– Это был мой свидетель. Мы ждали, когда он подойдет и даст показания.

– Кто это? – спросила Кейт.

– Его звали Хэл Коэн.

Время она рассчитала тютелька в тютельку.

Это потребовало больших усилий, но оно того стоило. Она знала, что Хэл Коэн сможет встретиться с Драйером не раньше пяти вечера, поскольку до этого часа прокурор находился в суде, как и она сама. Драйеру хотелось лично снять показания с Хэла. Тот мог стать ключевым свидетелем обвинения.

У нее были на Хэла другие планы. Он выполнил свою задачу, и даже не пришлось платить ему ни цента.

То, что Хэл уже обнаружил и передал Драйеру, могло и само по себе представлять интерес. Даже без Хэла прокурор мог использовать это конкретное доказательство по своему собственному усмотрению. Без Хэла оно имело меньшее значение, было гораздо менее важным, но все равно оставалось полезным.

Убийство Хэла заняло доли секунды. У нее было «окно» в четыре секунды, и этого оказалось более чем достаточно. Выйдя из здания суда, она доехала на такси до своего многоэтажного гаража и облачилась в кожу. Потом подкатила к офису Хэла и стала дожидаться его появления, предварительно сделав анонимный звонок, чтобы убедиться, что он все еще там. И как только Коэн вышел и двинулся пешком в сторону прокуратуры, незаметно следовала за ним все четыре квартала до перекрестка с Хоган-плейс. Пешеходный переход через Сентер-стрит был просто идеальным местом, чтобы покончить с бывшим советником отца.

Остановив мотоцикл перед светофором, она немного выждала, а увидев, что Хэл ступил на проезжую часть, раскрутила заднее колесо, отпустила зажатый тормоз переднего, выхватила нож и направила его на Хэла, когда проносилась мимо. Скорость мотоцикла сделала свое дело. Когда нож задел кость, рукоять резко отдала в руку.

На сей раз она не промахнулась.

Не было нужды болтаться поблизости, чтобы убедиться, что Хэл мертв, – она знала, что это ранение смертельно. В этот момент она еще и задела какую-то беременную женщину – но удачно, только по касательной, так что мотоцикл устоял на колесах. Его здорово замотало, но она быстро выровняла его, выскочила на тротуар и, оставляя за собой вонь горелой резины, пронеслась через сквер Коллект-Понд в сторону Лафайет и Уайт-стрит. И через пару минут была уже в нескольких кварталах – умудрившись воспользоваться одним из немногих переулков в этой части города, успешно избежала последних пяти дорожных камер, прежде чем въехать на десятиэтажную парковку. Там она закатила мотоцикл в кузов коричневого фургона и тут же вывела его на улицу. Камеры искали черный мотоцикл с фальшивыми номерами, а не раздолбанный фургон.

Риск того стоил. Хэл мертв.

А ее сестра и понятия не имела, какая буря вот-вот разразится в суде.

Упершись локтями в колени, Гарри внимательным взглядом изучал Кларенса. Маленький пес неподвижно сидел, словно завороженный видом своего хозяина, и только вилял хвостом.

– Если кто-то травил Фрэнка галоперидолом, взял под контроль его империю, подчинил его своей воле и вышел сухим из воды, то с какой это стати ему умирать? – спросил Гарри.

Кларенс вылизал пах, вскочил и сунул нос Гарри под руку, сдвигая ее с колена. Услужив своему другу, Гарри задумчиво погладил его по шерстке.

У Кларенса не было ответа на вопрос Гарри. У меня тоже.

– Здесь мы не можем делать никаких выводов, – сказал я. – Фрэнка постепенно одурманивали и контролировали, но откуда нам знать, что это была та же самая дочь, которая в конечном итоге и убила его?

– Верно, но это наиболее логичное объяснение. Мое предположение в том, что Фрэнк как-то узнал, кто разжижает ему мозги, и позвонил Майку Модину, чтобы тот вычеркнул виновную из своего завещания. Это подтолкнуло отравительницу – ей просто ничего другого не оставалось, кроме как убить Фрэнка, прежде чем тот успел внести какие-то изменения.

– И это объясняет, почему ей пришлось принять решительные меры, пока в понедельник Фрэнк не встретился со своим поверенным… Хотя вообще-то странно, что копы до сих пор не нашли Майка Модина, тебе не кажется?

– Я бы сказал, что это чертовски подозрительно. Одно знаю точно: адвокаты вроде Модина никогда не сбегают из дома вместе с проезжим цирком, если только не боятся попасть в тюрьму.

– Я тут уже попросил пробить его фирму… С документами у Майка всё в ажуре. На него не собирались подавать в суд, он уже был разведен и, насколько известно сотрудникам фирмы, не встречался ни с какой новой дамочкой. Он просто исчез. Это дурно пахнет, Гарри.

– Похоже, что многие люди, связанные с сестрами Авеллино, в конечном итоге расстались с жизнью. Их мать, их мачеха, а потом и Фрэнк… Может, Александра убила и Модина?

– Ты по-прежнему считаешь, что София невиновна? – спросил я.

Гарри встал, пристегнул поводок Кларенса к ошейнику и, выпрямляясь, недовольно крякнул. Он не становился моложе.

– Поначалу у меня были кое-какие сомнения, но я доверяю твоему суждению. Чем больше времени я провожу с ней, тем больше убеждаюсь, что она просто запутавшийся ребенок из плохой семьи. Ей нужна помощь. Ей нужен был ее отец. Я просто не могу представить, чтобы София причинила кому-то вред. А вот Александра… Тут мне гораздо легче такое вообразить, – сказал Гарри.

– И почему же?

– Какая бы из сестер это ни сделала, она наверняка знала, что ее поймают. Нельзя убивать своего собственного отца, когда в доме есть еще один свидетель. Никто так не поступает. Даже если ты в слепой ярости, было бы чертовски глупо не кокнуть еще и свидетельницу. Я не понимаю, почему обе женщины до сих пор живы. Одна из них – лгунья и убийца. Да, у Софии ветер в голове и семь пятниц на неделе, но вот Александра производит на меня впечатление человека, который хорошо умеет просчитывать свои действия. Многое в этом деле не поддается никакому объяснению – если только у него нет и какой-то другой стороны, которую мы пока не видим… В любом случае сегодня я больше ничего не желаю видеть. Адиос! Мы с моим амиго отправляемся в люлю.

Гарри и Кларенс ушли из офиса сразу после одиннадцати. Я еще раз просмотрел пакет судебных документов, а когда поднял голову и глянул на часы, то увидел, что уже почти полночь. Пора бы и поспать.

Мысль о том, чтобы улечься на раскладушку в глубине офиса, представлялась совершенно невыносимой. Особенно сегодня. Каждый раз, закрывая глаза, я видел лицо Харпер. Теперь это было уже не просто горе. Это стало чем-то иным. Неделю за неделей я только и делал, что оплакивал ее. Это было похоже на кровотечение. Как будто какая-то часть меня была тяжело ранена, и от этого мне становилось все хуже и хуже, и я не знал, как это исправить. Теперь боль от ее потери уступила место чувству вины. Не знаю, когда это произошло, но тем не менее я это почувствовал. Я уже потерял – или же оттолкнул – одну семью из-за страха, что они пострадают из-за меня. Три года назад Эми попала в лапы русской мафии[31]. Если б не Джимми-Кепарик, я никогда не вернул бы ее. Это многое изменило в моем браке. Самой большой угрозой для Кристины и Эми была моя работа и плохие люди, которые шли с ней в комплекте. Какая-то часть меня порвала с родными мне людьми ради их же безопасности. Теперь я расплачивался за это. Я был «отцом на выходные», со всеми вытекающими из этого заморочками и беспокойством.

Смерть Харпер тоже имела какое-то отношение ко мне? Была бы она сейчас жива, если б не встретила меня?

Это был вопрос, который я хотел задать себе, но боялся ответа.

Я прокрутил то видео еще раз, в пятый уже раз за день.

Там были мы. Гарри, Харпер и я в доме Фрэнка Авеллино. Фотографировали. Перешептывались, чтобы монтажер, убирая звук, ничего не услышал на записи. Это была одна из последних вещей, которые Харпер сделала в своей жизни. Это были ее последние изображения.