– Дорранс, – крикнул Ральф ему вслед. Он вдруг разозлился. На крыльце «Красного яблока» Сьюзан сметала упавшие листья с порога. Услышав крик Ральфа, она замерла и с любопытством глянула на него. Чувствуя себя дураком – и еще очень старым, – Ральф изобразил что-то похожее на радостную дружелюбную улыбку, по крайней мере он очень надеялся, что похожее, и помахал Сью рукой. Она помахала в ответ и продолжила подметать. Дорранс тем временем отошел еще дальше – почти на полквартала.

Ральф решил: пусть идет.

Он поднялся на крыльцо, переложил книгу, которую дал ему Дорранс, в левую руку, чтобы можно было достать ключи, и только потом увидел, что можно было и не беспокоиться – дверь была незаперта. Мало того, она была приоткрыта. Ральф неоднократно пытался ругать Макговерна за то, что он всегда забывал запирать дверь на замок, и одно время ему казалось, что его выговоры наконец возымели действие. Но, судя по всему, Макговерн опять взялся за старое.

– Черт подери, Билл, – буркнул он себе под нос, входя в сумрачную прихожую и нервно глядя наверх. Было так просто представить себе Эда Дипно, затаившегося там, наверху, при свете дня или без оного. Но не мог же он целый день торчать тут, в прихожей. Ральф запер дверь и пошел вверх по лестнице.

Разумеется, страх оказался напрасным. Один раз Ральфу почудилось, что кто-то стоит в дальнем углу гостиной, но это был всего-навсего его старый пиджак. Он сам повесил его на вешалку, вместо того чтобы повесить на стул или положить на диван, – повесил и забыл, так что неудивительно, что ему что-то там примерещилось.

Он пошел на кухню и задумчиво уставился на календарь. Понедельник был обведен кружком, а внутри круга было написано: «Хонг – 10.00».

Я должен был передать тебе, чтобы ты отменил встречу с этим булавковтыкателем, и я это сделал. А все остальное – уже твое дело.

На мгновение Ральфу показалось, что он смотрит на свою жизнь как бы со стороны и видит не повседневные детали, из которых обычно и складывается жизнь человека, а общую схему – фреску, намалеванную на стене. И даже не всю жизнь, а самый последний отрезок. И то, что он видел, его испугало: дорога, ведущая в темный тоннель, где его могло ожидать все что угодно. Все что угодно.

Тогда поверни назад, Ральф.

Но ему казалось, что повернуть уже невозможно. Ему казалось, что ему придется пройти до конца, хочет он того или нет. Как будто его вели… нет, не вели, а скорее подталкивали вперед чьи-то невидимые, но очень сильные руки.

– Не бери в голову, – пробормотал он, нервно растирая пальцами виски и тупо глядя на обведенную дату. До назначенной встречи оставалось два дня. – Это все из-за бессонницы. Из-за нее начинаются…

Начинаются что?

– Всякие странности, – сказал он пустой квартире. – Всякие жуткие странности.

Да, в последнее время с ним происходит немало странностей. И самое странное из всего – это ауры, которые он периодически видит. Холодный серый свет – он выглядел как иней – вокруг человека с газетой в кафе. Мать и сын идут в супермаркет, и ауры поднимаются от их рук и сплетаются в косичку. Элен и Нат в облаках цвета слоновой кости. Натали ловит следы его пальцев, призрачные линии, которые видят только она и Ральф.

А теперь еще старина Дор, появившийся у него на крыльце, как какой-то пророк из Ветхого Завета… только вместо того чтобы призывать к раскаянию, Дор посоветовал отменить встречу с акупунктуристом, которого порекомендовал ему Джо Вайзер. Это, наверное, должно было быть забавно, но почему-то забавно не было.

Вход в черный тоннель. С каждым днем он все ближе и ближе. А тоннель ли это вообще? И если тоннель, то куда он ведет?

И самое главное, что может ждать меня в этом тоннеле, подумал Ральф. Там, в темноте.

Тебе не надо было вмешиваться, сказал Дорранс. Но сейчас уже поздно.

– Сделанного не воротишь, – пробормотал Ральф и вдруг решил, что ему очень не нравится смотреть на свою жизнь вот таким вот образом, как бы издалека. Лучше снова приблизиться и различить детали – так с ними легче разбираться. И начать надо с визита к врачу. Как поступить? Все-таки пойти к Хонгу или воспользоваться советом Дорранса, этой доморощенной Тени отца Гамлета?

Вообще-то над этим вопросом даже задумываться не стоило. Ральф уже все решил. Джо специально звонил и просил секретаря Хонга найти для него время в плотном графике доктора, и Ральф должен пойти. Если из этой дремучей чащи есть выход, то он скорее всего заключается в том, чтобы нормально спать по ночам. Стало быть, надо идти на прием к Хонгу.

– Сделанного не воротишь, – повторил он и пошел в гостиную, чтобы почитать вестерн.

Но вместо вестерна он почему-то взял книгу стихов, которую всучил ему Дорранс. «Кладбищенские ночи» Стивена Добинса. Дорранс был прав, большинство стихов действительно были больше похожи на истории, и Ральф с удивлением обнаружил, что они ему нравятся. Стихотворение, которое цитировал ему Дорранс, называлось «Погоня», и начиналось оно так:

Ральф прочел это стихотворение дважды, совершенно очарованный, и подумал, что надо было прочитать его Каролине. Каролине оно понравится, и это очень хорошо, но еще больше ей понравится то, что он (который обычно читает только вестерны и исторические романы) нашел это стихотворение и принес ей в подарок, как букет цветов. Он уже начал искать листочек, чтобы заложить страницу, но потом вспомнил, что Каролина умерла полгода назад, и заплакал. Он сидел в кресле-качалке, сжимая в руках «Кладбищенские ночи», и вытирал слезы рукавом. В конце концов он пошел в спальню, лег и попытался заснуть. Он целый час пялился в потолок, потом встал, сделал себе кофе и включил телевизор. Там шел какой-то футбол.

По воскресеньям Публичная библиотека была открыта с часу до шести, и Ральф пошел туда скорее всего потому, что просто не знал, чем еще заняться. По воскресеньям в читальном зале обычно собирались несколько таких же старых бездельников, как и он сам, и большинство из них читали воскресные газеты – теперь у них было время читать воскресные газеты; куча времени, – но когда Ральф наконец отвернулся от полок, которые изучал минут сорок, он обнаружил, что сегодня он тут один. Вчерашнее ясное небо сменилось моросящим дождем, который прибил опавшие листья к земле или спустил их по мутным потокам в канализацию. Сегодня тоже был ветер – но северный, холодный и резкий. Все старые приятели Ральфа, у которых осталась хоть капля здравого смысла (или везения), сидели по домам, где было тепло, и смотрели бейсбол по телику, очередную игру «Ред Сокс», или, может, играли с внуками, или тихонько клевали носом за столом с воскресным обедом с печеной курицей.

Ральф, с другой стороны, не был болельщиком «Ред Сокс», у него не было ни внуков, ни правнуков, и дремать он, кажется, тоже уже не мог. Поэтому он сел на автобус и доехал до библиотеки, жалея лишь об одном: что он вышел в одном пиджаке, а не надел что-нибудь потеплее. Тем более что в читальном зале было просто-напросто холодно. И темно. Камин не горел, отопление еще не включили. По случаю воскресенья библиотекарь не стал включать верхний свет. А тусклый свет, проникавший с улицы, тут же растворялся в окружающем сумраке, и по углам прятались тени. Лесорубы, солдаты, барабанщики и индейцы на старых картинах на стенах были похожи на злобных призраков. По окнам колотил холодный дождь.