– Андерсон, не употребляй здесь такие выражения, – ответил ему Скотт. – Мы тут не все псы, здесь присутствует дама.

Да, Кейт не ошиблась – возглавлял эту компашку именно Андерсон, который теперь стрельнул в Скотта взглядом, в котором ясно читалось: «Да ну?»

– Ладно, ладно, – отмахнулся он, – псы и сучка. Так лучше?

Один из мужчин в костюмах протянул к Андерсону ладонь с растопыренными пальцами, по которой тот с удовольствием шлепнул, а другой так расхохотался, что согнулся на стуле пополам. Покосившись вбок, Кейт заметила, что Скотт пытается сдержать смех, хотя и безуспешно.

Она ощутила, как кровь приливает к коже у основания шеи, словно сыпь. Кожа покрылась острыми мурашками и стала чувствительной.

Андерсон наверняка заметил ее реакцию, поскольку выставил перед собой руки ладонями вперед, словно пытаясь остановить мчащийся на него автомобиль:

– Ого, и вправду простите… Я не хотел никого обидеть. Это у нас просто такое чувство юмора – лично к вам это не имеет абсолютно никакого отношения.

Чед, Брэд и Скотт наконец угомонились и извинились с улыбками на лицах – ни в одной из них не было ни капли искренности. Извинились, потому что так полагалось.

– Он и вправду сожалеет, – сказал Скотт.

– И я. И Брэд, – сказал тот, которого, как видно, звали Чед.

– Я тоже, – многозначительно добавил Андерсон, борясь с очередным приступом смеха. Брэд, который, похоже, соображал чуток побыстрей Чеда, прикусил палец, чтобы не фыркнуть.

– Простите, я вовсе не это имел в виду. Я хотел сказать, что тоже сожалею. А не хэштег «Я Тоже», – добавил Андерсон, изображая пальцами кавычки[17].

– Может, двинемся дальше? – предложила Кейт.

Мужчины выпрямились, теперь уже немного обеспокоенные тем, что обидели Кейт. С нее уже было достаточно всего этого дерьма. Ей просто хотелось выбежать из комнаты, чтобы куда-нибудь пойти и успокоиться, пока она не успела сказать что-то, о чем может впоследствии пожалеть. Брэд, Чед и Андерсон были старшими по должности за этим столом, и она крепко держала этот факт в голове, так что даже прикусила язык, чтобы с него случайно не сорвалось бранное слово.

– Да, вы совершенно правы. Давайте продолжим. Простите, как вас там зовут, еще раз? – ответил Андерсон.

– Кейт.

– Простите, Кейт. Пожалуйста, поделитесь своими соображениями, – попросил он.

В комнате повисла пауза весом в пятьсот фунтов. Достаточно плотная и глубокая, чтобы утопить человека.

– Я успела уже много прочесть об этой семье. Ситуация там всегда была непростой – может, и не более непростой, чем во многих других семьях, но, что бы там ни происходило в этом доме, София пострадала больше всех. Она просто развалина. Серьезные проблемы с психическим здоровьем, попытки суицида, наркотическая и алкогольная зависимость, непроходящие проблемы с самоувечьями… Обвинению будет проще убедить присяжных в том, что София могла сорваться и убить своего отца.

Воспользовавшись секундной паузой, Кейт оглядела сидящих за столом.

Смешки и ехидные полуулыбочки исчезли. Скотт и блондины в костюмах слушали – серьезно слушали. То, что Кейт собиралась сказать, звучало безумно, но она была уверена, что это может сработать. Ей просто требовалось достаточно поверить в себя, чтобы высказать это вслух.

Скотт заметил:

– При раздельных судебных слушаниях мы не знаем, какой из процессов окружной прокурор назначит первым. Возможно, сначала они рассмотрят дело Софии, и если ее признают виновной, то Драйер удовлетворится всего одним скальпом – может, и не рискнет преследовать Александру. Но у нас нет способа добиться этого. После того как будет удовлетворено наше ходатайство о раздельных разбирательствах, мы не сможем диктовать, какое из них проводить первым.

Брэд, Чед и Андерсон одобрительно кивнули Скотту, а затем начали просматривать свои записи.

– Вы меня не поняли. Я предлагаю не разделять слушания, – сказала Кейт.

Скотт выглядел так, словно получил по физиономии. Голова у него откинулась назад, он нахмурился, а на лбу появились морщины.

– В каком это смысле не разделять слушания? Поскольку обвиняемые обвиняют друг друга, мы должны попытаться – иначе они просто подорвут доверие к самим себе, тыча пальцем друг в друга. Вдруг Александра решит не давать никаких показаний, а София будет свидетельствовать против нее – тогда нам крышка, – сказал Скотт.

– Это может сработать только в том случае, если Александра все-таки решит давать показания, – возразила Кейт. – Взгляните на это с другой стороны. В отдельном судебном процессе мы должны опровергнуть свидетельства, предоставленные прокурором. А в случае с совместным слушанием нам нужно победить только Софию – психически неуравновешенную наркоманку с длинной историей насилия. Александра – молодая женщина-профессионал, с безупречным послужным списком, которая абсолютно убедительно утверждает, что не имеет никакого отношения к убийству. Она не свидетельница, а просто мечта. Четко формулирующая свои мысли, заслуживающая доверия, искренняя.

– Это чертовски рискованно, – заметил Андерсон.

– Знаете старый анекдот про двух фотографов-анималистов, которые спугнули льва на африканской равнине? Тот, кто оказался ближе ко льву, мигом стащил сапоги и переобулся в адидасовские кроссовки. Другой фотограф говорит ему: «Да ты и в кроссовках льва не обгонишь». А первый ему и отвечает: «К черту льва! Я должен обогнать ТЕБЯ!»

Совещание продолжалась еще час, в течение которого сидящие за столом перебрасывались юридическими принципами и стратегиями. И наконец все уже были готовы разойтись, чтобы изложить свои замыслы в письменном виде. Причем не только представить свои стратегии Леви, но и высказать критические замечания в адрес стратегий своих коллег, как это всем было предложено. Все теперь зависело от документа, который Кейт предстояло составить. Завтрашняя встреча с Леви была ее шансом занять второе кресло в суде.

Поужинав в одиночестве всё за тем столом, Кейт лихорадочно колотила по клавишам лэптопа, выстраивая свою теорию проведения совместного судебного процесса и то и дело переключаясь между текстом служебной записки для Леви и загруженным на компьютер досье, которое их следователи подготовили на Александру.

Если б Кейт могла вести такой образ жизни, как Александра, то была бы на седьмом небе от счастья. До ареста Александра была высокой, белокурой, богатой светской львицей на манхэттенской сцене – вечеринки, лимузины, ужины и платья, о покупке которых Кейт могла только мечтать. Ее риелторский бизнес развивался словно сам по себе – она выставляла на продажу недвижимость для сверхбогатых. И сверхбогатые покупали ее, порой даже не осматривая. На глянцевых страницах журналов, посвященных сплетням и светской жизни, красовалась целая выставка ее бойфрендов, сплошь знаменитостей – баскетболисты, актеры, сыновья актеров, телеведущие и даже блогеры, прославившиеся благодаря своим скандальным подкастам. К тому же Александра была умна. У нее было все, чего можно только пожелать. Прекрасная жизнь и прекрасная одежда. «О боже, что за одежда!» – думала Кейт.

Жизнь в стиле Парк-авеню… При деньгах… В полной безопасности и полнейшей роскоши. У Александры Авеллино не было абсолютно никаких мотивов убивать своего отца. Он подарил ей жизнь, о которой она мечтала. Наставил ее на этот путь. Она была последним человеком на земле, способным причинить ему хоть какой-то вред.

Пробило и миновало шесть часов вечера, но никто не уходил из офиса. Эта юридическая фирма брала со своих клиентов почасовую оплату. И если ты не вносил свою долю в общую копилку этих рабочих часов, то в пять секунд оказывался на улице. Кейт отмечалась при приходе на работу в шесть утра, а выход пробивала в девять вечера. Плюс четыре рабочих часа по субботам. По воскресеньям она пребывала в отключке, отсыпаясь за всю неделю.

Только в восьмом часу домой отправился первый из младших сотрудников. Кейт посмотрела ему вслед и откинулась на спинку стула, подняв руки к потолку и выгнув спину. И в этот момент услышала, как позади нее открылась дверь кабинета Леви и прозвучали чьи-то торопливые шаги. Из кабинета Леви вышел Скотт – пружинистая походка и широкая улыбка на фотогеничном лице, – зашел в лифт и уехал вниз.