— Мажь скорее! — вырвал меня из раздумий нетерпеливый окрик Микоши. Она же уже тащила от печки деревянную лопату.

Я обмазала нежную кожу ребенка и потянулась к лопате. Но Феофан недовольно шикнул:

— Не части, обожди мальца. Схватиться должно.

Минут десять, и мазь начала подсыхать, покрываясь трещинками. Только тогда Феня кивнул:

— Пора.

И, уложив все еще не издавшего ни звука ребенка на лопату, я подошла к печи. К тому времени огонь еще не угас, и я нерешительно замерла перед устьем. Если сунуть ребенка, то это же… Не хотелось даже думать, что с ним произойдет.

— М-да, — озадаченно почесал макушку Феофан, — до угольков далеча еще. А ждать не могем, совсем плох дитятко.

— А если на шестке и прикрыть заслонкой? — высказала предложение Микоша.

Подумав немного, Феня согласно кивнул:

— Валяй, тащи заслонку, — приказал он Микоше, и та снова послушно рванула выполнять. — Сымай с лопаты, так клади, руками, — это уже мне. И я беспрекословно исполнила то, что велено.

Закрыв заслонкой устье печи, поинтересовалась у своих помощников:

— А долго ждать-то? Как мы поймем, что пора?

Потому что даже там, где лежал малыш, температура высока — это раз, а два — запас кислорода весьма и весьма ограничен. И это меня очень беспокоило.

— Как заголосит, так пора.

И мы ждали. Пять минут, десять, пятнадцать? Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем раздался крик ребенка.

Наперегонки мы рванули к нашему «пирожку». Чумазый в саже, остатках лекарства, он истошно орал, требуя… Чего? Наверное, есть? А может, мамку звал.

Не обращая внимания на плач, обтерла тряпкой, смоченной в воде, маленькое тельце, с удивлением отмечая, что жуткие нарывы превратились в бледные пятна. А дыхание выровнялось и уже ничем не отличалось от здорового.

— Фух, — вытирая пот со лба, устало вздохнул Феня, — управились.

— Ага, — лаконично согласилась Микоша. Она опустилась прямо на пол у печки, прислонившись к дровнику. — Сил нет.

— Как же ты меня напугал, — улыбнулась я малышу.

— Кто хоть там парень, али девка? — поинтересовался домовой, забираясь на скамейку.

— Мальчик, — ответила я. — Вон какой богатырь будет, — я потрепала его за щеки, и малыш затих, уставившись на меня своими серыми глазами. А потом заорал еще сильнее прежнего.

— Феня, присмотри за ним, я мать позову.

Сделала первый шаг от стола и поразилась: ноги словно свинцом налиты, еле передвигаются. И вроде идти до порога от силы шагов двадцать, но это расстояние казалось непреодолимым. Да еще голова гудит, словно медный колокол. Это ж сколько сил из меня высосал обряд? А ведь я ничего особо сложного и не сделала, но иду с огромным трудом. Сейчас бы спать завалиться, и даже плевать, что проснусь я в чужой постели.

В таких мыслях я доползла до дверей и кликнула дождавшуюся на улице женщину. Та пулей взлетела по ступеням и исчезла в избе. Сынишка остался дожидаться у крыльца. А я двинулась в обратный путь, который дался мне еще сложнее.

Когда я, наконец, доползла, мать уже успокоила малыша и кормила, сидя на каржинке. Оба домовых исчезли из виду, только колыхающаяся занавеска на печке давала понять, где они спрятались.

— Где матушка Ягиня? Поблагодарить хочу, — увидев меня, спросила женщина.

— Как тебя зовут? — спросила я вместо ответа.

— Прасковея.

— Вот что, Прасковея, я у вас теперь Яга, временно, — добавила поразмыслив.

Тетка охнула, покрепче прижала к себе малыша и принялась рассматривать меня.

— Что? Не веришь? — стало даже обидно. Я тут детей спасаю, а мне не верят. — Да я это, я.

Обернувшись по сторонам и убедившись, что вокруг кроме нас с ней, никого нет, она, видимо, решила, что я не вру. Отложив сына, бухнулась на колени и принялась по новой бить поклоны причитая:

— Матушка, благодетельница, спасительница.

С каждым новым словом она подползала все ближе и ближе, пока наконец не уцепилась за край моего сарафана и не начала его целовать.

Ну это уже слишком. Я не привыкла к таким почестям. Мне бы и простого спасибо было достаточно, о чем я честно сказала, пытаясь ее поднять. Но тетка попалась из упрямых и категорически не желала сдаваться.

— А ну, встать! — по-армейски рявкнула я. И это сработало. Прасковея вскочила на ноги.

— Скажи, чем отблагодарить тебя? — спросила она.

Задумалась, что с нее взять? Судя по скромной одежде и босым ногам, семья ее живет небогато. Навряд ли есть лишняя монета.

— Скажи, есть ли у вас корова? — мне пришла в голову мысль, что можно же пойти коротким путем — и брать сразу продуктами.

Дожила, Славка, за еду работаешь, хмыкнула я мысленно, но другого варианта раздобыть пропитание пока не придумала.

— А как же, Зорька, — кивнула женщина.

И услыхав, что молока будет вполне достаточно, заверила, что сынишка ее каждое утро будет меня снабжать, а заодно и яйцами.

— Репу проси, — подсказал мне Феофан, — дюже люблю пареную.

Так, наша продуктовая корзина на первое время наполнена.

Выпроводив Прасковею с сынишкой, я устало плюхнулась на кровать. И пусть до заката еще далеко, я закрыла глаза и погрузилась в царство Морфея.

Мне снилась бабуля — она вместе со всеми искала меня по лесу, почесывая чащу метр за метром, до самой темноты. На расстоянии вытянутой руки рядом с бабушкой шла Ирка. Она то и дело шмыгала носом, терла заплаканные глаза, на что бабушка ей говорила:

— Не реви, жива она, чувствую я. Найдем.

Но подругу это не успокаивало, скорее наоборот, и она начинала тихонько поскуливать.

А еще мне снился Иван, не княжич, а мой несостоявшийся жених. Вместо поиска бывшей невесты он мчал на электричке в город. Факт того, что я настолько ему безразлична, резанул по сердцу.

Слезы покатились из глаз, стекая солеными ручейками на подушку. И вдруг почувствовала, как чья-то рука погладила меня по голове, волос коснулись губы в невесомом поцелуе.

— Это просто сон, — шепнул мне Кощей, — я рядом.

Его тихий голос успокаивал, убаюкивал, даря уверенность, что все будет хорошо. И я успокоившись, уснула до утра.

Всю ночь мне снились прекрасные сны — добрые, теплые и наполненные нежностью. Наверное, это так действовало присутствие рядом Кощея, не иначе. Его объятия без каких-либо поползновений с намеком на интим я ощущала сквозь сон. А проснувшись, была разочарована: вторая половина постели оказалась пуста. Сбежал? Или дела важные? А, впрочем, какая разница. Наверное, так даже лучше для меня. Не хватало еще влюбиться.

Привычным движением стащила простыню, собираясь в нее замотаться, но вдруг заметила свою одежду, разложенную на лавке под окном. Точно! Кощей же вчера говорил, что с берега подобрал мои вещи и в терем принес. Вот спасибо! Это очень кстати. Натянула на себя рубашку, сарафан, сапожки, переплела косу, параллельно размышляя, что надо бы мне к местной рукодельнице наведаться за обновками. И выскочила за дверь.

В тереме стояла полнейшая тишина, хозяина дома нигде не оказалось, наверное, и вправду ушел. Что ж, не буду злоупотреблять гостеприимством: выспалась — пора и честь знать.

Бодро шагала по лесу, стараясь не думать ни о чем. Например, в первую очередь о Кощее, а чего о нем думать? Ну красивый, ну внимательный, да нравится. Подумаешь. Мне надо думать о Василисе, о том, что ее надо замуж выдать, да еще и не за абы кого, а за Ивана, который на меня смотрит как кот на сметану. Что там бабка писала про перо жар-птицы, — не помню, надо перечитать ее послание. И книги еще ждут, пока я за них возьмусь. Еще надо бы провести ревизию трав в кладовой, а то случись чего, а у меня не окажется нужной. На полную луну надо семицвета набрать, оспади, откуда я это знаю?

От этой мысли я резко остановилась. Что за чушь у меня в голове? Едва сделала первый шаг, как вдруг из-под ноги выскочил маленький хорошенький котенок. Черный как уголек. Голова с большими оттопыренными ушами, длинные, тонкие лапы делали его несуразным, но очень милым. А глазища! Огромные, как блюдца, горели янтарным огнем.