– Ральф, обними меня.
– С удовольствием, – сказал он и заключил ее в объятия.
4
Какое-то время спустя, запыхавшиеся и смущенные, но безумно счастливые, Ральф с Луизой уселись рядышком на кушетке в гостиной. Эта кушетка, абсолютно хоббитского размера, была больше похожа на широкое кресло, которое во всех каталогах называется «креслицем для влюбленных». Но они вовсе не возражали против такого названия. Рука Ральфа лежала на плече у Луизы. Она распустила волосы, и он крутил в пальцах ее локоны, размышляя о том, как легко забываются ощущения. Женские волосы на ощупь совсем другие, не такие, как у мужчин. Она рассказала ему про сегодняшнюю карточную игру. Ральф слушал очень внимательно, но не сказать, чтобы он был очень удивлен.
Раз в неделю в Лудлоу-Гранж собиралось около дюжины пожилых леди, чтобы сыграть по маленькой: проиграть долларов пять или выиграть десять, – но чаще всего все ограничивалось пригоршней мелочи, хотя в их компании была пара очень сильных игроков и пара совсем уже никудышных (Луиза причисляла себя к первым). Они играли не ради денег – это был просто способ весело провести вечер в приятной компании. Женский аналог шахматных турниров старперов с Харрис-авеню.
– По идее сегодня я должна была вернуться домой абсолютно на нулях, если учесть, сколько мне задавали вопросов про то, какие витамины я принимаю, какие пластические операции я сделала и так далее. Как можно сосредоточиться на игре, когда тебе все время приходится врать, да еще следить, чтобы каждая следующая ложь не противоречила предыдущей.
– Да, наверное, тяжко. – Ральф изо всех сил старался не улыбнуться.
– Тяжко, не то слово. Очень тяжко! Но что самое интересное: вместо того чтобы проигрывать, я продолжала уходить в плюсы. И знаешь почему, Ральф?
Он знал, но все равно покачал головой, чтобы она рассказала ему. Ему нравилось ее слушать.
– Все дело в их аурах. Я не всегда знала, какие именно карты у них на руках, но все равно очень часто угадывала. И даже когда я не знала точно, все равно у меня получалось примерно прикинуть расклад. Ауры то появлялись, то исчезали, но даже когда их не было, я играла, как никогда. Нет, правда. Я в жизни так хорошо не играла. Последний час мне пришлось специально проигрывать, иначе они бы меня просто возненавидели. И знаешь что? Даже нарочно проигрывать было достаточно тяжело. – Луиза опустила глаза и принялась нервно теребить пальцами юбку. – А на обратном пути я сделала одну вещь, о которой мне даже стыдно рассказывать.
Ральф опять различал ее ауру, бледно-серую с темно-синими пятнами.
– Прежде чем ты начнешь рассказывать, послушай меня и скажи, может, тебе это тоже знакомо.
Он рассказал ей о том, что он сделал с миссис Перрин, когда она прошла мимо, когда он сидел на крыльце, ужинал и ждал возвращения Луизы. Закончив рассказ, он опустил глаза и почувствовал, что у него горят уши.
– Да, – сказала Луиза. – Я то же самое сделала… но я не хотела, Ральф… ну… то есть я думаю, что не хотела. Я сидела на заднем сиденье с Миной, и она вновь завела разговор о том, что я выгляжу по-другому, очень молодо и вообще… и я подумала… мне стыдно в этом признаться, но все же скажу, так будет лучше… Я подумала: «Сейчас я заставлю тебя замолчать, глупая ты завистливая кошелка». Потому что она действительно мне завидовала, Ральф. Я видела это по ее ауре. Большие шипы цвета кошачьего глаза. Неудивительно, что ревность и зависть называют зеленоглазым чудовищем! В общем, как бы там ни было, я показала в окно и сказала: «Ой, Мина, смотри, какой миленький маленький домик!» И когда она повернулась, чтобы посмотреть… я сделала то же самое, что и ты, Ральф. Только я даже не поднимала руку. Я просто вытянула губы… вот так… – Она продемонстрировала, как именно, и Ральфу очень захотелось ее поцеловать. Ему пришлось постараться, чтобы сдержаться. – И я вдохнула большое облако ее ауры.
– И что было потом? – спросил Ральф с любопытством и страхом.
Луиза рассмеялась.
– С ней или со мной?
– С вами обеими.
– Мина подпрыгнула на сиденье и шлепнула себя по шее. «Там жук, – сказала она. – Он меня укусил! Сними его, Лу! Пожалуйста, сними его!» Разумеется, никакого жука там не было – я была этим жуком, – но я все равно поводила рукой ей по шее, потом открыла окно и сказала, что жук улетел. Ей еще повезло, что я ей случайно мозги не вышибла, когда стряхивала этого несуществующего жука, – столько во мне было энергии. Мне казалось, что я смогла бы выскочить из машины и пробежать всю дорогу до дома.
Ральф понимающе кивнул.
– Это было чудесно… слишком чудесно. Как эти истории про наркотики по телевизору, как ты сначала возносишься на небеса, а потом низвергаешься в ад. А что, если здесь точно так же: раз уж мы начали это делать, то уже просто не сможем остановиться?
– Да, – сказал Ральф. – А что, если это причиняет им боль? Я вот все думаю о вампирах.
– Знаешь, о чем я думаю? – шепотом проговорила Луиза. – Помнишь, ты мне рассказывал, что говорил тебе Эд Дипно. Эти Центурионы… Что, если они – это мы, Ральф? Что, если они – это мы?
Он обнял ее и поцеловал в макушку. Сейчас, когда он услышал свои самые страшные мысли от кого-то другого, ему стало немного легче. И он задумался о том, что говорила ему Луиза: одиночество – самое худшее в старости.
– Я тебя понимаю, – сказал он. – Но то, что я сделал с миссис Перрин, получилось спонтанно, как бы само собой. Я не помню, чтобы я думал о том, что делаю, просто сделал и все. А у тебя было так же?
– Да. Именно так. – Она положила руку ему на плечо.
– Мы должны постараться больше так не делать, – продолжал Ральф. – Потому что это и вправду может вызвать зависимость. Все, что доставляет подобные ощущения, просто обязано вызывать привыкание, тебе не кажется? Нам надо очень следить за собой. И еще нам нужно что-то придумать, потому что – сами того не желая – мы можем проделывать это помимо воли. Мне кажется, это так и происходит. И поэтому…
Резкий визг тормозов и скрежет шин по асфальту заставил его замолчать. Они испуганно переглянулись, а звук снаружи все не прекращался – как будто это кричала сама беда в поисках точки приложения.
Когда визг и скрежет наконец оборвались, раздался приглушенный звук удара. За ним последовал испуганный вскрик – то ли женщины, то ли ребенка, Ральф не сумел разобрать, кого именно. Кто-то другой закричал:
– Что случилось?
А потом:
– О Господи!
И топот бегущих ног.
– Сиди, не вставай, – сказал Ральф Луизе, а сам сорвался с кушетки и подлетел к окну. Когда он раздвинул шторы, Луиза уже была рядом. И Ральфу это понравилось. В подобных обстоятельствах Каролина бы сделала то же самое.
Они смотрели на сумрачный ночной мир, переливающийся странным светом и наполненный промельками движения. Ральф знал, что там, на улице, будет Билл. Он это знал. Билла сбила машина. И теперь он лежит мертвый на тротуаре, а рядом с его безжизненно вытянутой рукой валяется соломенная панама с откушенным куском на полях. Ральф обнял Луизу за плечи, а она стиснула его руку.
Но это был вовсе не Билл Макговерн. В полукруге света от горящих фар «форда», замершего посреди проезжей части, лежала Розали. Она лежала на боку в луже крови, растекающейся по асфальту. Судя по всему, у нее был перебит позвоночник. Водитель «форда» вышел из машины и встал на колени перед сбитой собакой. Ближайший уличный фонарь безжалостно высветил его лицо. Это оказался Джо Вайзер, фармацевт из аптеки «Первая помощь». Его оранжево-желтую ауру сейчас пронизывали беспокойные завитки красного с синим. Он принялся гладить Розали по боку, и каждый раз его рука исчезала в густом черном облаке, что окружало собаку.
Ральф не спал, но у него было такое чувство, словно ему снится кошмар наяву. Ему стало страшно – так страшно, что все внутри оборвалось. По спине пробежал озноб, а яйца скукожились в два тугих комочка. Он как будто перенесся в тот кошмарный июль девяносто второго года: Каролина умирала, часы смерти уже отмеряли последние дни ее жизни, и что-то странное и жуткое творилось с Эдом Дипно. Он как будто взбесился, и Ральф пытался его удержать, чтобы он не набросился с кулаками на водителя грузовичка с удобрениями. А потом – вишенка на яблочную шарлотку, как сказала бы Каролина – появился Дорранс Марстеллар. Старина Дор. И что он тогда сказал?