Не все звуки были привычными; среди них пробивались довольно странные. Ральф услышал, как в трубе вентиляции жужжит муха. Противный наждачный звук – медсестра подтягивает колготки в служебном туалете. Биение сердец. Кровь, текущая по венам. Мягкие периодические толчки дыхания. Каждый звук был сам по себе совершенен; сложенные все вместе, они сплетались в сложный и очень красивый аудиобалет, невидимое «Лебединое озеро» бурлящих желудков, гудящих силовых линий, ураганных фенов, шепчущих колес больничных каталок. Ральф услышал телевизор в конце коридора, рядом с постом дежурной сестры. Звук шел из 340-й палаты, где мистер Томас Рен, пациент с больными почками, смотрел «Крутого парня и красотку» с Ланой Тёрнер и Кирком Дугласом. «Если мы будем держаться вместе, малышка, мы тут весь город на уши поставим», – говорил Кирк, и Ральф понял по ауре слов, что в тот день, когда снимали эту сцену, у мистера Дугласа болел зуб. И это было еще не все – он мог проникнуть

(выше? глубже? шире?)

если бы захотел. Но он этого не хотел. Вокруг был арденнский лес, и в этих чащобах было очень легко заблудиться.

Или попасть в лапы к тиграм.

[Господи Иисусе! Это же другой уровень… совершенно другой уровень, Луиза!]

[Я знаю.]

[С тобой все в порядке?]

[Думаю, да, Ральф… а ты как?]

[Да вроде пока все нормально… но если дно снова провалится, то я даже не знаю, что тогда будет. Пойдем.]

Но прежде чем они снова пошли по зелено-золотым следам, из триста тринадцатой палаты вышли Билл Макговерн и какой-то незнакомый мужчина. Они, видимо, были увлечены разговором и не заметили Ральфа с Луизой.

Луиза повернулась к Ральфу. Ее лицо было искажено ужасом.

[О нет! Господи, нет! Ральф, ты видишь? Ты видишь?]

Ральф крепче сжал ее руку. Да, он все видел. Спутник Макговерна был окружен аурой сливового цвета. Она смотрелась не слишком здоровой, но Ральф сомневался, что этот человек серьезно болен: просто полный набор всякой хронической чепухи вроде ревматизма или песка в почках. Из верхушки его ауры торчала веревочка такого же темно-пурпурного цвета. Она колыхалась туда-сюда, как пучок водорослей в спокойном море.

А вот аура Макговерна была абсолютно черной, а вместо веревочки был жесткий обрубок. Веревочка того малыша с аурой, расцвеченной молниями, была короткой, но здоровой; тут же был явственно виден гниющий обрубок после жестокой ампутации. В голове у Ральфа возникло видение, яркое и короткое, как моментальная галлюцинация: глаза у Макговерна выкатились и с мерзким хлюпом выпали из глазниц, выдавленные копошащейся черной массой – крошечными жучками. Ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы не закричать, а когда он открыл глаза, Луизы уже не было рядом.

Макговерн и его спутник шли в сторону поста дежурной сестры, может быть, к питьевому фонтанчику. Луиза бежала за ними. Ее аура вспыхивала розоватыми искрами, похожими на неоновые звездочки. Ральф бросился следом. Он не знал, что случится, когда Луиза заговорит с Макговерном, и не хотел это проверять. Хотя у него было стойкое ощущение, что проверить все равно придется.

[Луиза! Луиза, не делай этого!]

Она как будто его и не слышала.

[Билл, подожди! Послушай меня! С тобой что-то не так!]

Макговерн не обращал на нее внимание; он был занят разговором о рукописи Боба Полхерста «В конце того лета».

– Лучшая книга о Первой мировой из всех, что мне довелось прочитать, – говорил он человеку со сливовой аурой. – Но когда я предложил ему ее опубликовать, он наотрез отказался. Ты представляешь?! Он мог бы получить Пулитцеровскую премию, но…

[Луиза, вернись, не подходи к нему!]

[Билл, Билл! Билл…]

Луиза догнала Макговерна прежде, чем Ральф успел ее остановить.

Она положила руку на плечо Билла. Ральф видел, как ее пальцы провалились в окружающую его тьму… и проскользнули сквозь него.

Ее аура сразу же изменилась и превратилась из серо-голубой с розоватыми вспышками в красную – яркую, как огонь. Теперь ее пронзали тонкие ленты черного, как тучи мелких роящихся насекомых. У нее на лице отразилась смесь страха и омерзения. Она поднесла руку к глазам и опять закричала, хотя Ральф ничего на ней не увидел. Узкие черные полосы медленно колыхались по контуру ее ауры, они были похожи на планетарные орбиты на карте Солнечной системы. Луиза развернулась и побежала назад. Ральф схватил ее за руку, и она больно ударила его. Казалось, она вообще его не видит.

Макговерн и его приятель продолжали свой путь к питьевому фонтанчику, по-прежнему не замечая Луизу, которая кричала и билась в объятиях Ральфа буквально в десяти шагах у них за спиной.

– Когда я спросил Боба, почему он не хочет публиковать книгу, – продолжал Макговерн, – он сказал, что уж я-то, как никто другой, должен был знать причину. А я ему говорю…

Луиза вопила почище пожарной сирены, заглушая его слова.

[!!!—!!!—!!!]

[Прекрати, Луиза! Прекрати сейчас же! Что бы с тобой ни случилось, все уже кончилось! Это кончилось, и с тобой все в порядке!]

Но Луиза продолжала вырываться, разрывая ему мозги звоном своих истошных беззвучных криков. Она пыталась заставить его понять, как это было ужасно: гниющая аура Билла. Какие-то штуки у него внутри поедают его заживо, и хотя это жутко, это еще не самое страшное. Эти штуки живые, сказала она, они очень злобные, и они знали, что она рядом.

[Луиза, я с тобой! Я с тобой, и все будет хорошо…]

Слепо отбиваясь, Луиза случайно заехала Ральфу кулаком под подбородок, и у него искры из глаз посыпались. Он понял, что они перешли на такой слой реальности, где физический контакт с другими людьми был невозможен – ведь он только что видел, как рука Луизы прошла сквозь тело Макговерна, как рука призрака, – но друг для друга они были по-прежнему реальны и ощутимы. И тому доказательство – здоровенный синяк у него на подбородке.

Он крепко обнял ее, не давая размахивать кулаками. Ее крики

[!!!—!!!—!!!]

по-прежнему не умолкали у него в голове. Он сжал ее плечи. Он чувствовал, что из него снова исходит сила – как и сегодня утром, – только на этот раз все было совсем по-другому. Синий свет окружил разбушевавшуюся черно-красную ауру Луизы, возвращая ее в нормальное состояние. Она наконец перестала вырываться. Теперь Ральф слышал ее неровное дыхание. Синий свет начал рассеиваться и гаснуть. Черные полосы исчезали из ее ауры одна за другой сверху вниз, тревожная тень нездорового красного постепенно бледнела. Она положила голову ему на плечо.

[Извини, Ральф, я снова взорвалась, да? Загрохотала, как бомба?]

[Я думаю, да, но не переживай. Теперь ты в порядке. И это самое главное.]

[Если бы ты знал, как это было ужасно… прикоснуться к нему так…]

[Ты держалась молодцом, Луиза.]

Она посмотрела в конец коридора, где приятель Макговерна пил из фонтанчика. Билл стоял, привалившись к стене, и рассказывал о том, как Единственный и Неповторимый Боб Полхерст решал кроссворды из «Санди таймс» сразу чернилами.

– Он шутил, что это не от гордыни, а от непрошибаемого оптимизма, – говорил Макговерн, и черная дымка кокона смерти медленно кружилась вокруг него, колыхалась у рта, переливалась между пальцами каждый раз, когда он жестикулировал при разговоре.

[Мы ведь не сможем ему помочь, правда, Ральф? Мы ничего не сможем сделать?]

Ральф обнял ее крепче. Он заметил, что ее аура почти вернулась в нормальное состояние.

Макговерн и его спутник пошли обратно по коридору в сторону Ральфа с Луизой. Не задумываясь о том, что он делает, Ральф отпустил Луизу и шагнул к мистеру Сливовому, который слушал скорбную повесть Макговерна о трагедии старости, кивая в нужных местах.

[Ральф, не делай этого!]

[Все в порядке, не переживай.]

Но Ральф вовсе не был уверен, что все действительно в порядке. Может быть, он бы и передумал, будь у него пара лишних секунд. Но прежде чем он успел отойти в сторону, Сливовый посмотрел ему в глаза невидящим взглядом и прошел прямо сквозь него. Ощущение, которое Ральф испытал при этом, было знакомым – такое же покалывание ты чувствуешь, когда начинает оживать затекшая конечность. На мгновение его аура слилась с аурой Сливового, и Ральф узнал о нем все, что вообще можно знать о человеке. Даже сны, которые тот видел в утробе матери.