[Вставай, Луиза. Нам пора действовать.]

[Мы поедем обратно в Общественный центр?]

[Нет, по крайней мере не сначала. Начать, наверное, надо с…]

Ральф вдруг понял, что ему чертовски интересно, что он сейчас скажет. Он понятия не имел, что им делать дальше и куда ехать. Обратно в городскую больницу? В «Красное яблоко»? К нему домой? Куда надо ехать, если хочешь найти парочку неплохих, но отнюдь не всезнающих ребят, которые вовлекли тебя и близких тебе людей в мир боли и неприятностей? Или не надо никуда ехать, а надо ждать, пока они сами тебя не найдут.

А может быть, им и вовсе не хочется находить тебя, дорогой. Вполне может статься, что они просто прячутся от тебя.

[Ральф, ты уверен, что ты…]

Он вдруг подумал о Розали и сразу все понял.

[Парк, Луиза. Строуфорд-парк. Именно туда нам и надо. Но по пути мы еще кое-куда заглянем.]

Он повел ее вдоль ограды, и вскоре они услышали голоса. Ральф почуял запах горячих хот-догов, и после кошмарной вони в логове Атропоса этот запах показался ему почти божественным. Пару минут спустя они с Луизой уже стояли на краю маленькой площадки для пикников около взлетно-посадочной полосы номер три.

Там был Дорранс; он стоял окруженный своей удивительной разноцветной аурой и наблюдал за тем, как маленький самолетик заходит на посадку. У него за спиной Фэй Чапин и Дон Визи сидели за одним из столиков за шахматной доской и початой бутылкой «Унылой монахини». Стэн и Джорджина Эберли пили пиво и поедали хот-доги, которые жарились на углях на решетке – над углями дрожало марево горячего воздуха, которое Ральф почему-то видел в образе сухого розового сияния, похожего на коралловый песок.

На пару секунд Ральф застыл на месте, пораженный красотой этих людей – эфемерной и сильной красотой, в которой, по его мнению, и заключалась жизнь краткосрочников. В голове всплыла строчка из одной старой песенки: Мы звездная пыль, мы позолота. Аура Дорранса отличалась от всех – она была невероятно другой, – но даже самые прозаические из остальных аур блестели, словно таинственные драгоценные камни.

[Ральф, ты видишь? Ты видишь, как они прекрасны?]

[Да.]

[Как плохо, что они об этом не знают.]

А плохо ли? В свете всего, что случилось в последнее время, Ральф был совсем не уверен в этом. У него была мысль – даже не мысль, а какое-то смутное, но очень сильное интуитивное чувство, которое не выразишь словами, – что настоящая красота не должна быть осознанной, это вечно меняющаяся субстанция, которая просто есть и которую просто так не увидишь.

– Ну давай, дубинушка, ходи уже, что ли, – раздался голос. Ральф вздрогнул; поначалу ему показалось, что это обращаются к нему, но это всего лишь Фэй сказал Дону Визи: – Ты старое медлительное бревно.

– Да замолчи ты, – огрызнулся Дон. – Я думаю.

– Думай, пока ад не замерзнет. Все равно через шесть ходов тебе будет мат.

Дон нацедил себе вина в бумажный стаканчик и закатил глаза.

– Едрена кочерыжка! – воскликнул он. – А я-то, тупица, так и не понял, что играю с самим Борисом Спасским, мне-то казалось, что это всего лишь наш старый добрый Фэй Чапин! Простите великодушно и позвольте откланяться!

– Не ерничай, Дон. С такими штуками ты вполне можешь выйти на сцену, чтобы деньги себе зарабатывать. Только ты не беги выступать прямо сейчас, подожди пару минут – всего шесть ходов, начиная вот с этого.

– А ты у нас умник, – сказал Дон. – Просто не знаешь, когда…

– Тише! – сказала Джорджина Эберли напряженным голосом. – Что это было? Такой звук, как будто что-то взорвалось!

«Это» была всего лишь Луиза, которая высасывала энергию из ярко-зеленой ауры Джорджины. Сплошным потоком.

Ральф поднял правую руку, сложил из ладони трубочку, поднес ее к губам и начал вдыхать точно такой же поток ярко-синего света из ауры Стэна Эберли. Он сразу почувствовал, как его наполняют свежие силы; как будто у него в мозгу разом включились яркие флюоресцентные лампы. Но тот самый затонувший корабль, тяжесть которого он почувствовал у старого дуба и который был следствием четырех месяцев жуткой бессонницы, оставался на месте и по-прежнему тащил Ральфа куда-то на глубину.

А ведь ему еще предстояло принять решение. И придумать, что делать дальше.

Стэн тоже начал оглядываться по сторонам. Не важно, сколько энергии вытянул из него Ральф (а ему самому казалось, что очень много), источник этой энергии оставался таким же ярким. Видимо, то, что им говорили про неисчерпаемые резервуары энергии, заключенной в каждом человеке, оказалось правдой, причем в самом прямом смысле.

– Ну, – сказал Стэн. – Я что-то слышал…

– А я нет, – сказал Фэй.

– Разумеется. Это все потому, что ты глухой, как пень, – отозвался Стэн. – Ты можешь не перебивать меня хотя бы пару минут? Я начал говорить, что это была не цистерна с горючим, поскольку не видно ни огня, ни дыма. Опять же это не Дон пустил ветры, поскольку я что-то не вижу падающих с дерева белок с опаленной шерстью. Наверное, это был просто выхлоп какого-нибудь здоровенного грузовика. Не волнуйся, дорогая, я тебя защищу.

– Защищай лучше вот это, – сказала Джорджина, согнув одну руку в локте и ударив по сгибу кулаком. Однако она улыбалась.

– О Господи, – сказал Фэй. – Вы посмотрите на старину Дора.

Они все посмотрели на Дорранса, который улыбался и махал рукой, глядя в сторону Харрис-авеню.

– Что ты там увидел, приятель? – спросил Дон Визи, ухмыляясь.

– Ральфа с Луизой, – сказал Дор, радостно улыбаясь. – Я вижу Ральфа и Луизу. Они только что вышли из-под старого дерева.

– Ну да, – сказал Стэн. Он прикрыл глаза и показал пальцем точно на них. Ральф сначала занервничал, но потом понял, что Стэн показывает в том направлении, куда махал Дорранс. – Да, а вот и Гленн Миллер, он идет прямо за ними! Черт возьми!

Джорджина пихнула его в бок, и Стэн отошел назад, все еще усмехаясь.

Дорранс, счастливо улыбаясь: [Я не знаю, это дела долгосрочников, а я с этим давно завязал. Я уже скоро пойду домой и буду читать Уолта Уитмена. Будет ветреная ночь, а когда дует ветер, Уитмен – лучшее, что только можно придумать.]

Луиза, ее голос срывается: [Дорранс, помоги нам!]

Улыбка Дона исчезла, он серьезно посмотрел на Луизу.

[Я не могу. Все уплывает у меня из рук. Что бы ни случилось, все должны делать вы с Ральфом. Только вы, и больше никто.]

– Гм, – сказала Джорджина. – Терпеть не могу, когда он смотрит вот так. Поневоле начинаешь верить, что он и вправду кого-то видит. – Она подобрала свою длинную вилку для барбекю и принялась жарить очередной хот-дог. – Кстати, кто-нибудь видел Ральфа с Луизой?

– Нет, – сказал Дон.

– Они сейчас наверняка сидят в каком-нибудь дешевом мотеле на побережье с ящиком пива и большой бутылкой детского масла «Джонсон и Джонсон». Я тебе сразу это сказал, еще вчера.

– Пошляк, – сказала Джорджина, и на этот раз удар локтем был куда сильнее и точнее.

Ральф: [Дорранс, неужели ты нам не поможешь? Ну ладно, как знаешь. Но хотя бы скажи, на правильном мы пути или нет?]

В какой-то момент он был уверен, что Дор ответит. Но тут вверху раздалось жужжание, как будто над ними пролетела включенная электродрель, и старик посмотрел наверх. Его безумное прекрасное лицо просияло.

– «Желтая птица» Груммана! Красавица! – Он повернулся спиной к Ральфу с Луизой и пошел к проволочному забору, чтобы посмотреть, как приземляется маленький желтый самолетик.

Ральф взял Луизу за руку и попытался улыбнуться. Это было достаточно тяжело – никогда в жизни он не был так напуган и смущен, – но он все же решил попытаться.

[Давай, дорогая. Пойдем.]

Ральф помнил, как он подумал – когда они шли вдоль путей заброшенной железной дороги, которая случайно вывела их обратно к аэропорту, – что они не совсем шли, а скорее скользили. Точно так же они ушли с площадки для пикников, только теперь их скольжение было более быстрым и явно выраженным. Как будто их несла невидимая конвейерная лента.