Кикимора дернула изо всех сил, и на пол посыпались шелковистые пряди, вырванные с корнем. По лицу «Елены» пробежала судорога, но не от боли, а от ярости. Огоньки в глазах вспыхнули с новой силой.

— Глупая болотная гадина! — ее голос снова стал хриплым и старушечьим, облик поплыл, на мгновение, явив миру истинное лицо, Илисты — изможденное и злобное. — Я тебя в трясину вгоню!

Ведьма вскинула руку, и невидимая сила швырнула Мару через всю комнату. Кикимора с глухим стуком ударилась о стену, усыпанную склянками.

Хлипкие полки не выдержали, и десятки пузырьков с зельями полетели вниз, разбиваясь о пол.

Воздух мгновенно наполнился едкими, разноцветными испарениями.

Поднимайся! Ну! Я изо всех сил болела за наших. В смысле за Мару. Потому что колечко у нее не настоящее. Вреда от нее меньше, чем от Илисты. Что задумала болотница, мне было неведомо, а оттого пугало сильнее.

Илиста, тяжело дыша, повернулась к месту, где упала Мара. Но кикимора уже поднималась, ее глаза светились в полумраке красноватым светом.

— Ты забыла, с кем имеешь дело, старая карга! — просипела она.

Мара резко выдохнула, и из ее рта вырвался сгусток черного, вонючего тумана. Он устремился к Илисте, но та лишь усмехнулась и рассекла его взмахом руки.

— Жалкие фокусы!

Ведьма щелкнула пальцами, и из темного угла выползли толстые, скользкие корни, похожие на червей. Они обвились вокруг ног и рук Мары, сковывая ее движения. Кикимора забилась в их цепких объятиях, издавая яростные, бессильные вопли.

Илиста снова повернулась ко мне. Ее дыхание сбилось, на прекрасном лице проступила испарина. Ссора отняла у нее силы, но не намерения.

— Все из-за тебя! — выкрикнула она. — Зачем ты явилась сюда? Ты…

Она продолжала изрыгать проклятия в мой адрес, но сделать ничего не могла. Корни надежно спеленали ее по рукам и ногам.

— Вот видишь, как все сложно, — одержавшая победу над соперницей Илиста подошла ко мне и пнула в бок, словно проверяя, не прошло ли действие порошка.

Боль пронзила ребра, но я по-прежнему не могла пошевелиться.

— Из-за тебя даже союзники грызутся. Но ничего, мы все исправим. — Она наклонилась, и ее пальцы снова потянулись к моему лицу.

В глазах горела жажда. Она хотела мою силу, которой я совершенно не ощущала. Да и по словам домовых силу мою разбудить надо.

Кощей… — отчаянно думала я, в последний раз пытаясь шевельнуть пальцем. Где же ты?

И в этот самый момент снаружи, сквозь толщу земли и болотной тины, донесся яростный, знакомый конский топот. Быстрый, неумолимый, словно раскаты грома. И за ним — полный нечеловеческой ярости крик.

ЯРА-А-А-А!

Илиста замерла, ее рука остановилась в сантиметре от моего лица. Торжество в глазах сменилось на секунду паникой.

Однако все это длилось считаные мгновения, а затем болотница, тряхнув головой, приняла полностью облик Елены, не забыв, правда, придать ему трагизма.

Платье из красивого наряда превратилось в оборванные лохмотья, с ног исчезли сапожки, на безупречном лице появились царапины и синяки. Поскольку над прической уже потрудилась Мара, то она осталась без изменений. И это был идеальный штрих к жалкому облику.

Видя колдовство, Мара набрала воздуха побольше и принялась орать, что есть сил.

– Кощей! Мы здесь! Спаси…

Ее зов о помощи оборвался тем же образом, как и я была обездвижена в лесу: облаком порошка, полетевшим в лицо.

— Ну ты и тварь, Мара, — прошипела ведьма, — моли, чтобы твоя кончина была быстрой. А ты, — она сверкнула на меня своими глазами, — никуда не уходи, я быстро.

– Ой, Кощеюшка! — запричитала болотница, откидывая зеленый ковер, прикрывающий вход в свою хижину, — Как хорошо, что ты здесь! Нам надо спешить!

Он ей не поверит, не поверит. Пыталась успокоиться я. Он справится. Ну что он с ведьмой, что ли, не разберется?

Звуки снаружи не доносились. И какое-то время ничего необычного не происходило, но вот земля дрогнула, словно в нее ударило раскат грома. Все вокруг затряслось.

Мара не могла издать звуков, но по ее испуганным глазам было ясно, битва началась. И кто бы ни победил, ее участь предрешена.

Так, Кощей бессмертный, без паники! Я мысленно повторяла эту мантру, пытаясь заглушить нарастающую волну ужаса. Но успокоиться не получалось. Чем дольше продолжалась битва снаружи, тем сильнее я нервничала.

Мое тело оставалось тяжелым и неподвижным, но внутри все горело. От бессилия. От страха за него. По всему телу от сжавшегося в комок сердца прошла новая, еще более сильная волна жара, на этот раз не метафорическая, а самая что ни на есть реальная.

Она раскатилась по венам, будто расплавленный металл, сжигая изнутри ледяные оковы порошка.

Я почувствовала легкое, едва заметное покалывание в кончиках пальцев.

Шевелись — приказала я себе, сосредоточив всю свою ярость, весь страх, всю отчаянную надежду на пальцах правой руки.

И они дрогнули.

Всего на миллиметр. Внутри разгоралась надежда.

Понемногу тело оттаяло, я осторожно поднялась на ноги. Конечности гудели от долгой скованности. Пошатываясь, я направилась к выходу, пол под ногами сотрясался уже как будто снаружи землетрясение.

Но стоило мне коснуться полога рукой, как все стихло.

— Кощей! — хриплый крик вырвался из моего горла. Я рванула вперед.

Увиденная мной картина заставила замереть.

Земля перед входом в логово ведьмы была вспахана, будто здесь прошел ураган. Вывороченные с корнями деревья, глубокие рытвины, залитые черной болотной жижей. И тишина. Та самая, мертвая, неестественная тишина, что воцарилась секунду назад.

Кощей стоял спиной ко мне, неподвижный, как изваяние. Его плечи по-прежнему были напряжены, плащ безвольно свисал, изорванный в клочья. В правой руке он сжимал свой меч, но острие его упиралось в землю.

— Кощей? — снова позвала я, но уже тише, с пробирающей до дрожи тревогой.

Он обернулся, и я на секунду рассмотрела то, что скрывалось за его фигурой.

— Бабуля? — удивленно воскликнула я, не веря своим глазам.

— Живая! Успела! — облегченно вздохнула она, вытирая грязь со лба ладонью. У ног неподвижно лежала Илиста в истинном облике.

А орудие — огромная, гладкая, начищенная до блеска палка-посох — крепко сжимала морщинистая, но сильная рука бабули.

— Яра! — бабушка распахнула объятия, и я уже была готова броситься к ней, но в этот момент Кощей, оказавшийся рядом, обхватил мою талию и резко притянул к себе.

Порывистое, почти грубое движение, полное невысказанного ужаса и облегчения. Он прижал меня к своей груди так крепко, что на мгновение перехватило дыхание.

Я чувствовала, как бешено бьется его сердце. Пальцы Кощея впились в мою спину, прижимая еще ближе, словно он боялся, что я исчезну.

Он не говорил ничего. Весь страх, вся ярость, вся любовь, что копились в нем за эти бесконечные минуты, выплеснулись в одном жесте.

Я обняла его в ответ, уткнувшись лицом в его горячую кожу на шее, и, наконец, позволила себе немного расслабиться.

Бабушка смотрела на нас, и в ее уставших глазах светилось глубокое понимание и радость.

— Надо же, не соврал. И впрямь жених, — пробормотала бабушка задумчиво.

Она стряхнула с посоха грязь битвы и поинтересовалась:

— Кто-нибудь, объясните уже наконец, что у вас происходит?

— Ой, — отстранилась я от Кощея, — там же еще Мара в логове. Связанная, — остановила я рванувшего к домику Кощея.

— Как ты с ней справилась? — удивилась я, глядя на поверженную ведьму. Илиста по-прежнему лежала с закрытыми глазами, и только легкая судорога время от времени пробегала по ее телу.