Гарри ничего не ответил – просто уставился на Драйера, стиснув зубы.

– Вы вроде назвали его сукиным сыном? Вы ведь именно это сейчас сказали? – продолжал Драйер. Теперь он уже откровенно напирал, наслаждаясь своей властью.

– Я не называл его сукиным сыном, – проворчал Гарри.

– Ну вот и хорошо. Вот и умничка, – пропел Драйер.

Гарри резко встал – слово «умничка» вывело его из себя.

– Я сказал, что он неонацистский гондон, а ты его прихвостень! Вот что я сказал, Уэсли. Обязательно передай ему мои слова. Вы оба можете напялить свои белые капюшоны и хорошенько посмеяться над этим.

Драйер наморщил нос и отступил назад. Гарри больше не был ни судьей, ни даже адвокатом. И жаловаться на него в какие-то профессиональные органы было совершенно без толку, поскольку он не принадлежал ни к одному из них. С некоторых пор.

– На случай, если вы этого до сих пор не поняли: совместное разбирательство дает мне гарантированную победу. Одна из этих женщин убила Авеллино. Присяжные признают виновной по крайней мере одну из них. Мне насрать, кого именно – вашу клиентку или клиентку Кейт. Я постараюсь добиться осуждения их обоих, но даже если одну из них оправдают, я все равно получу свой обвинительный приговор. Я просто не могу проиграть. А вот вы с мисс Брукс – один из вас или вы оба – обязательно проиграете. До встречи в суде, джентльмены, – сказал Драйер и с этими словами удалился.

– Гарри, это было неразумно. Нам совсем ни к чему, чтобы судья был настроен против нас еще более предвзято, чем уже есть, – заметил я.

– А такое разве возможно? – буркнул Гарри.

Кейт собрала свои документы и, проходя мимо моего стола, тихонько бросила:

– Моя клиентка готова пройти проверку на полиграфе.

После чего направилась к выходу.

Вот же гадство…

Теперь у нас нарисовалась еще более серьезная проблема.

Кейт внимательно наблюдала за тем, как Драйер всматривается в лицо старого судьи. Про Гарри Форда она была немало наслышана. Как и большинство молодых адвокатов. Он был настоящей легендой. Умный, справедливый, бесстрашный… Каким и должен быть любой судья.

И слышала, как Драйер назвал Гарри «умничкой».

В тот момент ей хотелось, чтобы Гарри дал Драйеру по физиономии. Хотя она была даже немного разочарована, когда Гарри попался на удочку и как следует обложил судью Стоуна, который был его полной противоположностью. Тут Кейт поняла, что если ее стратегия оправдает себя, то клиентка Эдди отправится в тюрьму, и сейчас она помогает в этом Драйеру. Живот неприятно сжался.

Блок подхватила коробку с материалами обвинения, Кейт собрала свои папки и, проходя мимо Эдди, не сдержалась и кое-что ему выдала. Совершеннейшую мелочь. Просто поставила его в известность, что Александра решила пройти тест на детекторе лжи. По крайней мере, это должно было подтолкнуть Эдди к подобному решению и в отношении его клиентки. Если от теста откажутся обе сестры, то у обвинения будет больше шансов осудить обеих. Кейт знала, что если Александра успешно пройдет проверку, это будет весомым аргументом в ее пользу. Особенно если София провалит тест или вообще откажется от него.

То, что София тоже может успешно пройти проверку на детекторе лжи, Кейт и в голову не приходило. Александра была крайне убедительна – даже на Блок это произвело впечатление. Кейт абсолютно верила в невиновность своей клиентки, что автоматически делало убийцей Софию. И это правильно, что убийц осуждают и отправляют в тюрьму. Так, по крайней мере, она говорила себе. И все же что-то в ней колебалось при мысли о том, чтобы ткнуть пальцем в другого человека и назвать его убийцей. Это была работа прокурора. Всей своей душой она была адвокатом защиты. Обвинители – люди совсем другой породы.

Кейт все никак не могла избавиться от этой мысли, пока они с Блок, которая молча несла коробку с материалами обвинения, выходили из зала суда, шли по коридору и спускались в лифте на первый этаж. А когда оказались на Сентер-стрит, залитой холодным солнцем, эта неотвязная мысль уже всерьез не давала ей покоя.

А вдруг ее клиентка лжет? Вдруг это Александра убила Фрэнка Авеллино? Стратегия Кейт могла привести к пожизненному заключению ни в чем не повинной женщины.

Она остановилась и помотала головой, словно желая избавиться от этой мысли – вытряхнуть ее из уха на тротуар.

– Кейт Брукс? – послышался чей-то голос. Она подняла взгляд. К ней подходил какой-то мужчина в светло-коричневом пальто и черной вязаной шапочке – с добрым открытым лицом и вопросительным взглядом. Вдруг он оказался прямо перед ней.

– Кейт Брукс? – повторил мужчина.

Наверное, репортер, решила Кейт. Который ищет первые материалы по этому делу. Репортеры обычно не появлялись на судебных слушаниях до тех пор, пока не светила возможность ухватить какую-нибудь жареную цитату вместе со сделанным втихаря снимком обвиняемого с парализованным страхом и болью лицом.

– Да, это я, – подтвердила она.

Мужчина мигом распахнул пальто, выдернул из-за пазухи большой конверт и сунул его Кейт. Едва только, малость удивленная и застигнутая врасплох, она машинально взяла его, как он произнес: «Вам повестка», после чего быстро удалился. Кейт разорвала конверт.

Щеки у нее вспыхнули. Она сглотнула. На нее подали в суд.

Иск на два миллиона долларов.

Блок взяла у нее бумаги и быстро просмотрела их.

– Рано или поздно это должно было случиться, – сказала она.

С тех пор как Кейт перехватила это дело у своей фирмы, она регулярно вступала в перепалки с «Леви, Бернард и Грофф». Сначала были вежливые звонки Александре, которая сдержала свое слово, не реагируя ни на какие просьбы Леви о встрече. Через некоторое время такие звонки прекратились – фирма сменила тактику. Первое письмо пришло в коричневом конверте, прямо-таки улепленном всевозможными красными штемпелями, смысл предупреждений на которых сводился к тому, что если получатель немедля не ответит на это послание, то его ждет чуть ли не расстрел.

В письме говорилось, что Кейт нарушила условия сразу двух серьезных пунктов своего договора с фирмой – касающихся отказа от конкурентных действий и неиспользования конфиденциальной информации для получения конкурентного преимущества, поскольку не только переманила крупнейшего клиента «Леви, Бернард и Грофф», но и разыскала адрес Александры в клиентской базе фирмы, чтобы посетить ее. В последнем абзаце говорилось, что если она откажется представлять Александру, все будет прощено. И что у нее ровно семь дней, чтобы принять решение.

Через семь дней пришло еще одно письмо. В нем повторялись обвинения, содержащиеся в первом, но на сей раз говорилось, что фирма собирается подать на нее в суд за нарушение условий контракта, упущенную выгоду и причиненный ущерб.

Кейт знала правила игры. Она отправила простой ответ, в котором сообщала, что поскольку была вынуждена уволиться с работы из-за постоянных сексуальных домогательств и дискриминации, то не считает себя связанной никакими условиями контракта. Если фирма игнорирует свою политику по борьбе с домогательствами, то и она будет игнорировать договорные обязательства, ограничивающие ее в профессиональном плане, поскольку ей пришлось уволиться именно по вине фирмы.

На этом письма прекратились. После этого больше ничего не приходило. Кейт пришла к выводу, что прочие партнеры провели тщательное внутреннее расследование и решили, что овчинка не стоит выделки.

– Я думала, они просто на это забили, – сказала она.

– Нет уж, – отозвалась Блок, – такие без драки не сдаются.

Дело и вправду пахло дракой, это уж точно. Кейт понимала, что тогда ей придется подать встречный иск, ссылаясь на развратные действия Леви, и хотя все, что она укажет в этом иске, будет чистейшей правдой, доказать это совершенно нереально.

Блок поставила коробку с материалами обвинения на тротуар, достала ключи и открыла пультом пискнувший пикап. Кейт села прямо на коробку, закрыла лицо руками и попыталась успокоиться.