- Спасибо, - я поцеловала его. – Ты настоящий друг.

Кот упал на бок и замурлыкал.

Мой взгляд пробежался по написанному. Какой-то обряд…

- Кусочек старой кожи, положенный в кровать, украшенную лилиями, поможет найти разгадку преступления, - прочла я. - Черная лилия — знак палача. Она несет смерть, словно темный ангел, обнимающий души своих жертв... Ее тонкие стебли венчают лепестки, блестящие в полумраке, но они лишь маска, скрывающая истинное предназначение. В этом цветке заключена сила, способная разорвать хрупкие нити жизни и вернуть мир к вечному покою…

Не очень радостная информация. Черная лилия – знак палача… Но кто для Вревского палач?

За ужином Вревский вел себя очень достойно. Он поддерживал разговор, задавал какие-то нейтральные вопросы. Но больше всего внимания барон уделял Алексею. Его интересовало, как парень справляется с Ахбазаном и другими лошадьми.

- У тебя, несомненно, имеется талант, Алёша. И его нужно использовать с умом, – Вревский отложил салфетку. – Ты ведь хочешь устроиться в жизни? Иметь свое дело?

- Очень хочу, ваша милость! – радостно воскликнул парень. Его глаза возбужденно заблестели. – А какое я могу иметь дело?

- Я подумаю, куда тебя можно пристроить, - улыбнулся барон, после чего взглянул на меня: – Надеюсь, вы не против, Мария Дмитриевна?

Как я могла быть против? Мужчина должен быть самостоятельным, ведь именно в этом заключается основа его внутренней силы и уверенности. Он должен уметь принимать решения, но и, конечно же, нести за них ответственность. Пусть Алексей строит свою жизнь и свою судьбу сам. Не может же он сидеть у наших юбок вечно? Тем более вряд ли Вревский предложит парню что-то плохое.

- Алексей имеет право решать без нас, что для него лучше, - ответила я. – Он уже взрослый человек.

- Что ж, тогда я займусь этим вопросом, - барон отвернулся, а я подумала, что сейчас он совсем не походил на повесу, щеголя или прожигателя жизни. Как странно… Мне казалось, такие люди выглядели и вели себя немного иначе. Павлины со скучающим взглядом.

После ужина Вревский изъявил желание посетить библиотеку, и я попросила Ивана проводить его в кабинет. Именно там и располагались стеллажи с книгами.

Я же поднялась к себе, чтобы собрать все эскизы в папку, а готовые украшения сложить в футляры. Если погода к утру наладится, можно отправляться в город. Потом мы с Орелем читали роман, устроившись на подушках. Но, осилив всего лишь три страницы, я задремала, убаюканная потрескиванием дров в печи-голландке.

Меня разбудил кот. Он улегся мне на спину и громко мурлыкал прямо на ухо, тычась мокрым носом в щеку.

- Какой ты тяжелый! – застонала я, переворачиваясь на бок. – Тебя нужно посадить на диету…

Орель возмущенно фыркнул, спрыгнул с кровати и подошел к двери. Во взгляде рыжего наглеца появилось нетерпеливое ожидание.

- Иду… - я опустила ноги на пол, громко зевая. Орель каждую ночь уходил охотиться, и до утра его можно было не ждать.

Я выпустила кота, а потом, накинув халат, вышла следом за ним в коридор. Меня будто что-то тянуло пойти в кабинет.

Держа в руке свечу, я спустилась на первый этаж, пробежала по темному коридору и остановилась у двери, переводя дыхание. Вот зачем мне это? Что если Вревский еще там? Что он подумает? Но неведомая сила продолжала толкать меня вперед.

Я тихо постучала, но мне никто не ответил. Тогда я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. В камине уже догорали дрова, и в их затухающем сиянии отчетливо вырисовывалась фигура барона, сидящего в кресле. Похоже, он спал.

Осторожно ступая на носочках, я вошла в кабинет и приблизилась к Вревскому. Его освещенное теплым светом лицо в этот момент растеряло весь налет высокомерия. Теперь оно казалось более живым и настоящим. В каминной трубе выл ветер, поднимая сноп искр в очаге, и я поймала себя на мысли, что каждая наша встреча наполнена какой-то тайной.

Рука барона на подлокотнике дрогнула, и я испуганно замерла, ожидая, что он сейчас откроет глаза. Но нет, Вревский продолжал спать, откинув голову на спинку кресла.

Все-таки это ненормально — наблюдать за спящим человеком. Неприлично. Нужно уходить. Но тут мое внимание привлек золотой медальон, лежащий на страницах раскрытой книги. Его створки были открыты, и я увидела, что в одной из них чей-то портрет. Как интересно… Кто же изображен на нем? Возможно, женщина, которую любит Вревский?

Я осторожно взяла его и поднесла к свету свечи. На портрете была изображена не женщина, а ребенок. Мальчик лет четырех. Его милое личико с пухлыми щечками, обрамленное темными кудряшками, заставило меня испуганно вздрогнуть. Как… как это могло случиться? Я уже видела эту вещь! Воспоминания обрушились на меня, словно лавина, сметающая все на своем пути. Каждый миг, пережитый когда-то, вспыхивал ярким всполохом, даря одновременно радость и боль.

Перед глазами промелькнули события того осеннего дождливого дня, когда я и несколько моих друзей решили, что можно поживиться чем-то куда более серьезным, чем карманные кражи. Мы пробрались в одну из тех квартир, что находились в старых домах с дворами-колодцами. В них были высокие потолки, лепнина на стенах и скрипучий паркет. Один из парней несколько дней следил за пожилым мужчиной, у которого он заметил старинные дорогие часы.

- Мужик этот как распахнул пиджак, а там цепочка золотая в карман жилета тянется! Прикиньте? Он такой достает часы, и тут я офигел! Они тоже золотые! Зуб даю, что дома у него много таких вещичек!

Я согласилась сразу, так как бабушке становилось все хуже и хуже, а денег, как всегда, не хватало. В квартиру мы забрались через окно, когда хозяин ушел из дома. В ней было много книг, картин, а на тумбочке стоял настоящий патефон.

- Обалдеть… Старик совсем дурак, если к нему спокойно можно забраться в окно! – насмешливо протянул Макс, рыща взглядом по полкам. – Вот, где мы озолотимся! Смотрите, у него здесь книги о магии… Ничего себе! Точно у деда фляга свистит!

Пока парни искали деньги, я подошла к красивому старинному шкафу и увидела за стеклом шкатулку…

Меня бросило в жар от этих воспоминаний. Потом по телу пробежал озноб, а на лбу выступили капли холодного пота. Этот медальон я нашла именно в той шкатулке и засунула его в карман куртки. Боже… Боже… Что все это значит?

В ту самую ночь умерла бабушка, а утром меня арестовали. Потом выяснилось, что мы забрались в квартиру не к богатому любителю антиквариата, а к художнику-бутафору. Этот человек создавал реквизит для фильмов и спектаклей. Все старинные вещи оказались подделкой… А их хозяин жил в своем волшебном мире.

На суде пожилой мужчина подошел к клети для подсудимых и уставился на меня пронзительным взглядом. Одет он был тоже странно. Темный костюм, пальто, шляпа. Опираясь на трость с золотистым набалдашником, мужчина просто стоял и смотрел. А я сгорала от стыда.

- Наш мир не единственный из существующих. Мне жаль, но в этом ты уже никогда не проживешь достойную жизнь, дитя. Ты обречена. Пусть следующие семь лет станут подготовкой для новой жизни. Я хочу подарить тебе шанс.

А потом я вспомнила, как, сидя за плетением кружева, почувствовала сильное жжение в груди. Стало тяжело дышать, в глазах потемнело. Я попыталась подняться, чтобы позвать на помощь, но упала, завалив подставку. Надо мной зазвучали голоса. Они становились все дальше и дальше, пока совсем не растворились в звенящей пустоте.

Эмоции захлестнули меня с такой силой, что я покачнулась. Старый бутафор оказался проводником или хранителем времени… А может, кем-то посерьезнее?

В голове прояснилось, стало легче. Словно порыв свежего ветра разогнал тяжелые тучи.

Я перевела взгляд на вторую створку медальона, где тускло поблескивала надпись… «Вревский Лев Сергеевич».

У барона есть ребенок? Аккуратно, стараясь не разбудить Вревского, я положила медальон на место, после чего вышла из кабинета. Мне нужно было подумать, понять, что произошло… И как быть дальше.