– Джон, ты видел в Гренландии хоть одного тряпкоголового? – Добавил Инсвик.

Рейсвил отрицательно покачал головой.

– Ни одного не видел. Наверное, для них там слишком холодно.

– А для негров-трансэкваториалов не холодно? – Иронично спросил Улкерт и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Южане-куклукскановцы прошлого века это просто церковный хор по сравнению с трансэкваториалами.

– Сравнение какое-то несимпатичное, – заметила Фрэн, поднимаясь из-за стола.

– Просто первое, что пришло в голову, – пояснил он.

– Вот-вот, – сказала она. – Именно это первое и приходит в голову. Знаете, парни, наверное, это сейчас звучит старомодно, но мне очень не нравится, когда людей преследуют за их расу или за их религию. Даже за несимпатичную религию.

– На счет расы понятно, – Инсвик кивнул. – А на счет религии это ещё вопрос.

– Какой вопрос? – Аозмутилась она. – Кому какое дело, во что человек верит?

– Такое, – ответил он. – Ставлю десять баксов против корки хлеба: тебя ни капли не напряжет, если твой сосед негр или китаец, но если это тряпкоголовый ортодокс, у которого жена ходит в черном мешке, то тебя это напряжет и ещё как! Не из-за его арабского бога, а из-за того, что он – постоянный источник проблем. Он грозится подпалить мясную лавку из-за свинины, киоск – из-за девчонок на обложке, сервер кабельного TV – из-за мультика про поросенка Пигги, а школу – из-за того, что там девочки учатся вместе с мальчиками. И что с ним делать, а?

Фрэн сжала и разжала кулаки. В её голове в очередной раз шла борьба между теми принципами равенства, в которые она верила, и той логикой, которая была в словах лейтенанта Дэмина Инсвика.

– Только не надо бить меня в челюсть, – сказал он. – Это не аргумент.

– Я и не собиралась. Просто меня бесят некоторые вопросы. Ладно, мне пора идти встречать наших летучих зомби-черепашек… Кстати, о вопросах и аргументах. Ты крупный биржевой эксперт. Попробуй проверь заявление Берта, что все с Аравией подстроено и все заранее поделено.

– Это как? – Спросил Бертон Улкерт.

– Элементарно, – сказала она. – Кто знал заранее, тот играл на сильное понижение соответствующих бумаг, и это наверняка заметно по какой-нибудь статистике.

– Черт! – Инсвик ударил кулаком по ладони. – У тебя здорово варит котелок!

– Ничего такого, – ответила Фрэн. – Но я читала о скандале в 2001. Кто-то играл на понижение каких-то акций, зная о будущем теракте против WTC в Нью-Йорке.

– Прав был долбанный Екклесиаст, мать его греб! – проворчал Рейсвил. – Нет ничего нового под Луной. Ну нет, хоть ты на изнанку вывернись.

…

… Эти штуки летели на небольшой высоте, почти касаясь волн, что обеспечивало практически полную незаметность для радаров, а с учетом ночного времени – и для визуального наблюдения. В инфракрасном диапазоне их можно было увидеть, если совершенно точно знать, куда надо смотреть. Их электрические движки были чуть теплыми, хотя работали уже около тридцати часов подряд. Штуки были двух видов. Первые напоминали квадратные гибриды черепах с белками-летягами. Вторые имели форму широких австралийских бумерангов. Их целью был овальный островок немного южнее Экватора, вытянутый на 5 миль вдоль 5-го меридиана Восточной Долготы. Аннобон, территория Экваториальной Гвинеи в южной части Гвинейского залива.

Эти летающие штуки ничуть не побеспокоили своим ночным появлением жителей Аннобона. Пропеллеры шелестели тихо, а полет со скоростью сто узлов не создавал беспокоящего свиста разрезаемого воздуха. Ни один из 4 тысяч аннобонцев даже не заметил их. «Черепахи-летяги» приводнилась на море с севера и востока от островка, нырнули и исчезли. Тройка «черепах» нырнула в круглое озеро в северной половине острова. Что же касается «бумерангов», то они, не спеша, набрали высоту и, оседлав восходящие потоки воздуха, повисли в нескольких километрах над Аннобоном.

До рассвета на этой широте и долготе оставалось около полутора часов. Фрэн тихо открыла дверь 1-го кубрика (всего на малом корвете их было четыре) и, сделав пару шагов, привстала на цыпочки. Это позволило ей дотянуться острыми зубками до уха мужчины, лежащего на одной из коек верхнего яруса.

– Кусаться было не обязательно, – сообщил он. – Я и так уже две минуты не сплю.

– Маленькая шалость, – сказала Фрэн, протянула руку и погладила его по щеке.

– Очень здорово, – произнес он. – Я на секунду почувствовал себя дома.

– Я тебя люблю, – шепнула она.

– А я тебя люблю ещё больше! – Он спрыгнул на пол и быстро обнял её. – Сейчас мы сделаем эту работу, а потом вернемся домой и поедем в отпуск.

– Все будет хорошо? – Осторожно спросила Фрэн.

– Даже не сомневайся, – ответил Палфри с той уверенностью, которой не чувствовал.

…

=======================================

------------------------------------------------------------------

------------------------------------------------------------------

Привет всем, кто уселся в нашу 1001-ю тележку! Я, Элеа Флегг, заняла место за штурвалом, и сейчас мы прокатимся на маленькой виртуальной машине времени. Ситуация у нас, как в древнем ютайском анекдоте: в понедельник на рассвете на тюремный плац выводят одного бандита на расстрел. Прохладно. Дождь. Слегка штормит. Некомфортно. И бандит говорит: «Как хреново неделя начинается»!

После теракта с четырьмя крупными пассажирскими судами в Ла-Манше казалось, что ничего более шокирующего в ближайшее время не произойдет. Но в тот же день стало ясно: всё только начинается. Последовало феерическое массовое заявление счастливых обладателей атомного оружия и лёгкая истерика в ООН. Но главным в заявлении была информация о том, как к террористам попали радиоактивные отходы. Когда публика узнала, что отработанные ТВЭЛы были проданы мусульманской фирме с согласия британских властей, авторитет т. н. «Комиссии Совбеза ООН по нераспространению ядерного оружия» упал ниже дна Марианской впадины. Как пошутил один киви из военного флота: «Мы влипли в эпоху всеобщего равного ядерного права».

Теперь о реакции в Европе собственно на ядерный теракт. Публика разбилась на два лагеря. Одни требовали прекратить церемониться с мусульманами, запретить ислам в Европе, снести все мечети и поставить всех мусульман перед выбором: или меняйте религию или убирайтесь вон. Другие требовали противоположного: реформировать европейские законы так, чтобы они не противоречили шариату. По мнению многих европейских политиков, в частности, секретаря Еврокомиссии по правам человека (цитирую): «Компромиссные законы, построенные с учетом норм шариата, позволят мусульманам защищать свои религиозные права в суде, не прибегая к террору».

Радикальный римско-католический кардинал Бернар Жюст, присутствовавший на заседании Еврокомиссии, в ответ сказал (цитирую): «Мсье секретарь получил свои тридцать серебренников за то, чтобы продать Христа». Возник скандал, секретарь потребовал извинений, а кардинал предъявил бумаги, из которых следовало, что значительная сумма денег и правда была получена секретарем Еврокомиссии из «Евроазиатского фонда диалога традиций», финансируемого «Исламским банком развития» (Джидда, Саудовская Аравия). Секретарь стал объяснить, что эта сумма является грантом за книгу о диалоге традиций, но выглядел весьма растеряно.

Многих европейцев интересовала позиция Папы Римского – Адриана VII, который в начале своей карьеры выступал за союз умеренных мусульман, пуритан и римских католиков против атеизма, политеизма и аморализма, а последние полгода пытался организовать сотрудничество с нерелигиозными прогрессистами и океанийскими католиками, одновременно призывая к смягчению позиции мусульман и пуритан. Ожидалось, что Адриан VII скажет примирительную речь на траурной церемонии, связанной с похоронами жертв теракта в Ла-Манше. Однако, прибыв в Дюнкерк 11 ноября, он внезапно почувствовал недомогание и умер в ночь на 12-е.