Сторонний наблюдатель удивился бы, увидев, что зашедшая в кафе молодая парочка, одетая в модные мгновенно-снимаемые короткие комбинезоны Ere-style, вместо того, чтобы выбрать один из свободных столиков, подошла к единственному занятому.

– Iaorana, Ив, – сказала девушка, – Как на счет поговорить?

– Aloha, – добавил молодой человек, – Меня зовут Оскэ.

– Я знаю, – ответил мужчина, – Aloha oe. Устраивайтесь. Поговорим.

– У нас не очень приятный разговор, – предупредила девушка, садясь напротив него.

– Это понятно… – он махнул рукой, – …Когда человека находят путем сканирования видео-ряда с камер наблюдения, то уж точно не за тем, чтобы спеть ему песенку про зайчиков. А ты здорово выглядишь Флер. Я помню…

– Обойдемся без трогательных воспоминаний о моем детстве, – перебила она.

– Ты стала похожа на Чубби, – констатировал Ив, – Как она?

– Мама в порядке. Но не в порядке кое-что другое.

– Я куплю чего-нибудь, – проинформировал Оскэ, – Флер, тебе…?

– Черный кофе без сахара, ОК?

Оскэ пожал плечами и направился к торговому автомату в углу.

– Так что не в порядке? – спросил Ив.

– Это блядство с малавийскими юниорами, – сказала она, – Кто автор? Ты?

– Я отвечу «да», или отвечу «нет», что изменится? – спокойно произнес он, – тебя интересует ответ на совсем другой вопрос, не так ли?

– Ты прав. Меня интересует: зачем это понадобилось.

– Это общеизвестно, – заметил Ив, – Если бы Шуанг не выкупил этих юниоров, наши союзники трансэкваториалы отправили бы их на каторжные работы в Зангела.

– И что дальше? – спросил Оскэ, возвращаясь с двумя пластиковыми чашечками.

Ив посмотрел на молодого человека с некоторым удивлением.

– Дальше? Тебе объяснить, что бы там с ними произошло?

– Объясни.

– Ладно. Вкратце: тяжелая работа от рассвета до заката и казарменный режим.

– Понятно, обер-лейтенант, – Оскэ кивнул, – А если конкретнее?

– Что именно конкретнее? – спросил Ив, – Перечень работ, нормы выработки, состав продовольственного пайка и бытового обеспечения, распорядок дня?

– Вот все это, – сказал Оскэ, – И ещё инструкции топ-менеджера и шефа охраны.

– Это намек, что ты владеешь ситуацией не хуже меня? – уточнил разведчик.

– При чем тут намеки? Я владею ситуацией лучше, потому что я сначала был в группе проектантов, а сейчас я в группе контролеров. Мы получаем info каждую декаду, и нам платят за то, чтобы мы дистанционно оценивали КГЭЭП на этих объектах.

– КГЭЭП? – переспросил Ив.

– Да. Критерий гуманитарно-экономической эффективности персонала. Чоро Ндунти хорошо усвоил главный принцип постиндастриала: самый ценный ресурс – это люди, позитивно воспринимающие свою жизнь и свой труд. Вот почему цепь малых ГЭС в Зангела уже работает, и рядом уже строится электрометаллургический комплекс.

– Ты хочешь сказать, что Шуанг и Торрес обманули Верховный суд?

Оскэ покачал головой и бросил на стол пачку сигарет.

– Не обманули, а представили info тенденциозно. На объектах Зангела рабочий день действительно начинается с рассветом и заканчивается на закате, но в середине дня – трехчасовой перерыв, сиеста, а каждый третий день – выходной. Персонал живет в казармах, но эти казармы мало отличаются от жилых модулей здесь, на Хат-Хат. Что касается продовольственного пайка, то его вообще нет. Еды просто навалом.

– Допустим, – согласился Ив, – И что из этого следует?

– Мой вопрос, – напомнила Флер, – Зачем устроено это безобразие с юниорами?

– Чагос, – лаконично ответил разведчик.

Флер вытащила из пачки сигарету, и прикурила. Потом сделала глоток кофе.

– Значит Чагос. А заодно Майотте и Замбези. Цепь провокаций. Все по учебнику. Но непонятно: зачем тащить юниоров через океан? Достаточно было объявить о сделке с Шуангом, а реально отправить их в Зангела – вместе с семьями. Качество провокации стало бы только лучше, и проблем меньше. Так, в чем же дело?

– Ты забыла про затягивание французских католических оффи в ловушку Фукуямы. Объяснить, что это такое, или…?

– Я же говорю: учебник по информационно-диверсионной работе я читала.

– Мне объяснишь потом? – спросил Оскэ.

Флер наклонилась к нему и что-то коротко прошептала, касаясь губами его уха. Он расплылся в улыбке. Ив тоже улыбнулся, и кивнул.

– Значит, про ловушку Фукуямы я могу не объяснять.

– Да, – подтвердила она, – Но ты зря говоришь про этот ловушку. Французские оффи втянуты в нее не юниорами Малави, а религиозным фоном войны за Коморы.

– Мама может тобой гордиться, – заметил Ив.

– Нет, скорее я могу гордиться мамой, – ответила Флер, – мне было 12 лет, когда мама объяснила мне, как надо реагировать на грубые комплементы в деловом разговоре.

Ив Козак задумался на несколько секунд, а потом уверенно кивнул.

– ОК. Ты справилась с экранами-легендами прикрытия. Вот тебе реальный ответ: как правильно заметил Оскэ, самый ценный ресурс, это люди. Мы вывозим гуманитарный ресурс в порядке классического присвоения военной добычи.

– Мы – это кто? – спросил Оскэ.

– Я имею в виду тот консорциум, который готовил и организационно-экономически обеспечивал «Войну в проливе», – пояснил разведчик, – И мы постарались при этом соблюдать если не букву Великой Хартии, то, как минимум, её смысл.

– Смысл Хартии? – переспросила Флер, – Да если бы вы попытались провернуть этот гешефт в акватории Конфедерации, вам всем вклеили бы ВМГС в тот же день, а на рассвете следующего дня – расстреляли бы на хрен, и правильно бы сделали!

– Интересно, – сказал он, – Когда в Конфедерации отбирают детей у неадаптивных иммигрантов, и распределяют этих детей по конкурсу, ты тоже возмущаешься?

– Не путай, – ответила она, – Этих детей отбирают по суду, потому что они граждане Конфедерации, и Хартия защищает их право на адаптацию к нашему образу жизни.

– А если ребенок не наш гражданин, то насрать на него? – спокойно спросил Ив.

– Magna Carta te fenua to ou, aita to tahi, – отрезала она, – Это наша Хартия, для нашей страны, а не для чужих. И не надо нам этих игр в общечеловеческие декларации!

– Браво! – он хлопнул в ладоши, – А ты можешь повторить это, глядя на конкретного ребенка, которому не повезло со страной рождения?

Флер сжала и разжала кулаки и медленно, с напряжением, выдохнула.

– Сейчас ты похожа на своего отца, – сообщил разведчик, – Таким я увидел его в нашу первую встречу, на пирсе вашего fare на Футуна. В руках у него был полуавтомат 12 калибра, «Remi-tactical». Он сказал: «Ты прыткий парень, как я погляжу и, наверное, можешь увернуться от пули, но не от картечи, поэтому убирайся с моего берега». Он выстрелил бы в меня, если бы я сделал шаг, и я не двигался, пока не пришла Чубби.

– Папе есть, за что не любить вашу контору, – холодно сказала Флер.

– А тебе есть, за что не любить меня? – спросил Ив.

– Ты по-жлобски давишь на психику, – ответила она, – вообще-то это свинство.

– Ты обижена на меня за то, что я задал вопрос, который ты стараешься забыть с того момента, как первый раз соприкоснулась с Африкой?

– Нет. Не за это, а за то, с какой целью ты это делаешь. Я смотрела на Пепе Кебо и на девчонку из Малави, которая к ней привязалась, и думала: вы обманули волонтеров, скрыв от них неизбежность таких ситуаций. Сколько волонтеров психологически не смогут бросить детей, которые к ним вот так привязались? Двадцать? Сорок?

– Пока чуть меньше двадцати, – ответил он, – Но это только первая смена. По оценке экспертов, волонтеры и атаурцы разберут примерно полсотни юниоров, в основном младших. Сотня старших будет постепенно абсорбирована своими ровесниками на Восточном Тиморе. Появятся семьи. Обычная, нормальная жизнь. Около полсотни окажутся отбракованными. Но интереснее всего судьба последних двухсот. Они…