– Рад познакомиться, – сказал я. – У меня есть пара вопросов по поводу того, что с тобой приключилось.

– Вы адвокат? Я не хочу ни на кого подавать в суд. Я не запомнил номер. Я не знаю, кто меня переехал.

На лице у него выступил пот. Здоровая рука слегка задрожала.

Он нервничал, хотя никаких причин для этого не было.

– Насколько я понимаю, ты припарковал свою тачку неподалеку от ресторана Джимми. Это было ранним утром, перед началом твоей смены. И когда вылезал из-за руля, прямо в тебя врезался мотоцикл, и тебя размазало между ним и дверцей машины. Это то, что ты сказал Джимми. Верно? – спросил я.

– Ну да, ну да… Наверное, я не посмотрел в зеркало перед тем, как выйти из машины. Наверное, я сам виноват.

Джимми покосился на меня. Я кивнул.

– Судя по тому, как это описывают некоторые свидетели, мотоциклист почти полностью сорвал дверцу, проскочил вперед, а затем развернул мотоцикл и ударил тебя передним колесом по голове? Мне кажется, не очень-то похоже на несчастный случай…

– Я не знаю, что произошло. Я не помню. Последнее, что я помню, это как я вылезал из машины, – сказал Тони.

– Это была твоя новая машина?

Он натужно сглотнул.

– Ну да, ну да… Новехонькая. Удачная ставка с большой выплатой. Сто штук, как с куста. И как раз в тот момент, когда я подумал, что мне наконец улыбнулась удача, это и случилось.

Тони поднял здоровую руку, как бы напоминая нам, насколько серьезно пострадал.

– Проломил мне череп, сука… Я не знаю. Наверное, мне следовало посмотреть, прежде чем вылезать из-за руля.

– Я попросил Джимми поспрошать своих букмекеров и вообще всех, кто держит букмекерские конторы на Манхэттене, на предмет стотысячных выплат за последние полгода. Угадай, что они ответили? – спросил я.

– Я не знаю – в смысле, я…

– Букмекеры, которые тебя прекрасно знают, говорят, что ты больше ставил, чем выигрывал. И что за последний год шестизначных сумм никому не выплачивали.

– Послушайте… – начал было он.

– Скажи ему правду, – велел Джимми. – Если ты соврешь, я узнаю об этом. И тогда очень рассержусь.

– Я не вру! – запротестовал Тони.

Никто в здравом уме не станет лгать Джимми-Кепарику. Особенно если ты еще и работаешь на Джимми – это гарантированный билет в один конец на дно Гудзона. Мне нужно было, чтобы этот парень открылся.

– Тони, у тебя есть только один выход, – терпеливо произнес я. – Сказать мне правду. А теперь вот что я думаю – и если я прав, то ты мне так и скажешь. А если ошибаюсь, тоже. Лады? Скажи мне правду – это единственное, что может тебя сейчас спасти.

– Я…

– Заткнись и слушай. Ты – повар в буфете. Ты работаешь в ресторане Джимми вот уже два года. Хороший друг Джимми, Фрэнк Авеллино, каждое утро приходил в этот ресторан завтракать. Мог посидеть с кем-нибудь за кофе, а потом уходил заниматься своими делами. Я пока что прав?

Теперь его уже откровенно трясло. Тони сморгнул пот с глаз и кивнул.

– Ну вот и славненько. Короче говоря, Фрэнка Авеллино систематически травили. Одурманивали его. В течение нескольких месяцев. И вот теперь полиция не может найти никаких следов этой отравы у него в доме. Ни единой капли. Хотя я думаю, что ее никогда в этом доме и не было. Я думаю, что, может, кто-то заплатил тебе за то, чтобы ты каждое утро добавлял эту дрянь в яичницу Фрэнка. И, думаю, заплатил ровно сто штук. Я думаю, ты делал то, что было велено, а потом, наверное, человек, который тебе заплатил, испугался. Испугался того, что ста штук может и не хватить, чтобы ты держал язык за зубами. И попытался заткнуть тебя навсегда. Как тебе пока что мой рассказ?

– Это была не отрава! Богом клянусь! Она сказала мне, что это лекарство. Лекарство! Сказала, что он не станет принимать его дома и что я должен добавлять это лекарство в яичницу и сосиски…

Джимми вытер лицо, опустил голову и испустил долгий, раздраженный вздох.

– Сто штук – довольно щедрые чаевые за то, чтобы добавлять кому-нибудь в еду обычное лекарство, – заметил я.

– Клянусь…

– Заткнись, – буркнул Джимми.

Я положил перед Тони заранее припасенный номер «Нью-Йорк таймс», первой страницей к нему.

– Ты наверняка знаком с этой женщиной. Той самой, что дала тебе галоперидол, а потом пыталась убить тебя. Ее фотография – на первой странице.

Вообще-то на первой полосе газеты было два снимка. Судебный процесс захватил мрачное воображение читателей, и под заголовком были помещены фото и Александры, и Софии, выходящих вчера из здания суда. Крупным планом. Демонстрирующие мрачную решимость обеих перед лицом их личного кошмара.

– С которой из них? – спросил я.

Тони закрыл глаза. Он зашел слишком далеко, и теперь ему приходилось расплачиваться за это.

– Она попыталась ткнуть мне ножом в лицо, но промахнулась и выронила нож. Он, видно, отлетел под мою машину. А потом развернула мотоцикл и проехала мне передним колесом по голове. Совсем чокнутая! – воскликнул он.

– Эй, Тони, – вмешался Джимми. – Я знаю, ты, наверное, боишься эту дамочку. В конце концов, она чуть не убила тебя. Но послушай: ее здесь нет. И тебе больше не нужно ее бояться. Тебе нужно бояться меня. Потому что я уж точно тебя убью. Ты меня понял?

Тони открыл глаза, быстро кивнул и ткнул пальцем в газету. Я наклонился, чтобы посмотреть, на кого он указал.

– Ты уверен? – спросил я.

– Уверен. Это была она.

Теперь мне требовалось спасти Тони П.

– Джимми, Тони собирается дать показания, что он достал для нее галоперидол и ему хорошо за это заплатили. Он также скажет, что после убийства отца она спросила его, где он достал этот препарат, и он сказал ей, что купил его в аптеке в Хаберман. А еще скажет, что она пыталась убить его на улице. Ты ведь все это сделаешь, правда, Тони?

– Я сделаю все, что вы скажете!

– Потому что если ты расскажешь копам все как есть и дашь показания о том, что травил кого-то в ресторане Джимми, это плохо скажется на бизнесе Джимми. А если ты вообще не дашь показаний, значит, у Джимми не будет причин оставить тебя в живых. Так ты это сделаешь?

– Сделаю, клянусь!

Я отложил газету, поблагодарил Джимми и бросился к двери.

– Не убивай его. Он мне нужен.

– Он еще будет дышать, когда копы приедут поговорить с ним, – заверил меня Джимми. – Хотя кто знает, как долго он еще будет дышать после этого…

В доме на Франклин-стрит вроде было тихо. У входа стоял старенький фургон. Заглянув в окошко его задней двери, я увидел составленные внутри коробки и кое-что еще. Постоял секунду на ночном воздухе, прислушиваясь. В городе было тихо, слышался лишь отдаленный шум машин.

Потом я подошел к дому. Входная дверь была открыта. Несмотря на это, я все-таки постучал и громко крикнул: «Есть тут кто-нибудь?», входя внутрь.

Лампа на тумбочке в прихожей была включена. Я еще раз позвал и двинулся вперед, пока не увидел кухню и гостиную.

В полумраке гостиной стояла София – свет еще одной лампы, стоявшей на столе, падал ей прямо в глаза, отчего казалось, что внутри у них пляшут язычки пламени.

– Эдди, что вы здесь делаете? – удивилась она.

Перед ней на кофейном столике лежала шахматная доска. Фигуры располагались так, словно партия была в самом разгаре.

– Да вот зашел посмотреть, как у вас дела…

– Как вы узнали, что я здесь?

– В вашей квартире никого не было. Полагаю, теперь этот дом ваш, и я подумал, что вы можете быть здесь. Я увидел снаружи фургон – вы переезжаете?

– Да вот решила перевезти сюда кое-что из вещей. Мне хотелось хоть чем-то себя занять, – сказала она.

– Это ваша шахматная доска? Я помешал игре? Здесь есть кто-то еще? – спросил я.

– Здесь больше никого нет. Да, это моя доска. Это партия, которую мы с сестрой начали, еще когда были детьми, но так и не смогли закончить.

София наклонилась и передвинула коня.