Мальчуган поднял руки вверх с энтузиазмом ветерана из полицейских сериалов, но его сияющие глаза все еще смотрели на Ральфа.

Розовые розы, подумал Ральф. Если бы я сейчас видел его ауру, она была бы такого цвета. Он не мог понять, была это память или интуиция, но он был уверен, что это так.

– А те, кто внутри? – спросила одна из женщин. – А если они будут стрелять?! У них были пушки… а если они будут стрелять?!

– Из дома больше никто не будет стрелять, – успокоил ее Ральф. – Давайте идите туда.

Мать мальчика с сомнением взглянула на Ральфа, потом обернулась к сыну.

– Готов, Пат?

– Да! – выпалил Пат и улыбнулся.

Его мама кивнула и подняла одну руку. Другой она обняла сына за плечи, будто защищая. Это почему-то до слез тронуло Ральфа. Они зашли за угол.

– Не стреляйте! – закричала она. – Видите, мы подняли руки, и со мной маленький сын, не стреляйте!

Остальные подождали еще немного, и следующей пошла женщина, которая закрывала руками лицо. К ней присоединилась та, что с маленькой девочкой (теперь ребенок был у нее на руках, и девочка тоже подняла ручки). За ними последовали остальные – кашляя, с поднятыми вверх руками. Когда Элен пристроилась в хвост этой процессии, Ральф дотронулся до ее плеча. Она обернулась к нему, ее воспаленные глаза смотрели спокойно и чуть удивленно.

– Ты уже второй раз появился, когда был нужен нам с Натали, – тихо сказала она. – Ты наш ангел-хранитель, Ральф?

– Может быть, – улыбнулся он. – Может, и так. Послушай, Элен… у меня мало времени. Гретхен мертва.

Она кивнула и заплакала.

– Я так и знала. Лучше бы, конечно, не знать, но я знаю.

– Мне очень жаль.

– Нам было так здорово, когда они приехали, то есть мы все нервничали, но все равно смеялись и болтали. Мы собирались весь день готовиться к ее выступлению сегодня вечером. К выступлению Сьюзан Дей.

– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Ральф. – Как ты думаешь, они все еще…

– Мы готовили завтрак, когда они приехали. – Она говорила, как будто не слыша его, и Ральф подумал, что так оно и есть. Натали прижалась к ее плечу, и хотя она все еще кашляла, но зато перестала плакать. Теперь, в безопасности в материнских объятиях, она с живым любопытством разглядывала Ральфа с Луизой.

– Элен… – начала Луиза.

– Смотрите! Вы видите? – Элен указала на коричневый «кадиллак», припаркованный за ветхим сараем, в котором раньше стоял пресс для приготовления сидра; когда-то Ральф с Каролиной случайно туда зашли, поэтому он знал об этом. А сейчас там, наверное, был гараж. Машина была не в лучшей форме: стекла разбиты, дверцы помяты, одна фара заклеена синей изолентой. На бампере – сплошь наклейки с лозунгами защитников жизни.

– Это машина, на которой они приехали. Они зарулили за дом, будто собирались поставить ее в гараж. Я думаю, это нас и одурачило. Они поехали к гаражу, как будто они тут свои. – Она задумчиво посмотрела на машину, потом перевела свои воспаленные от дыма глаза на Ральфа с Луизой. – И никто не заметил эти наклейки на бампере, хотя должны были заметить.

Ральф вдруг вспомнил Барбару Ричардс из общества защиты женщин – Барби Ричардс, которая не испугалась, когда Луиза шагнула к ее столу. Не важно, что Луиза искала что-то в сумочке; важно, что Луиза была женщиной. «Кадиллак» вела Сандра МакКей. Ральфу не нужно было спрашивать у Элен, чтобы это узнать. Они увидели за рулем женщину и не обратили внимания на наклейки на бампере. Мы все одна семья, и все мои сестры со мной.

– Когда Дини сказала, что люди, которые вылезли из машины, одеты в армейские комбинезоны и что у них оружие, мы подумали, что это шутка. Все, кроме Гретхен. Она нам велела спуститься вниз и как можно быстрее. Потом она пошла в гостиную. Чтобы вызвать полицию, я думаю. Я должна была остаться с ней.

– Нет. – Луиза пропустила сквозь пальцы локон волос Натали. – Прежде всего ты должна заботиться о ней, правильно? И ты правильно сделала, что не осталась в доме.

– Наверное, – безразлично сказала Элен. – Наверное, так. Но она была моей подругой, Луиза. Подругой.

– Я знаю, милая.

Лицо Элен сморщилось, и она расплакалась. Натали посмотрела на мать с выражением комического изумления и тоже заплакала.

– Элен, – сказал Ральф. – Элен, послушай меня. Мне нужно тебя кое о чем спросить. Это очень важно. Ты меня слушаешь?

Элен кивнула, но продолжала рыдать. Ральф понятия не имел, слышит она его или нет. Он посмотрел на угол здания, гадая, сколько еще пройдет времени, прежде чем полиция появится здесь, и глубоко вздохнул.

– Как ты думаешь, они все-таки проведут это сегодняшнее выступление? Ты была ближе всех к Гретхен, ты должна знать. Скажи, что ты об этом думаешь.

Элен перестала плакать и посмотрела на него широко распахнутыми глазами, словно не веря тому, что услышала. Сейчас у нее в глазах была ярость.

– Как ты можешь такое спрашивать?! Как ты можешь?!

– Ну… потому что… – Он замолчал, не в силах продолжать. Он был растерян и обескуражен. Ярость – это последнее, чего он ожидал.

– Если они нас сейчас остановят, значит, они победили, – сказала Элен. – Неужели ты этого не понимаешь?! Гретхен умерла, Мерил умерла, Хай-Ридж сгорит до основания вместе со всем, что у нас есть, и если они остановят нас сейчас – они выиграли.

Какая-то часть разума Ральфа – глубоко внутри – провела ужасную параллель. Другая часть, которая любила Элен, попыталась остановить первую, но было уже поздно. Ее глаза были точно такими же, как у Чарли Пикеринга, когда Пикеринг сидел напротив него в библиотеке, и этому взгляду не было разумного объяснения.

– Если они остановят нас сейчас, они выиграют! – закричала она. Натали у нее на руках заплакала еще громче. – Ты что, не понимаешь?! Неужели так трудно понять?! Мы никогда этого не допустим! Никогда! Никогда! Никогда! Никогда!

Она резко подняла свободную руку и пошла к углу дома. Ральф потянулся за ней, но его рука только скользнула по ее блузке. Это был конец.

– Не стреляйте! – крикнула Элен полицейским на другой стороне. – Не стреляйте, я тоже с этими женщинами! Я тоже с этими женщинами!

Ральф рванулся было за ней, но Луиза ухватила его за ремень.

– Лучше не ходи туда, Ральф. Ты – мужчина, и они могут подумать…

– Привет, Ральф! Привет, Луиза!

Они обернулись на этот голос. Ральф узнал его сразу и одновременно и удивился, и не удивился. За бельевыми веревками, которые уже горели вовсю, стоял Дорренс Марстеллар – в своих старых фланелевых брюках и тяжелых ботинках, подвязанных куском электропровода. Его волосы, такие же мягкие, как у Натали (но седые вместо каштановых), развевало октябрьским ветром. Как обычно, в одной руке у него была книга.

– Пойдемте, вы двое, – сказал он, улыбаясь, и направился к ним. – Надо поторопиться. У нас мало времени.

Он привел их к заросшей, заброшенной тропинке, что петляла по склону холма, уводя в восточном направлении от дома. Сначала они прошли через большой огород. Весь урожай был уже убран, кроме тыкв и кабачков. Потом был фруктовый сад, где наливались яблоки, потом – густые заросли ежевики, где было много колючек, зверски цеплявшихся за одежду. Когда из ежевичной чащи они вышли в рощу старых сосен и елей, Ральф сообразил, что они, должно быть, идут в сторону Ньюпорта.

Дорренс шел довольно быстро для человека его лет, и безмятежная улыбка не сходила с его лица. Книга у него в руках называлась «О любви. Стихи 1950–1960», автор – некто Роберт Крили. Ральф никогда о нем не слышал, но мистер Крили наверняка тоже не слышал об Элморе Леонарде, Эрнесте Хейкоксе или Луисе Л’Амуре. Он только раз попытался заговорить со стариной Дором – когда они наконец дошли до подножия холма, усыпанного сосновыми иголками. Прямо перед ними весело пенился ручеек.

– Дорренс, что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал, между прочим? И куда, черт подери, мы идем?