Ральф решил, что он доволен… если человек, которому глубоко противны его собственные методы воздействия, вообще может быть чем-то доволен. Он не думал, что в обещании Атропоса кроется какой-то подвох; маленький лысый человечек знал, что впоследствии он очень дорого заплатит за это обещание, но ему было сложно противостоять той боли и тому ужасу, который вселил в него Ральф.

[Ладно, мистер Атропос. Я думаю, этого вполне достаточно.]

Ральф слез со своей жертвы, чувствуя, как его желудок выворачивается наизнанку, и с ощущением – ложным, наверное, – что его горло открывается и закрывается, словно раковина моллюска. Он посмотрел на испачканный кровью скальпель, потом размахнулся и зашвырнул его подальше. Скальпель пролетел сквозь арку и исчез где-то в недрах хранилища.

Чистая работа, подумал Ральф. В смысле, что я не особенно извозюкался. Его больше не тошнило. Теперь ему хотелось плакать.

Атропос медленно встал на колени и осмотрелся по сторонам безумным взглядом человека, пережившего страшную бурю. Он увидел свое ухо, лежавшее на полу, и подобрал его. Покрутил его в маленьких ручках и посмотрел на хрящи, что торчали из него. Потом посмотрел на Ральфа. В глазах Атропоса стояли слезы, слезы боли и унижения, но там было и что-то еще: ярость, такая свирепая и убийственная, что Ральф невольно отшатнулся. Все его предосторожности показались глупыми и наивными, когда он видел эту ярость. Он отступил на шаг и поднял дрожащий палец, указывая на Атропоса.

[Помни свое обещание!]

Атропос оскалился в страшной ухмылке. Лоскут кожи у него на голове болтался взад-вперед, как пиратский флаг, а плоть под кожей сильно кровоточила.

[Разумеется, его я помню… разве такое забудешь? Я вот хотел тебе еще одно обещание дать, в нагрузку. Два по цене одного, так сказать.]

Атропос сделал жест, который Ральф хорошо помнил с больничной крыши: сложил два пальца в виде буквы V и поднял их вверх, прочертив в воздухе красную арку. Внутри нее Ральф увидел человеческую фигуру, а за ней – тусклое, как будто в облаке крови, изображение магазина «Красное яблоко». Он хотел было спросить, кто это стоит там, на Харрис-авеню… но потом неожиданно понял сам. Он посмотрел на Атропоса, и его взгляд был полон ужаса.

[Господи, нет! Нет, ты не можешь!]

Атропос ухмыльнулся своей мерзкой ухмылкой.

[Ты знаешь, я думал о тебе, краткосрочник. Но я ошибся. И ты тоже. Смотри.]

Атропос шире раздвинул пальцы. Ральф увидел мужчину в бейсбольной кепке «Бостон Ред Сокс», который выходил из «Красного яблока». Ральф уже точно знал, кто это. Этот человек окликнул того, другого, а потом начало происходить что-то ужасное. Ральф отвернулся от кровавой арки будущего между маленькими пальцами Атропоса. Его тошнило.

Он слышал, когда все произошло.

[То, что я тебе показал, находится в ведении Случая, краткосрочник. Другими словами, в моем. И вот тебе мое обещание: если ты будешь и дальше путаться у меня под ногами, то, что я показал тебе, произойдет. Ты не сможешь ничего сделать, ты не сможешь никого предупредить. Но если ты уйдешь… если ты и твоя женщина перестанете мне мешать и позволите событиям идти своим чередом… тогда я смогу это остановить.]

Вся вульгарная грубость, которая раньше была отличительной чертой манеры общения Атропоса, разом исчезла, и только теперь Ральф начал понимать, какое древнее и невообразимо мудрое существо стоит перед ним.

[Знаешь, что говорят законченные наркоманы, краткосрочник? Умирать легко, жить куда тяжелее. Это очень верно. Если кто-то и знает об этом, так это я. Ну что, есть какие-нибудь рациональные соображения?]

Ральф стоял, опустив голову и сжав кулаки. Серьги Луизы горели у него в руке, словно маленькие горячие угольки. Кольцо Эда тоже, казалось, пытается прожечь ему кожу сквозь ткань брюк, и он понял, что ничто в мире его не остановит: сейчас он вытащит кольцо из кармана и зашвырнет его вслед за скальпелем. Он вспомнил рассказ, который читал в школе, тысячу лет назад. Рассказ назывался «Девушка или тигр?», и, может быть, только теперь Ральф узнал, что такое выбор, ужасный выбор, и что такое сила, ужасная сила. На первый взгляд все было очень просто: что такое одна жизнь в сравнении с двумя тысячами жизней?

Но именно эта жизнь!..

Но ведь об этом никто никогда не узнает, неожиданно хладнокровно подумал он. Может быть, только Луиза, но Луиза одобрит мой выбор. Каролина могла бы и не одобрить, но они очень разные.

Да, но есть ли у него право?

Атропос, должно быть, прочел все это в его ауре – Ральфу стало не по себе при одной только мысли о том, как много видит это существо.

[Ну разумеется, Ральф… в этом-то все и дело, когда речь идет о жизни и смерти: у кого есть право? На этот раз оно есть у тебя. И что ты скажешь?]

[Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что думать. Все, что я знаю, так это то, что мне бы очень хотелось, чтобы вы трое ОСТАВИЛИ МЕНЯ В ПОКОЕ, МАТЬ ВАШУ!]

Ральф Робертс поднял голову к переплетенному корнями потолку пещеры Атропоса и закричал.

Глава 27

1

Пять минут спустя голова Ральфа вынырнула из густого сумрака под старым покосившимся дубом. Он сразу увидел Луизу. Она стояла на коленях под деревом и напряженно вглядывалась в его лицо сквозь переплетенные корни. Он протянул ей грязную, запачканную кровью руку, и она уверенно схватила ее и крепко держала, пока Ральф поднимался по последним ступенькам – скользким корням, которые были больше похожи на перекладины трапа.

Ральф наконец выбрался из-под дерева и перевернулся на спину, наслаждаясь первыми глотками сладкого чистого воздуха. Он подумал, что, наверное, никогда в жизни обычный воздух не казался ему настолько приятным. Несмотря ни на что, он был невообразимо рад, что все-таки выбрался. Тому, что он наконец свободен.

[Ральф? С тобой все в порядке?]

Он повернул голову, поцеловал Луизе ладонь и положил туда сережки – в то самое место, к которому он прикасался губами.

[Да. Все нормально. Это твое.]

Она с любопытством посмотрела на серьги, как будто видела их в первый раз в жизни, и убрала их в карман.

[Ты увидела их в зеркале, да, Луиза?]

[Да, и я очень разозлилась… но, честно сказать, я не особенно удивилась.]

[Потому что ты знала.]

[Да, наверное. Может быть, сразу, как только увидела Атропоса в панаме Билла. Я просто задвинула это знание… ну, знаешь… куда-то глубоко в подсознание.]

Луиза внимательно посмотрела на Ральфа, как будто что-то прикидывая в уме.

[Ладно, давай больше не будем говорить о моих сережках. Что было там, внизу? Как ты умудрился выбраться?]

Ральф боялся, что если она будет смотреть на него так пристально, она увидит слишком много. И еще ему казалось, что если в ближайшее время он не начнет двигаться, он просто упадет на месте; его усталость достигла таких размеров, что напоминала теперь какой-то огромный предмет – к примеру, затонувший океанский лайнер, – который лежит где-то внутри и тянет его вниз. А сейчас он не мог позволить себе расслабиться, не мог позволить расслабиться им обоим. Было еще не так поздно – часов шесть или около того, – но время все-таки поджимало. По всему Дерри люди, которым нет никакого дела до абортов и прочих подобных вещей (другими словами, подавляющее большинство), садились ужинать. Общественный центр уже открылся для приема посетителей. Сегодня на него будут направлены все прожекторы многочисленных съемочных групп, мини-камеры будут транслировать в прямом эфире появление борцов за выбор, которые пройдут или проедут мимо Дэна Далтона и его «Друзей жизни», митингующих с плакатами на площадке перед Общественным центром. Они, наверное, будут скандировать любимую песенку Эда Дипно: Эй, эй, Сьюзан Дей, ты сколько сегодня убила детей? Ральф еще не знал, что они с Луизой будут делать, но на все про все им отмерено шестьдесят, максимум девяносто минут.