– При обоих звонках в службу спасения они сообщили, что на их отца напали. Они не сказали, что он мертв, это верно?

– Верно. Они также должны были знать, что все звонки в службу «девять-один-один» в обязательном порядке записываются.

– А во время этих звонков они говорили, что требуется медицинская помощь?

– Да, обе просили прислать «скорую».

– И все же не спросили о состоянии своего отца, когда прибыли полиция и «скорая»? Почему так?

– Потому что уже знали, что он мертв, – ответил Сомс.

– Как вы думаете, почему они знали, что он мертв?

– Один из способов это узнать – проткнуть ему оба глаза двенадцатидюймовым ножом. Этого вполне достаточно.

Кейт выступила с возражением, и на сей раз судья кивнул.

– Давайте продолжим, хорошо? Я бы хотел, чтобы на экран вывели фото «е-три-восемь», пожалуйста, – попросил Драйер.

Вскоре на экране появилась очередная картинка из фильма ужасов. Более общий снимок обезображенного трупа Фрэнка Авеллино, лежащего на спине в собственной кровати.

– Не могли бы вы описать нам место происшествия, детектив?

– Это главная спальня на втором этаже дома покойного на Франклин-стрит. Фотография сделана от двери, выходящей в коридор. Когда прибыла группа быстрого реагирования, свет в этой комнате не горел – они включили его, когда увидели темные пятна на ковре вокруг кровати. Вы можете видеть на нем множество следов. Одни из них принадлежат патрульному Джейкобсу, на нем были стандартные форменные ботинки полиции Нью-Йорка. Подошва характерная, поэтому мы можем легко отличить их на подобном месте преступления. Джейкобс пощупал пульс у жертвы, но не обнаружил его. Другие кровавые следы, окружающие кровать, принадлежат Софии Авеллино и Александре Авеллино.

Внимание присяжных было сосредоточено на Сомсе, и лишь немногие из них время от времени бросали взгляд на фотографию на экране.

– Не могли бы вы описать, в каком состоянии находилось тело Фрэнка Авеллино, когда вы прибыли туда?

Откашлявшись, Сомс отпил глоток воды, прежде чем заговорить. Как будто готовился к тому, что вот-вот должно произойти.

– Мой напарник, детектив Айзея Тайлер… Мы вместе уже пять лет и кое-что повидали на своем веку. Но только не нечто подобное. Тайлер увидел тело и был вынужден покинуть комнату. От крови и тела исходил очень сильный запах. Мы уже привыкли к этому, но не привыкли видеть столь обширные раны на теле жертвы. Сначала я подумал, что жертва застрелена в упор из дробовика. Затем, подойдя ближе, увидел, что это не огнестрельное ранение. Это были отдельные удары ножом с длинным лезвием. В основном колотые раны, и, насчитав около сорока, я сбился со счета. Имелись также и резаные раны. Как вы здесь видите, у жертвы отрезана часть носа, есть горизонтальные порезы поперек горла и…

Сомс на секунду примолк, опустил взгляд, а затем опять поднял его и продолжил:

– …и грудины. В обеих глазных впадинах – колото-резаные раны, а в глазах были кровоизлияния с бильярдный шар из-за обширных повреждений. Мне показалось, что любое из этих ранений могло оказаться смертельным. Тем не менее убийца продолжал увечить уже мертвое тело. Также были обнаружены еще две раны, имеющие важное значение для следствия.

– Какие именно?

– Прежде всего ножевое ранение в грудь, из которого, как я заметил, торчал длинный каштановый волос. И еще след от укуса на груди у жертвы.

– Сначала расскажите нам о ножевом ранении, – попросил Драйер.

– Я воспользовался пинцетом и осторожно вынул этот волос, пока криминалист осматривал место преступления и фотографировал его. Волос застрял глубоко в ране, о чем вы можете судить по следам крови на его последних двух дюймах. Волос был сразу же убран в пакет для улик и отправлен на дальнейшую экспертизу.

– А след от укуса?

– Он был сфотографирован и в дальнейшем тоже изучен экспертами, насколько мне известно.

Драйер перелистал страницы с записями на своем столе.

– Исходя из вашего опыта работы детективом отдела по расследованию убийств полиции Нью-Йорка, взялись бы вы утверждать, что все эти повреждения были нанесены одним человеком?

– Невозможно сказать. Это мог быть один нападавший, или двое, или трое… Судя по всему, использовался один и тот же нож. Нож, который мы нашли на полу, возле кровати.

– Вот этот? – спросил Драйер, поднимая над головой кухонный нож, завернутый в пластик.

– Это тот самый нож.

– И последний вопрос. Имелись ли на теле убитого какие-либо раны, полученные при самозащите? Наличествовали какие-то признаки того, что он боролся с нападавшим или пытался защититься?

Сомс повернулся к присяжным и сказал:

– Нет. При нападениях с применением ножа мы иногда видим раны на руках или предплечьях. У данной жертвы их не было. Потерпевшего застали врасплох и, вероятно, сразу нанесли смертельный удар ножом, прежде чем он смог предпринять защитные действия.

– Спасибо, детектив Сомс.

Кейт быстро поднялась со своего места. Многие из упомянутых улик можно было прямо сейчас не оспаривать, но часть из них она просто не могла оставить без внимания, и с ними требовалось разобраться немедленно.

– Детектив, показания, полученные от Софии Авеллино и Александры Авеллино непосредственно на месте преступления, вы записали в свой блокнот. Однако не упомянули об этом в своих собственных показаниях. Почему?

– Мой аффидевит[28] составлен на основе предпринятых мною следственных действий. Эти показания внесли в протокол, когда обе подсудимые были взяты под стражу. Мне не нужно было упоминать о них в своем аффидевите, поскольку они были в точности зафиксированы в момент регистрации задержанных.

У Кейт перехватило дыхание. С этим вопросом она явно облажалась. Он оказался слишком расплывчатым. Она попросила объяснений и получила их. Присяжные наверняка и не поняли, к чему это подводило. Можно было бы управиться и получше. Кейт тщательно обдумала следующий вопрос и сформулировала его в уме, прежде чем открыть рот.

– При виде этой фотографии разве не очевидно, даже для близкого человека, что Фрэнк мертв? – спросила она.

– Не могу сказать, – ответил Сомс.

– Он выглядит мертвым, детектив, не так ли?

– Скорее тяжелораненым. Никто не мог бы сказать, что эти раны смертельны, просто взглянув на него. Обе обвиняемые просили вызвать «скорую», когда звонили в службу «девять-один-один», – официальным тоном ответствовал Сомс.

– И моя клиентка, и София Авеллино подходили к нему и прикасались к нему. Разве не могли они сразу понять, что он мертв?

– Могли. Но тогда зачем было просить «скорую», набрав «девять-один-один»? Это не имеет смысла.

– Если они держали его и думали, что он уже умер от тех ужасных ран, это объяснило бы, почему Александра не спросила у вас, мертв ли ее отец, не так ли?

– Возможно.

– Так оно и есть, так ведь? – спросила Кейт, настаивая на более точном ответе.

– Это одно из объяснений, но мне в это не особо верится, – сказал Сомс, и Кейт подумала, что это лучшее, чего она могла от него добиться. – Другое же заключается в том, что ваша клиентка знала, что Фрэнк мертв, потому что довольно долго кромсала его ножом, – добавил он.

Кейт кивнула и, возвращаясь на свое место за столом защиты, заметила, как двое или трое присяжных с любопытством смотрят на Александру. Это был взгляд, полный удивления и отвращения. Она только что потеряла нескольких присяжных из-за Сомса. Все будет сложней, чем она думала.

У меня возникло искушение вообще ни о чем не спрашивать Сомса. Его показания нанесли кое-какой ущерб обеим подсудимым, но не слишком серьезный. Кейт сделала все возможное, чтобы свести этот ущерб к минимуму, но ее вступительный вопрос был недостаточно жестким. Не ее вина. Некоторым свидетелям нужен более строгий поводок, чем прочим, и вы не можете этого знать, пока не зададите свой первый вопрос. Многолетний опыт может дать вам некоторое преимущество, но Кейт справлялась с этим делом лучше, чем я сам во время своего первого в жизни слушания по делу об убийстве.