– Ламэк, вы полагаете, что такой повод надо создавать специально?

– Я повторяю, Логрис, это не имеет значения. У бандита повод всегда найдется.

– Вы считаете ислам плохой религией, – ответил Уайтмид. – Что ж, это ваше право. Но давайте признаем очевидное. В данном случае вы намеренно создали повод. Не было никакой необходимости создавать «Анти-Мекку» и рекламировать это мероприятие.

– Дайте-ка я отвечу, – вмешалась Орлет. – Не знаю кому как, а мне противно потакать террористам и подавлять свои желания в угоду их запретам. Пора вспомнить, что мы свободные люди. Или вы против свободы самовыражения, мистер Уайтмид?

– Нет, я лишь против того, чтобы страдали невинные люди. Сейчас уже есть множество убитых и раненых, включая и австралийцев. Дальше в Австралии могут начаться анти-исламские погромы, на которые последуют ответные погромы в странах ислама. Я за свободу самовыражения, это важное право. Но соразмерна ли та цена, которую другие люди вынуждены будут заплатить за эту конкретную форму самовыражения?

– Идите к мусульманам, – предложила Орлет, – объясните им про права человека и про других людей, которые страдают. Почему вы давите на нормальных людей?

– Я разговариваю с вами потому, – ответил он, – что вы можете воспринять аргументы, обращенные к гуманизму и разуму…

– Для мусульман есть другие аргументы, – мгновенно отреагировала Орлет, – бомбы генерала Ндунти отличное средство убеждения, как оказалось.

Уайтмид поднял руки вверх, как будто сдавался кому-то в плен.

– К сожалению, вы привели именно тот контраргумент, которого я ждал. Вы сейчас не испытываете по отношению к мусульманам ничего, кроме неприязни, и нет никакого смысла рассказывать вам о детях, сгоревших заживо при пожарах в Хартуме…

– …Тогда зачем вы это рассказываете? – резко перебила его Дженифер.

– Я упомянул об этом лишь, чтобы подчеркнуть: вы решили, что все мусульмане это неприятные и подозрительные люди, и на этом основании вы одобряете кассетные бомбардировки их стран и поддерживаете идею выгнать их всех из Австралии. Вы закрываете глаза на тот факт, что из полумиллиона австралийских мусульман лишь несколько тысяч – радикалы. Остальных – за компанию. Так проще всего, верно?

– А что предлагаете вы? – Спросила Орлет, – любоваться, как этот сброд хозяйничает в нашей стране по своему шариату за счёт нашего бюджета? И мне плевать, что не все мусульмане – террористы. Мне достаточно того, что все террористы – мусульмане.

– Не знаю, насколько вы готовы воспринять мое предложение, – со вздохом произнес Уайтмид. – Но я попытаюсь. Я предлагаю действовать по закону, чтобы санкции были применены только к экстремистам. Да, это потребует сил и времени, но это позволит сохранить принцип, на котором построено любое цивилизованное общество: каждый отвечает за свои поступки, а не за поступки любого, кто исповедует ту же религию. И отвечает перед судом, а не перед толпой сердитых вооруженных людей. И не думайте, будто я предлагаю это ради мусульман. На самом деле это нужно всем австралийцам. Достаточно один раз применить репрессии к социальной группе, которая не нравится большинству, и это будет повторяться раз за разом все с большей легкостью. Вслед за мусульманами будут репрессированы ещё какие-нибудь люди, чьи взгляды или образ жизни не нравится большинству. Потом начинается принудительная унификация. У народа должен быть один фюрер. Или одна раса. Или одна религия. Или одна партия.

– …Или одна хартия, – спокойно договорила Орлет.

Представитель «Amnesty International» снова печально вздохнул.

– Этой реплики я тоже ждал. Вы ведь сейчас живете в Меганезии, и у вас тут семья…

– Я австралийка! – Орлет прицелилась в него пальцем. – …В отличие от вас, мистер Уайтмид! Я родились в Австралии, и мои предки живут в Австралии больше двух столетий! Это моя страна, а не ваша! Какого хрена вы лезете со своими советами?!

– Тише, тише, – нежно произнес Ламэк, положив огромную ладонь ей на плечо. – Ты знаешь, что такое «юрист»? Это тот человек, профессия которого: представить свою позицию зрителям в выгодном свете, а оппонента представить неуравновешенным, агрессивным и неумным субъектом. Это написано даже в школьном учебнике…

– Все, я уже успокоилась, – проворчала она, погладив его руку. – Спасибо Ламэк.

– Я все время рядом, мы партнеры, – ответил он и, лучезарно улыбаясь, повернулся к Уайтмиду. – Вы ждали реплики про хартию? Хотите поговорить об этом подробнее?

– Мне жаль, что вы так предубеждены против моей профессии… – начал британец.

Ламэк сделал огромные удивленные глаза и развел в стороны свои мощные лапы.

– Я говорил о вашей профессии, но вы лично внушаете мне огромное уважение! Ваш героический приезд в нашу тоталитарную унифицированную страну, где так жестоко преследуют любое инакомыслие, делает вам честь!

– К чему вы это говорите, Ламэк?

– Просто я ответил на вашу реплику о предубеждении. А теперь, если вы не против, вернемся к вашему предложению, адресованному австралийцам.

– Да, разумеется, – Уайтмид кивнул.

– …Вы предложили, – продолжил меганезиец, – действовать по закону, чтобы санкции были применены только к тем мусульманам, которые являются экстремистами, так?

– Именно так. Цивилизованное общество не должно наказывать невиновных.

– Прекрасные слова! – Воскликнул Ламэк, – Очень хорошо, что вы юрист и можете нам объяснить, какие мусульмане – экстремисты, а какие – нет. Ведь вы можете, так?

– Простите, пожалуйста, но я не могу подменять собой австралийский суд.

– Нет, нет! – Ламэк снова выпучил глаза. – Я не прошу вас решать что-то про какого-то конкретного мусульманина. Я прошу только объяснения: что такое экстремизм?

– Тогда, конечно, я могу ответить. Экстремизм в юридическом смысле – это движение, направленное на присвоение публичной власти без демократических выборов.

Молодой меганезиец мгновенно вытащил из наплечного браслета коммуникатор и привычно потыкал пальцем в экранчик.

– Ага… Публичная власть бывает законодательная, судебная и исполнительная. Для экстремизма надо направляться на присвоение всех трех, или достаточно одной?

– Согласно теории права, – пояснил Уайтмид, – захват любой ветви публичной власти эквивалентен захвату всей власти.

– О! Так, всё, оказывается просто! – Обрадовался Ламэк и повернулся к компании, продолжавшей оживленно болтать около огромной тыквы. – Кэп Виго! Срочно нужна помощь с info! У тебя в коммуникаторе должен быть список австралийских жрецов – мусульман, которые выступают за шариат для всего общества.

– Мусульманские жрецы, – крикнул капитан Виго Рэдо, – бывают разные: факихи, кади, муфтии, муджтахиды, муллы, муэдзины, улемы, имамы и шейхи. В числе имамов есть аятоллы, а в числе шейхов, по теории, есть халифы, но реально все халифы вымерли.

– А можно просто список всех, кто за шариат? – Спросил Ламэк, – ранг не волнует.

– Можно, – подтвердил капитан INDEMI, вынимая свой коммуникатор. – Так. Список формируется. Полминуты… Готово! 2276 фигурантов. Но часть данных про них для служебного пользования. Я могу это тебе показать только по решению судьи.

– А мне лишнего не надо. Если не трудно, скинь на ноутбук Дженифер то, что не для служебного пользования, а для общего. Ага?

– Для общего – легко… Так… Дженифер, info у тебя.

Ламэк помахал капитану ладонью.

– Mauru-uru Vigo!… Ну, вот, Логрин. Теперь мы имеем список экстремистов, которые действуют для захвата власти. Скажи, что ты предлагаешь с этим делать дальше?

– Не у нас есть, – уточнила Дженифер Арчер, щелкая по клавиатуре. – А у всех есть. Я разместила эти данные на сайте Gibb-River TV.

– О, боже! – Произнес Уайтмид, глядя на экран. – Что вы наделали?!