– Как ты думаешь, мы сегодня уснем? – спросил он.

– Да, – уверенно проговорила она. – Я думаю, что мы будем спать как убитые.

И буквально пару секунд спустя Луиза своим примером доказала свою правоту.

Ральф не спал еще, может быть, пять минут – просто лежал, обнимая ее, вдыхая чудесный запах ее кожи, наслаждаясь ощущением гладкого тонкого шелка у себя под руками, удивляясь скорее своему теперешнему положению, а не тем фантастическим событиям, которые привели его в этот дом, в эту постель. Его наполняло какое-то очень глубокое и одновременно очень простое чувство – то, которое можно узнать, но нельзя назвать, может быть, потому, что он уже очень давно не испытывал этого чувства.

За окном все также бушевал ветер, завывая в трубах, как сумасшедший волынщик, а Ральф думал о том, что в жизни нет ничего лучше, чем просто лежать в мягкой кровати, обнимая спящую женщину, когда за окном воет осенний ветер.

Нет, все-таки есть одна вещь, которая лучше – по крайней мере на данный конкретный момент. Ощущение, что ты засыпаешь, уплываешь в потоке неведомого, как каноэ отплывает от пристани по широкой неторопливой реке ярким летним днем.

Из всего, что составляет наши краткосрочные жизни, сон – это самое лучшее, подумал Ральф.

Ветер опять заревел снаружи (теперь казалось, что этот звук идет откуда-то издалека), и Ральф почувствовал, как течение великой реки уносит его с собой, и понял, что это за чувство, которое не покидало его с тех пор, как Луиза обняла его и уснула, быстро и доверчиво, как ребенок. У этого чувства есть много разных названий – умиротворение, спокойствие, удовольствие, – но сейчас, когда за окном дул ветер и Луиза мирно посапывала у него в объятиях, Ральфу казалось, что это одно из тех редких состояний духа, которое невозможно определить словами: текстура, аура, возможно, весь уровень существования на этом срезе бытия. Это был мягкий красновато-коричневый цвет покоя; это была тишина, которая следует за выполнением очень тяжелого, но и очень важного задания.

Когда ветер снова завыл, разнося звук сирен откуда-то издалека, Ральф этого уже не услышал. Он уснул. В ту ночь ему снилось, что он вставал, чтобы сходить в туалет, хотя это мог быть и не сон. Еще ему снилось, что они с Луизой занимались любовью, но это тоже мог быть и не сон. Если были еще какие-то сны или моменты пробуждения, то он их просто не запомнил, и самое главное: он не проснулся в три или четыре часа утра, чтобы промаяться бессонницей до рассвета. Они проспали – иногда порознь, но чаще обнявшись – до семи часов вечера в субботу, то есть около двадцати двух часов.

Луиза сделала завтрак на закате – великолепные пышные вафли, бекон, домашняя выпечка. Пока она готовила, Ральф попытался напрячь в сознании тот потаенный мускул… или что это было, что вызывало вспышку и смещение восприятия. Но у него ничего не вышло. Когда попыталась Луиза, у нее тоже не получилось, хотя Ральф мог поклясться, что в какой-то момент она сделалась полупрозрачной.

– Может, оно и к лучшему, – сказала она, ставя тарелки на стол.

– Да, наверное, – согласился Ральф, но у него было такое чувство, как будто он потерял не то кольцо, которое забрал у Атропоса, а то, которое подарила ему Каролина, – как будто какая-то маленькая, но очень важная часть его жизни просто укатилась прочь, звеня и поблескивая золотом.

После двух ночей беспробудного сна ауры начали таять. В течение следующей недели они исчезли совсем, и Ральфу иной раз казалось, что, может быть, на самом деле ничего и не было, что все это было лишь сном – очень долгим и очень странным. Он знал, что это не так, но одно дело – знать, а другое – верить. А верить с каждым днем было все сложнее. Да, у него на руке по-прежнему красовался шрам, идущий от локтя к запястью, но, вполне может быть, этот шрам он заработал сто лет назад, когда у него еще не было седины в волосах и когда он искренне верил, что старость – это всего лишь миф, или сон, или что-то такое, что случается только с другими, а с тобой – никогда.

Второго января 1994 года Луиза Чесс стала Луизой Робертс. Ее сын, Гарольд, был посаженным отцом. Жена Гарольда не смогла приехать, она осталась в Бангоре, сославшись на болезнь, которую Ральф назвал острым воспалением хитрости. Он оставил свои подозрения при себе, однако нельзя было сказать, что его огорчило отсутствие Джен Чесс на свадьбе. Свидетелем со стороны жениха был детектив Джон Лейдекер, который все еще ходил в гипсе на правой руке, но, кроме этого, ничто больше не напоминало о том злополучном дне, когда он чуть не погиб. Лейдекер четыре дня провалялся в коме, но он знал, как ему повезло – в отличие от того полицейского, который стоял рядом с ним в момент взрыва. В тот день шесть полицейских погибли, из них двое были из группы Лейдекера.

Подружкой невесты была ее подруга по жизни, Симона Кастонгвай, а первый тост на свадебном обеде произнес Джо Вайзер. Триггер Вашон выдал корявую, но очень искреннюю и проникновенную речь, которая заканчивалась словами: «Шобы эти двое жили аж до ста пятидясьти и никогда не страдали от ревматизму или запору!»

Когда Ральф с Луизой вышли из банкетного зала – у них в волосах все еще было полно риса; Фэй Чапин и остальные старперы с Харрис-авеню постарались на славу, – к ним подошел старик с книгой в руке и всклокоченными белыми волосами, которые развевались на ветру. Его лицо сияло широченной улыбкой.

– Поздравляю, Ральф, – сказал он. – Поздравляю, Луиза.

– Спасибо, Дор, – сказал Ральф.

– А ты почему не пришел на банкет? – спросила Луиза. – Ты разве не получил приглашение? Фэй сказал, что он тебе все передал.

– Да, он мне передал. Но я не посещаю подобные мероприятия, если они проходят внутри помещения. Слишком это тяжело. А похороны еще хуже. Вот, это вам. Я ее не подписал – пальцы совсем от артрита не гнутся.

Ральф взял книгу. Это был сборник стихов под названием «Совпавшие звери». Имя поэта, Стивен Добинс, почему-то заставило его вздрогнуть, но он не смог понять, в чем причина.

– Спасибо, – сказал он Доррансу.

– Это не так хорошо, как его поздние работы, но все равно хорошо. Добинс – это всегда хорошо.

– Мы будем читать их друг другу во время медового месяца, – сказала Луиза.

– Очень правильное время для того, чтобы читать стихи, – сказал Дорранс. – Может быть, даже самое правильное. Я уверен, вы будете счастливы вместе.

Он развернулся, чтобы уйти, но потом обернулся к ним.

– Вы хорошо постарались. Долгосрочники очень довольны.

С тем он и ушел.

Луиза озадаченно посмотрела на Ральфа.