– Это чтобы он мог работать в низкооборотном режиме ветровой ротации, – сообщил Хаген, – Типа, его можно юзать, как парус. А если в режиме скринера, экраноплана…
– Ты хочешь сказать, что ЭТО ЛЕТАЕТ!? – изумленно перебила француженка.
– Это не летает, а скринит в метре над водой – поправил он, – Так экономичнее, чем по воде. Я однажды делал прогу для манипулятора на верфи под сборку малых грузовых скринеров, и полистал популярную теорию, чтобы врубиться, что там к чему.
Жанна тоже поднесла к глазам бинокль и тут же воскликнула:
– Вот это да! Я же знаю этих ребят! Мы встречались в сентябре позапрошлого года на атолле Кэролайн! Их зовут Твидли и Ойстер.
– У тебя их фон-адрес есть? – спросил Хаген.
– Конечно, есть! Одну минуту…
…
Твидли, креол – zambo, приблизительно двадцати лет, темнокожий и пластичный, с телосложением, чуть более субтильным, чем атлетическое, управлял аэро-рафтом с невероятной легкостью. Пальцы касались сенсорного пульта, ротор на мачте делал ленивый поворот, и сорокафутовый рафт послушно менял позицию. Фокус состоял, скорее всего, не в мастерстве Твидли, а в удачной схеме этого своеобразного судна.
Ойстер, его ровесница, креолка – spano, вполне могла бы родиться где-нибудь на юге Иберийского полуострова – если бы её родители до того не эмигрировали на острова Лайн, в меганезийский округ Ист-Кирибати. Она не обращала внимания на маневры, поскольку была занята другим делом – тщательно вытирала обоих младенцев после купания в море и последующей помывки пресной водой. К моменту, когда «Zodiac» пришвартовался к вежливо подставленному левому борту рафта, процедура была завершена, и оба «клиента» уложены в люльки, висящие под навесом позади каюты (слегка стилизованной под хижину на традиционных рафтах перуанских индейцев).
Жанна, едва ступив на борт «Кон-Тики» оказалась схвачена, затискана и зацелована раньше, чем успела сказать «Aloha!». Дальше – знакомство между всеми остальными, появление традиционно-огромного кэролайнского чайника с цветочным чаем и тоже традиционных маленьких печений с мордочкой улыбающегося Чеширского кота. Вся компания устроилась под дополнительным навесом, раскрытым над баком до носа.
– Прикинь, гло, – сообщил Хаген, подмигнув Ойстер – Тебя приняли за мифическую баджао-маму со сроком вынашивания, как у кошки, и с непрерывной овуляцией.
– Yo! Iri! – воскликнула кэролайнка, хлопая в ладоши, – Твидли, прикинь, я бы за год загрузила маму и тетю Барри так, что они бы и думать забыли про киднеппинг!
– Киднеппинг? – переспросил Фрэдди.
Ойстер кивнула и сделала трагическое лицо.
– Ну так! Они все время утаскивают нашу дочку и отдают только за выкуп!
– На счет выкупа, это ты утрируешь, – заметил Твидли.
– Ничего не утрирую! Я должна сказать не меньше дюжины Очень Любезных Слов, в противном случае, фиг они её отдадут.
– А какого возраста твоя дочка? – спросила Люси.
– Пилли уже два года. Но если мы хотим взять её покататься под парусом, то фиг. Ах! Ребенок в открытом море! Ужас-ужас! Будто, тут море другое, чем у нас на Кэрролле.
– Два года? – удивилась Жанна, – Но мы встречались в позапрошлом году.
– Ну! – Ойстер кивнула, – Пилли было полгода с хвостиком, я закруглилась с грудным кормлением, и её сразу прихватили мама и Тётя Барри. Ах! Ребенок в рабочем ангаре! Ужас-ужас! Там пыль и самоходная техника! Будто вокруг нет пыли и техники!
– Во сколько же лет ты родила? – поинтересовалась Доминика.
– В семнадцать. Последний курс колледжа – самый удобный момент, чтобы ходить с пузом, и все такое. Позже начинается всякое верчение, а раньше – не физиологично.
Твидли запустил на циновке волчком пустую чашку и проворчал.
– А рожать на палубе тримарана во время рыбалки – ещё более не физиологично.
– На палубе тримарана? – переспросила Жанна.
– Ну, да. Хорошо, что они нам просигналили, а то, не знаю, что бы было.
– Синду и Тенум почему-то были уверены, – пояснила Ойстер, – что беременность у человеческой женщины длится девять с половиной лунных месяцев от первого дня последней менструации и нормальное отклонение максимум 3 дня. Синду нашла эту херню на каком-то американском сайте, для молодых мамаш, а на каком – не помнит. Обычно баджао вообще не считают сроки, так что некому было сказать ей, что это неадекватная info. И она поверила. По ходу, людям свойственно верить в удобное.
– Американские врачи – жулье, – лаконично добавил Твидли, – Не все, конечно, но исключениями можно пренебречь, оно в пределах допустимой погрешности.
– Вы преувеличиваете, – сказала Доминика.
– Может, немного и преувеличиваем, – согласилась Ойстер, – Но если в 2 часа ночи приходится решать проблему с девчонкой, которая начала рожать на 9-метровом парусном тримаране в открытом море, то это влияет на объективность оценок.
– Мы специально взяли себе 4 недели каникул, – пояснил Твидли, – и отправились на Большой Мангарева. Это потрясающе красивая ромбическая лагуна, внутри которой целый архипелаг. Находится это в 220 милях к East-Sought-East отсюда. Будет время – обязательно слетайте и посмотрите… В общем, когда Тенум позвонил, я метнулся и прибыл через час с четвертью.
Гастон Дюги быстро прикинул в уме и поинтересовался.
– На чем вы… Э… Метнулись с такой скоростью?
– На флайке, – пояснил кэролайнец, и небрежно махнул рукой в сторону невысокого полукруглого короба на юте, – Не супер, но 200 узлов делает. И компактная… Пока Ойстер вызвала медиков с Актеон-пойнт, и пока они вылетели, я как раз добрался.
– Я подтянулась позже, на этой штуке… – Ойстер похлопала ладонью по палубе, – но успела получить дозу эмоций. Все это выглядело… Синду и Тенум были одинакового бледно-зеленого цвета, хотя по разным причинам. А киндер смотрелся как надо. Он оказался единственным во всей компании, кто точно не сделал ни одной глупости.
– А где сейчас Синду и Тенум? – спросила Жанна.
Ойстер выразительно покрутила ладонью над головой и пояснила.
– Рассказываю в порядке убывания возраста. Тенум, вместе с другим аналогичным обормотом и обормотской vahine, ушли с вечера на рыбалку. Вернутся днем. Синду принудительно уложена спать вон там, в каюте. Док сказал: неделю ей надо спать по двенадцать часов. Сегодня четвертый день этой экзекуции…
– Значит, – перебила Жанна, – самый маленький ребенок, который в люльке…
– Ну, – Ойстер кивнула, – Результат их юниорского творчества. Здоровый мальчишка. Обормотам везет. А тот, что постарше – это потомство обормотов, которые пошли с Тенумом на рыбалку. Его тоже подкинули нам, но его через два часа заберут другие ребята, которые сейчас полетели на Элаусестере. Там ближайшая отсюда ферма с морскими коровами. Мы там берем свежее молоко для подкормки киндеров.
– А почему вы этим занимаетесь? – спросил Дюги.
– Потому, что у девчонок-баджао не всегда хватает молока, – пояснила Ойстер.
– Нет, я не имею в виду, почему вы вообще выполняете работу нянек и опекунов?
– Я же говорю, мы предусмотрительно взяли себе каникулы.
– Но почему вы тратите свои каникулы на эту работу?
– Это баджао, – напомнила она.
– Баджао, – повторил француз, – И что из этого следует?
Твидли легонько похлопал свою vahine по попе.
– Хэй, Ойстер: док Гастон – юро. Юро этого не поймет, даже если он очень умный.
– По ходу, так, – она кивнула, – Сюжетный фон таков, док Гастон. Мы канаки, и наша земля это море. Наше море на тысячи миль в любую сторону отсюда. Если есть бог, а лично я думаю, что он есть, то, он как-то рассчитывал на то, что мы поможем людям, живущим в нашем море, на его волнах. Это чудо, что такие люди существуют. И мне кажется, что бог задает нам некий вопрос: «Вы – хозяева этого моря, этого великого океана? Ну, докажите это практически. Это вам нужно, чтобы поверить в свои силы». Такое у меня мнение. Лично мое. Но у меня своя религия, а у кого-то другая.
