная, в городе такой не найти. Словно родниковая водица. Хотя почему «словно»? Возможно, так оно и есть, колодца во дворе я не приметила. Не из речушки же?

— Явилась… — заворчал кто-то, явно обращаясь ко мне.

Но как ни крутила я головой, так никого и не увидела. Зато со скрипом отворилась дверь рядом со мной, намекая, мол, проходи, раз пришла.

Помещение, в которое я попала, оказалось весьма просторным, разделенным на две части огромной выбеленной печкой. Вдоль нее был деревянный настил, приподнятый над полом. Я опустилась на него, рассматривая простую деревенскую обстановку. В дальнем углу стояла односпальная кровать, сколоченная из грубых досок и укрытая покрывалом с вышивкой в виде птиц с огненно-рыжим оперением. Башня из подушек в изголовье была накрыта тонким кружевным платком. В ногах кровати — стол с белоснежной скатертью и одинокий колченогий стул напротив. У противоположной стены возвышался массивный деревянный буфет с резными дверцами. Два окна выходили на березовую рощу.

— Долго ты. Чай, заблудилась? — послышался тот же голос над головой, а затем, кряхтя, с печки спрыгнул бородатый мужичок в тулупе.

Роста в нем было мало, он едва доставал мне до колен. Я при своих ста шестидесяти пяти по сравнению с ним — великан.

Из-под его тулупа торчали ярко-красные штаны, заправленные в блестящие черные сапоги с высоким голенищем. Я удивленно засмотрелась: округлое лицо с маленькими зелеными глазками, раскрасневшиеся щеки и приплюснутый нос, каштановые волосы и длиннющая борода…

— Ооо, — не в силах вымолвить ничего другого, я невежливо пялилась на мужичка.

— Чего вылупилась, глупая девка? Али домового в первый раз видишь?