— Мама писала, что ты очень больна.
— О, Пламя. Прости, что я сама не писала тебе. Я чувствовала себя такой виноватой, что ты уехала вместо меня и вышла замуж. Ну да, я болела после родов. Но уже давно перестала умирать. На кого я оставлю дочку, сама подумай? — она бодро улыбнулась, — нас, скорее, мама беспокоит. Она бредит женитьбой Брана, и твердит нам, что ради его удачной женитьбы ты должна приехать, без этого никак. Как же, ты ведь почти герцогиня, — сестра улыбнулась.
— Почти не считается, — заметила Тьяна.
Дивона привела ее к себе в комнату.
— Давай, я причешу тебя скорее, — она усадила Тьяну на табурет, схватила щетку для волос и принялась распутывать пряди сестры, — а то мама упадет в обморок. Почему ты в таком виде?
— Потому что я ехала в дилижансе, на крыше, и со мной была бродячая гадалка. И я тоже притворялась гадалкой. Герцог приказал мне вернуться, не позволяя доехать до Рори, так что я просто сбежала от его стражи, вот и…
Рассказ о ее злосчастной поездке уместился буквально в несколько фраз.
— Это ужасно, Тин, какое сумасбродство, — ахнула Дивона. — с другой стороны, если бы ты не сбежала…
— Вот именно. Див, ты понимаешь? Мои слуги. Двое погибли! Горничная Энна выжила, но покалечилась, должно быть. А ведь она не хотела! Я заставила ее. Уговорила. И мои лошади. Это были такие чудные лошади, которые точно ни в чем не виноваты! Понимаешь? — она всхлипнула, потом еще раз.
Она была словно заморожена всю дорогу от трактира, и лишь теперь оттаяла и начала осознавать и чувствовать, и захотелось плакать, долго и горько.
— Я тебе плесну настойки, — сказала Дивона, — это такое горе. Тин. Но и такое счастье, что ты жива!
Она развела настойку и буквально заставила Тьяну все выпить. Перебирала ее волосы и говорила какие-то милые глупости. Закрутила ей пышный узел на затылке и заколола шпильками.
— Волосы у тебя стали еще лучше, да и вообще ты похорошела, — заключила она, — можно подумать, что влюблена.
— Я и влюблена, — Тьяна последний раз шмыгнула носом и вытерла ладонями щеки. — О, Пламя, как же ему было тяжко со мной последнее время. Сама не знаю, что со мной творилось, я как с ума сошла.
— Ты что, говоришь про мужа? — осторожно уточнила Дивона.
— Конечно, про кого еще?
— Но… Видишь ли, Бран описал его. Прости, дорогая. Но как можно любить такого?.. — в ее голосе было сочувствие пополам с любопытством.
— Но поступки мужчины важнее его внешности, — сказала Тьяна, — по правда говоря, внешность быстро отодвигается на последнее место, по сравнению со всем остальным.
— Не обижайся. Я понимаю, это верно для обычных людей, но ведь он наполовину зверь? Как можно сравнивать его с другими мужчинами?..
— Совсем не так. Он больше человек, чем, может, кто-то считает, поверь мне. Мне не с кем сравнивать, но я надеюсь, что все прочие мужчины хотя бы не хуже, — она улыбнулась.
Сколько раз она уже это повторяла?
Она что-то такое и ожидала. Никто не мог вот так сразу поверить, что ее Валантен был лучше всех и что он ей нравился таким, какой есть. А в глазах тех, кто этому поверит, она сама сразу станет странной и неправильной.
— О, вот как? — протянула Дивона удивленно, — что же, это хорошо. Но тогда я рада за тебя, конечно, сестренка. Хотя, не могу считать, что для мужчины внешность не важна. Дело в том, что мой муж очень красив, ты ведь помнишь его?
— Нам всегда нравилось разное, это ты помнишь?
Тьяна переоделась, тоже с помощью Дивоны, в свое старое платье — из тех, что год назад не стала брать с собой в Нивер. Потом была встреча с мамой и младшими сестрами, и они все собрались за поздним ужином.
Баронесса действительно умудрилась не заметить сегодняшнее страшное известие, поэтому просто обрадовалась приезду дочери. Тьяна раздала маленькие подарки, которые с утра захватила с собой в сумке — ожерелье с аметистами для мамы, браслеты для девочек, алмазные серьги Дивоне. А другие подарки… о них теперь и вспоминать не хотелось.
Ожерелье маме понравилось, но внешний вид дочери она не одобрила.
— Тин, дорогая, ты должна постараться улучшить свой вкус. Ты впервые навестила нас в качестве замужней леди, но такое платье недостойно леди Айд! Хорошо, что у нас к столу сегодня нет гостей!
Надеюсь, у тебя в сундуках найдется, чем удивить соседей?
Немного позже она заявила:
— О Пламя, все случается к лучшему! Теперь я рада, что наша Дивона убежала и не стала невестой лорда Айда. Она так тяжело перенесла первые роды. А если бы это был ребенок от Чудовища, подумать страшно, моя бедная девочка. Его она вовсе не смогла бы родить!
Дивона с виноватой улыбкой посмотрела на Тьяну — дескать, я ведь предупреждала.
— Хорошо, что Дивона убежала, потому что лорд Айд мой муж, я его люблю и не отдам ни Дивоне, ни кому другому, — заявила Тьяна, теперь не только сестре, но и все всем остальным.
«Я его люблю».
Она никогда не говорила этого Валантену. И он, в общем, тоже не говорил. Они вели себя, как любящие супруги, но никогда не признавались в любви. Все правильно, они ведь договорились об этом — не любить. Хотя тот их смешной договор так быстро перестал иметь значение! Они говорили друг другу много слов, которые могли бы сойти за признание в любви, но вот так, прямо и просто — нет, никогда.
Это надо исправить. Ничего, если она скажет ему первой?
— Я люблю тебя, Валантен, — сказала она тихо.
— С кем ты разговариваешь. Тин? — удивилась баронесса, Тьяна лишь еле заметно улыбнулась.
Говорить эти слова было совсем легко — здесь.
И почему так холодно? И все плывет перед глазами…
— Тин, почему ты дрожишь? — Дивона подошла, тронула прохладной рукой ее лицо, — милая, да у тебя жар, тебе лучше лечь.
— Жар? Нет-нет, — удивилась Тьяна, — но я действительно устала…
Она устала, но спала беспокойно, просыпалась множество раз. Видела рядом то Дивону, то маму, то горничную — и почему они тут, если надо спать? Что-то спрашивала, ей отвечали, она пила воду и опять проваливалась в сон. Сны снились отвратительные, про кошек. Кошки дрались, таскали рыбу со стола в кухне, царапали Тьяну, и каждый раз одна большая кошка умудрялась что-то утащить и сбежать. И море снилось иногда, неспокойное, темное.
Наконец она проснулась, открыла глаза. Не сразу поняла, где она, и лишь мгновение спустя сообразила: в своей комнате в Рори, на той самой кровати, на которой проспала много лет, и потолок над ней был ровно таким же, что и всегда, а за окном — свежее летнее утро. Снился плохой сон — ну, бывает.
Она попробовала встать, потом снова легла — тело было непривычно слабым и голова кружилась.
Открылась дверь и вошла Дивона, присела рядом.
— Как ты, проснулась? Ох, и напугала нас. Была не в себе, в жару горела два дня — совсем не помнишь?
Лекарь сказал, что это из-за нервов. От потрясения.
— Два дня? — ужаснулась Тьяна.
— Главное, ты выздоровела.
— Бран вернулся?
— Конечно. Привезли твои вещи, те, что уцелели. Пару платьев уже привели в порядок, так что мама больше не будет так огорчаться. Твоя горничная из Нивера пришла в себя, у нее сломана рука, останутся шрамы, но потом лекарь-колдун сможет их удалить. Ей просто повезло. Ну, остальное — сама понимаешь. От кареты остались щепки.
— Точно никто больше не выжил?
— К сожалению, нет. Граф Скарат обещал предоставить тебе карету и лошадей, достойных, как он выразился, герцогини.
— Слышала бы леди Овертина, — слабо улыбнулась Тьяна.
— Кто это, твоя золовка? — удивилась Дивона, демонстрируя возмутительное незнание высшей знати своей страны.
— Нет, золовка — леди Уна, очень милая девочка. А Овертина именно герцогиня, жена лорда Кайрена.
Всем своим врагам могу пожелать именно таких невесток.
— Ну, она, получается, тебе почти свекровь, раз жена герцога, — Дивона усмехнулась, — а свекровям полагается не любить невесток, или хотя бы не одобрять время от времени.