– Да, – сказал он. – В те дни, Алиса… пуф-ф! И прямо на Луну.

Две из трех дверей оказались заперты, но крайняя слева открылась, и они вошли. Ральф легонько сжал руку Луизы и ощутил ответное пожатие. Он сосредоточился, собрал в кулак волю и разум. Казалось, что мир вокруг вдруг мигнул, как огромный глаз, а потом широко распахнулся.

Обстановка в приемной была нарочито простой. Плакаты на стенах были из тех, которые в турагентствах продаются по цене открыток. Единственным исключением была большая черно-белая фотография, висевшая над столом: девушка в платье для беременных сидит у барной стойки с бокалом мартини в руке. КОГДА ТЫ БЕРЕМЕННАЯ, ТЫ ПЬЕШЬ НЕ ОДНА, гласила подпись под фотографией. Не было никаких признаков того, что в этой комнате или в комнатах позади этой – такой милой и типично деловой – делают аборты.

Да, подумал Ральф, а чего ты ожидал? Красочной рекламы? Плаката с вытравленным плодом в цинковом мусорном ведре, висящего между островом Капри и итальянскими Альпами? Будь реалистом, Ральф.

Полная женщина лет пятидесяти вытирала кофейный столик слева от двери, рядом с ней стояла тележка с разными приспособлениями для уборки. Ее аура была темно-синей, испещренной нездоровыми черными точками, которые, словно какие-то насекомые, копошились в районе сердца и легких. Она взглянула на Ральфа с Луизой с нескрываемым подозрением.

Прямо перед ними сидела другая женщина, которая внимательно смотрела на них, хотя и без подозрения, скользившего во взгляде уборщицы. Ральф вспомнил, что видел ее в теленовостях в тот день, когда случился инцидент с куклами. Племянница Симоны Кастонгвай была миловидной брюнеткой лет тридцати пяти, и выглядела она замечательно, несмотря на столь ранний час. Она сидела за строгим металлическим столом, который замечательно оттенял ее внешность, и внутри трявянисто-зеленой ауры, которая выглядела гораздо более здоровой, чем у уборщицы. На столе стояла ваза граненого стекла с осенними цветами.

Она улыбнулась им дежурной улыбкой, не узнав Луизу, потом показала пальцем на часы на стене.

– Мы открываемся в восемь, – сказала она. – И в любом случае мы не можем помочь вам сегодня. Докторов сейчас нет… я имею в виду, доктор Гамильтон, конечно, дежурит, но я сомневаюсь, что вы сможете к ней попасть. Так много всего происходит – сегодня у нас большой день.

– Я знаю, – сказала Луиза и сжала руку Ральфа перед тем, как ее отпустить. Он услышал в голове ее голос – слабый, как при международном телефонном звонке, но вполне различимый:

[Стой, где стоишь, Ральф. У нее там…]

Луиза послала ему картинку, которая была еще слабее, чем мысль, и ушла сразу, как только Ральф ее принял. На этом – нормальном – уровне такой вид общения давался гораздо труднее, чем на верхних уровнях, но суть Ральф ухватил. Рука, которой Барбара Ричардс показывала на часы, теперь лежала на столе, но другую руку она держала под столом, где рядом с ее коленом была маленькая белая кнопочка. Если они поведут себя подозрительно, она нажмет кнопку, вызовет охранника с поста у входа, а потом и команду поддержки из частной службы безопасности.

А меня она подозревает больше, потому что я мужчина, подумал Ральф.

Когда Луиза шагнула к столу, Ральфа посетила непрошеная мысль: такой вид половой дискриминации при той ситуации, что сложилась в Дерри – неосознанный, но тем не менее вполне реальный, – может стать причиной того, что эта симпатичная темноволосая женщина будет ранена… может быть, даже убита. Он вспомнил, как Лейдекер говорил ему, что один из сообщников Эда – женщина. Полная, с прыщавым лицом и в очках с такими толстыми стеклами, что ее глаза похожи на вареные яйца, сказал он. Сандра как-то там, так ее звали. И если бы Сандра Как-ее-там подошла к столику мисс Ричардс, как подходит сейчас Луиза, открывая сумочку с явным намерением что-то оттуда достать, интересно, нажала бы эта женщина с зеленой аурой свою потайную кнопку?

– Ты, наверное, не помнишь меня, Барбара, – сказала Луиза, – потому что в последний раз я тебя видела, когда ты училась в колледже, ты тогда еще гуляла с сыном Спаркмейеров…

– О Боже, Ленни Спаркмейер, я о нем сто лет уже не вспоминала. – Барбара Ричардс удивленно хихикнула. – Но я вас помню. Луиза Делэнси. Партнерша по покеру тети Симоны. Вы все еще играете?

– Чесс, а не Делэнси, и да, мы все еще играем. – Судя по голосу, Луиза была очень довольна тем, что Барбара ее вспомнила, и Ральф надеялся, что она не забудет, зачем они здесь. Но ему не стоило беспокоиться. – В общем, Симона послала меня сюда с запиской для Гретхен Тилбери.

Она вынула из сумки листок бумаги.

– Ты не могла бы ей передать?

– Я сомневаюсь, что сегодня смогу хотя бы поговорить с ней по телефону, – сказала Ричардс. – Она очень занята, как и все мы. Даже еще больше.

– Да уж, я думаю. – Луиза очень натурально хихикнула. – Но я думаю, с этим особенной спешки нет. У Гретхен есть племянница, она получила стипендию в Нью-Гемпширском университете. Ты никогда не замечала, насколько труднее связаться с человеком, если хочешь ему передать хорошие новости? Странно, правда?

– Наверное, – сказала Ричардс, протягивая руку к стопке бумаги. – Но в любом случае я положу это…

Луиза схватила ее за запястье, и вспышка серого цвета – такая яркая, что Ральфу пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы не ослепнуть – пробежала по руке женщины, потом по ее плечу и по шее. Потом она обернулась вокруг ее головы наподобие нимба и исчезла.

Нет, мысленно поправил себя Ральф, она не исчезла, а просто впиталась.

– Что это было? – подозрительно спросила уборщица. – Что за звук?

– Выхлоп машины, – сказал Ральф. – На улице.

– Фуф, – сказала она. – Господи, и почему мужики так уверены, что они все знают. Ты тоже слышала, Барби?

– Да, – сказала Ричардс. Ее голос звучал вполне нормально, и Ральф знал, что уборщица не видит жемчужно-серый туман, заполнивший ее глаза. – По-моему, он прав, но, может, спросишь у Питера на всякий случай? Нам надо быть бдительными.

– Да, тут ты права, – сказала уборщица. Она поставила бутылку с моющим средством на передвижной столик и пошла к двери (одарив Ральфа на прощание мрачным взглядом, означавшим: «Ты старик, да, но черт возьми, твой член все еще при тебе»).

Как только она ушла, Ральф подошел к столу.

– Барбара, нам с моим другом надо поговорить с Гретхен как можно скорее, – сказала она. – С глазу на глаз.

– Она не здесь. Она в Хай-Ридже.

– Расскажи нам, как туда добраться.

Ричардс посмотрела на Ральфа. Ее серые кукольные глаза казались крайне встревоженными. Она вся была, как ожившая греческая статуя. Ее темно-зеленая аура заметно побледнела.

Нет, – подумал он. Просто на нее временно наложилась серая аура Луизы, вот и все.

Луиза тоже посмотрела на Ральфа, потом перевела взгляд обратно на Барбару.

– Да, он мужчина, но в этом случае все в порядке. Я обещаю. Никто из нас не желает зла Гретхен Тилбери или кому-то из женщин в Хай-Ридже, но нам надо с ней поговорить, так что расскажи нам, как туда добраться.

Она снова дотронулась до руки Барбары, и в руку Ричардс влилось еще больше серого.

– Только не навреди ей, – сказал Ральф.

– Но нам же нужно, чтобы она заговорила. – Она наклонилась поближе к Ричардс. – Где это? Давай, Барбара.

– Выезжаете из Дерри по шоссе № 33, – сказала Барбара. – По старой ньюпортской дороге. Когда проедете десять миль, там слева будет большой красный фермерский дом. За ним два амбара. Там повернете налево…

Вошла уборщица.

– Питер ничего не слышал…

Она внезапно умолкла; наверное, ей не понравилось, как Луиза склонилась над столом Барбары, а может быть, и ее пустой взгляд.

– Барбара? Все в поря…

– Тише, – тихо сказал Ральф. – Они разговаривают. – Он взял уборщицу за локоть, чувствуя при этом сильный импульс энергии. Мир стал еще четче и ярче. Уборщицу звали Рэйчел Андерсон. Когда-то она была замужем, муж бил ее смертным боем, а потом вдруг исчез – восемь лет назад. Теперь у нее есть собака и друзья в Женском центре, и ей этого вполне достаточно.