Мы расселись вокруг стола, и я тут же поняла, в чем подвох. Лавки были низкими, а стол — высоким, под стать хозяевам. Илья и Никита, оба богатырского сложения и роста, устроились с комфортом. Кощей, ничуть не уступавший им в габаритах, тоже чувствовал себя совершенно естественно. А вот я... Столешница располагалась на уровне моего подбородка. Я почувствовала себя букашкой.

— Хм, — явно веселясь, хмыкнул Илья, оценив картину. — Вот незадача, Никитка, сбегай-ка в мастерскую, принеси Ягине что-нибудь в помощь. А то нашей гостье не слишком удобно.

Старательно пряча улыбку в свой здоровенный кулак, Никита покорно удалился и вскоре вернулся, неся в руках две пухлые, туго набитые подушки в ярких наволочках.

— Подбери высоту под себя, гостья, — с доброй усмешкой сказал Илья, пока Никита водружал мне «трон». — У нас народ рослый, мебель под него же и ладили.

Я взгромоздилась на обе подушки. Чудесным образом мир преобразился — теперь я могла не только дотянуться до еды, но и чувствовала себя полноправной участницей застолья.

— Благодарю за заботу, — произнесла я хозяину кузницы, который как раз преломил хлеб пополам, начиная первым трапезу. Вслед за ним к еде потянулся Никита, разливая душистый квас по глиняным кружкам; первую из которых протянул мне.

За обедом о сватовстве никто не говорил. Обсуждали последние новости. Мельник готовился к свадьбе дочери, активно закупал продукты, созывал гостей. Его дочка Милана собирала приданое, а за ней хвостиком таскался Гордей. Ни на шаг не отставал. Разве что ночью домой уходил. Но с первыми петухами уже поджидал «возлюбленную» у палисадника.

— А ведь нормальным парнем был, хлебнул зелья, — вздохнул Никита.

— Да, — вторил своему подмастерью Илья, — а как бы он сейчас нам пригодился, работы во! — он махнул над головой ладонью, изображая, как много заказов.

Я поспешила перевести тему: не нужно, чтобы кто-то даже заподозрил раньше времени, что мы замышляем снять действие приворота с парня.

— А над чем вы сейчас трудитесь? — спросила я у Ильи, и он поведал, что в соседней деревне мост новый задумали. Да не из дерева, а такой, чтоб сто лет простоял — кованый.

— Хотите посмотреть?

Илье явно не терпелось показать работу, да и я бы сама попросила об этом.

— С удовольствием.

— Тогда милости прошу, — махнул в сторону кузницы Илья.

К тому моменту мы уже успели отобедать, поэтому поднялись из-за стола.

До сего момента мне никогда не приходилось бывать в кузнице, я с трудом представляла себе, как и что здесь устроено.

Первое, что ощущалось, — воздух: переплетение запахов раскаленного металла, древесного угля, старого дыма, въевшегося в бревенчатые стены, и едкой пыли. От этого кружилась голова и першило в горле.

Низкая печь, сложенная из грубого камня — горн, с открытым очагом, внутри которого пылали угли. Два огромных кожаных клина сбоку с деревянными ручками — меха, кажется, так их назвал Никита, проводивший экскурсию. Стоило парню сделать пару мощных движений, и угли вдруг вспыхнули ослепительно ярким светом, заставляя меня зажмуриться.

Рядом, на массивном деревянном пне-подставке, расположилась наковальня, испещренная множеством вмятин и сколов. Длинной цепью к ней был прикован огромный молот, как пояснил Илья, — чтоб не потерялся.

Я с трудом себе представляла, как можно потерять такую махину, но им виднее, наверное, уже бывали прецеденты. Для интереса я попыталась поднять этот инструмент, но не смогла даже сдвинуть с места.

— Смотри, — легко схватил молот Никита, поднимая его над головой словно пушинку, — вот так. — Он с грохотом опустил его на пустую наковальню.

— Да ну нафиг, — пробормотала я, вызывая улыбки у присутствующих мужчин.

Повсюду царил творческий беспорядок. В темноте, на стенах, поблескивали десятки молотов и молотков разного веса и формы. Рядом висели клещи на длинных рукоятях.

В углу, почерневшая от времени и покрытая слоем угольной пыли, стояла бочка с водой для закалки изделий. Вот к ней-то и направился Кощей, пока Илья с гордостью подвел меня к готовой части перил для моста.

Я замерла, разглядывая творение. Это настоящее произведение искусства. Тончайшая работа, удивительной красоты узор, словно кружево от искусной мастерицы. Ажурное плетение изгибалось в виде изящных лиан, на которых распускались дивные цветы с тонко проработанными лепестками и сердцевинами. Каждый завиток, каждый листок был выкован с ювелирной точностью, создавая ощущение, что металл ожил и зацвел под молотом мастера.

— Обалдеть... — ахнула я, не в силах отвести восторженного взгляда от диковинки. — Какая красота!

— Нравится? — довольно произнес Илья, с удовольствием наблюдая за моей реакцией. — Сам не ожидал, что так получится. Рисунок в голове был, а вот воплотился ли — не знал.

— Очень, — прошептала я, касаясь кончиками пальцев прохладного, идеально отполированного металла. Под пальцами чувствовалась каждая тончайшая линия, каждый изгиб удивительного узора. — Это же... волшебно.

В этот момент послышался всплеск воды, и я повернулась на звук. Никита, держа в руке зеркальце, макал его в бочку, а Кощей при этом водил сверху руками, что-то шепча.

— Колдует, — прокомментировал увиденное действо Илья.

Вода на поверхности бочки забурлила, пошла через край, переливаясь к ногам, но ни Кощей, ни Никита не обращали на это внимания. Никита старательно окунал зеркальце, а Кощей, не переставая, шептал слова, которые я не могла расслышать.

Стало интересно, что за волшебство они творят.

Даже мое приближение не отвлекло мужчин — они полностью сосредоточились на своей работе. Наконец, вода постепенно прекратила пузыриться. Кощей кивнул, и Никита протянул ему зеркальце для последнего штриха.

Ладонь Кощея легла на отражающую поверхность, та заискрилась золотистым светом, а затем все погасло, словно ничего и не было.

— Готово, — известил Кощей для всех присутствующих. — Теперь это не простая вещица, заговоренная. Ежели кто в присутствии Жданы ворожить вздумает, даст знать.

— Добрый подарок, — кивнул Илья, поглаживая бороду. — Уважил старика.

Я мысленно усмехнулась: нашелся старик! Он мужчина еще ого — го, вон какие мышцы под рубахой просматриваются. Да и труд у него тяжелый, тут не каждый молодой справится. Голова вот только седа. А так еще очень даже.

Заметив мой задумчивый взгляд в свою сторону, кузнец оживился:

— Что, красавица, — подмигнул он, — проверяешь, старый горн ещё жар даёт?

От неожиданности даже не нашлась что ответить, зато Кощей сориентировался моментально.

— Смотри, как бы жаром этим тебе седину не опалило, опасные игры затеваешь, — произнес он, задвигая меня за свою широкую спину.

— Шутка была, что ты, — тут же исправился Илья, — прости, коли обидел, не хотел я.

— И я пошутил, — кивнул Кощей с серьезным лицом. И тут же сменил тему: — Закат уж почти, пора выдвигаться.

**

Солнце одним краем коснулось горизонта. Деревня готовилась ко сну.

День у местных начинался рано — с первыми лучами, потому и отдыхать отправлялись на закате. Правда, молодежь, разбившаяся на парочки, попадалась на нашем пути: кто за руку, кто под руку, а кто так, просто рядышком шел.

Одинокая мужская фигура у палисадника одного из домов привлекла мое внимание. Гордей. Узнала я сразу же.

Он стоял под сенью березы, прислонившись лбом к шершавому стволу и не отрываясь смотрел на освещенное окошко, где мелькала девичья тень. Милания. Поза у парня была неестественно застывшей.

Лицо... Боже, это было жутковатое зрелище. Оно напоминало маску: глаза остекленевшие, широко распахнутые, словно кукольные, смотрели ничего не видящим, прилипшим взглядом. Губы были полуоткрыты в восхищении, на которых застыла блаженная улыбка. Казалось, он даже не моргал, полностью поглощенный своим наваждением.

От него веяло такой тоскливой покорностью, что по коже пробежали мурашки. Это не влюбленный человек — это раб, зомби, привязанный к дому своей госпожи невидимой нитью колдовства.