Я открыл бутылку виски, плеснул в стакан – вышло явно лишку – и откинулся на спинку стула, глядя на экран лежащего передо мной на столе лэптопа. Внимательно изучая каждое сделанное ею движение. Я никогда не замечал, насколько она грациозна. Я знал, что Харпер красива, но это было что-то другое. Двигалась она так, словно не была человеком, и все же в ней было больше человеческого, чем в любом из нас. Ее сердце было прямо здесь, в этой улыбке.

Копы сочли убийство Харпер результатом неудачной попытки ограбления. Количество квартирных краж и проникновений в дома в последнее время резко пошло в гору – хотя, с другой стороны, такое происходило всегда. Это было неотъемлемой частью данного клочка земли. Может, дело было в моем чувстве вины, может, и в горе, но я не мог избавиться от ощущения, что это произошло из-за меня. Каждый раз, испытывая это чувство, я пытался найти какое-то рациональное объяснение. Говорил себе то, что хотел услышать. Что это на самом деле никак не может быть связано с делом Авеллино. Не было абсолютно никаких причин убивать именно ее. Если кто-то убил Харпер из-за этого дела, то я все никак не мог понять почему. Зачем нацеливаться на Харпер? Почему не на меня?

Это должен был быть я.

Хлоп!

Это должен был быть я.

Хлоп!

Это… Хлоп! Должен… Хлоп! Быть… Хлоп!..

Остановился я, только когда услышал хруст. Даже не понял, что это было – стол или моя рука. Опустил взгляд и увидел, что дерево в углу стола треснуло под моим кулаком. В ванной я заклеил руку пластырем и вернулся к своему креслу. К изображению Харпер, застывшему на экране. Осторожно опустил голову на стол, упершись лбом в тыльную сторону ладоней. Жутко хотелось спать, но я знал, что этого не случится.

Убийца забрал немного наличных из бюро в ее спальне. Пять сотен двадцатками. Может, подумывал прихватить и ее цепочку, а затем передумал. И он вдребезги разбил ее телефон.

От образов из той ночи ее убийства мне уже никогда не отделаться. Я опять увидел кровь на полу в прихожей. Разорванную цепочку в этой крови, с маленьким золотым крестиком посередине. Было и что-то еще, что мне позарез требовалось вспомнить. Что-то важное. Я крепко зажмурил глаза.

Вот оно… Я увидел это. Это наконец проигралось у меня в голове, словно какой-то кошмарный сон.

За прихожей Харпер виднелись стеклянные двери, ведущие на кухню. Ее лэптоп лежал открытым на кухонном столе. Я увидел его, еще как только вошел. Хотя сначала не обратил на него внимания, не отложил этот факт в голове. Кровь на полу заняла тогда все мои мысли.

Убийца забрал деньги. Оставил ее цепочку с крестиком. Разбил ее телефон, но оставил лэптоп.

Мысли вновь метнулись к видео на экране. Я прокрутил его еще раз с самого начала. Смерть Харпер не имела никакого отношения к попытке ограбления. На ней не было оборонительных ран. Ее закололи, едва только убийца шагнул в дом. Будь это ограбление, то телефон был бы уже давно продан за сто долларов, а лэптоп – за пятьсот.

Это не было ограблением. Это просто должно было выглядеть как ограбление.

София получила копию этого видео. Александра тоже.

Вдруг Харпер что-то увидела? Что-то, чего никто из нас не заметил? Что-то, указывающее на убийцу?

И вдруг убийца узнала об этом?

Я ткнул в тачпэд и опять запустил видео. Закончив, сосканировал кое-какие материалы по делу Авеллино, составил электронное письмо, прикрепил к нему сканы и видео и ткнул в «отправить».

Во всем мире имелся только один человек, которому я мог доверить посмотреть на все это.

Может, она сумеет увидеть то, чего не видел я сам.

Дом в Эджуотере, штат Нью-Джерси, показался Кейт и знакомым, и в то же время чем-то совершенно новым. Припомнилось, как отец Блок украшал каждый его уголок рождественскими гирляндами и отказывался снимать их до самой Пасхи. Каждый раз, когда Кейт видела его, у него была улыбка на лице, готовая шутка на устах и конфета в кармане. Каждый раз. Пока его не вышибли из полиции Нью-Йорка, и тогда все стало совсем по-другому.

Теперь вместо люстр и ламп Блок развесила по комнатам рождественские гирлянды. Сказала, что это напоминает ей об отце, а кроме того, в доме не хватало розеток, да и потолочные люстры, по ее словам, слишком уж резали глаз. Блок любила эти гирлянды. Кейт сказала, что ей они тоже нравятся.

Остатки огромной пиццы, лежащие в распахнутой настежь коробке в центре обеденного стола Блок, уже начали понемногу остывать. Рядом с коробкой пристроился толстенный скоросшиватель с материалами дела. Кейт открыла еще одну диетическую колу, а Блок сорвала язычок с банки «Мичелоба»[32]. Без лишних слов отсалютовав друг другу свежими напитками, обе сделали по глотку и откинулись на спинки стульев.

– Ты как – в порядке? – спросила Блок.

Кейт потребовалось некоторое время, чтобы подобрать нужные слова.

– Я еще никогда не видела, как кто-то умирает. Просто не могу выбросить этот звук из головы. Когда он ударился лицом об асфальт…

– Я еще раз пересмотрю видео убийства в аптеке. Байкер, женщина, вся в черном… Тонированное забрало… Это могла быть одна и та же личность.

– Думаешь, это была София? – спросила Кейт.

Блок покачала головой:

– Не знаю, честно говоря… Надо сказать, довольно неожиданный поворот событий. Я не думаю, что убийца – это Александра, и была бы удивлена, если б ошибалась, но не могу сказать этого наверняка. Когда я ей позвонила, она сказала, что сразу после суда поехала прямиком домой. Я не могу это подтвердить, и у нас нет возможности выяснить, где была София в то время, когда был убит Коэн.

Это последнее заявление повлекло за собой гнетущую тишину. Казалось, будто даже температура в комнате упала. Если кто-то намеренно устранил Хэла Коэна, одного из ключевых свидетелей по делу Авеллино, то, значит, он наверняка располагал какими-то сведениями, способными уличить убийцу. Ни Блок, ни Кейт совершенно не представляли, какими именно. События этого дня глубоко потрясли Кейт. Она собиралась переночевать дома у Блок – поработать над делом и попытаться уснуть. Здесь она чувствовала себя в безопасности.

– Я мало сплю, – сказала ее подруга. – Если хочешь прилечь, то гостевая комната готова.

– Всё в порядке. Я тоже не думаю, что смогу много спать.

После убийства Хэла Коэна и откровений Блок о том, что мотоциклистка в черной коже болталась возле ее дома, Кейт решила, что безопасность – в численности. Чем больше народу, тем спокойней. Пока что этот «народ» представляла собой Блок. И не было смысла отрицать: рядом с ней Кейт и вправду чувствовала себя в безопасности. На двух гвоздях над входной дверью пристроилось помповое ружье двенадцатого калибра. Блок пришлось бы привстать на цыпочки, чтобы достать его, но оружие всегда было под рукой. На кухонной стойке, рядом с бутылкой томатного кетчупа, лежал один из личных короткостволов подруги – «Магнум-500»[33]. Чуть раньше тем же вечером, прежде чем доставили пиццу, Кейт прикинула его в руке и удивилась, как, черт возьми, Блок таскала его с собой весь день. В барабане «Магнума» было пять патронов – каждый размером с одноразовую зажигалку и стоящий два с половиной доллара. Не важно, с какой проблемой вы столкнулись, – пока у вас есть такой ствол, двух с половиной долларов наверняка будет достаточно, чтобы решить ее.

– Для чего он нужен? Револьвер такого размера? – спросила Кейт.

– Его носят лесники. Это один из немногих короткостволов, способных остановить медведя.

– У нас в Центральном парке не так уж много медведей.

– На людей он тоже неплохо действует.

Кейт взяла пистолет двумя руками, стараясь не класть палец на спусковой крючок.

– Не волнуйся. Чтобы выстрелить, нужно реально нажать на эту хрень.

– Как ты вообще получила разрешение на ношение такого ствола? В Нью-Йорке-то?