У Стоуна было вытянутое, бледное лицо с сухой кожей, которая всегда выглядела словно обсыпанной мелкой сухой пудрой. А вот его розовые губы, напротив, казались постоянно влажными и блестящими, и за ними скрывались мелкие крысиные зубки. Глаза у него походили на черные жемчужины, и от него исходил какой-то запах, который я так и не мог определить. Вроде как химический, только вот пахло не чистотой. Словно он пытался замаскировать исходящую от него вонь увядшими цветами.

Стоун посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции. Я отвернулся.

– Я сказал, что это довольно необычная речь, – повторил он.

– Я и в первый раз вас хорошо услышал, – отозвался я. – И проявил вежливость, не став вам возражать. Это были совершенно справедливые слова. Гарри посвятил этой работе очень много времени. И не хочет, чтобы плоды его трудов пошли прахом, когда вы возьмете бразды правления на себя.

Драйер подступил на шаг ближе, с явным предвкушением на лице – как будто увидел, как в толпу людей несется автомобиль с отказавшими тормозами, и хочет поскорей увидеть кровь и кишки на асфальте.

– Вы считаете меня недостойным преемником? – поинтересовался Стоун.

Он явно получил некоторое удовольствие от своего вопроса – его маленькие черные глазки сузились, а губы скривились в самодовольной ухмылке.

Я ничего не ответил.

– Судья Стоун задал вам вопрос, мистер Флинн, – подал голос Драйер, явно желая подыграть судье.

– Его я тоже услышал. И подумал, что это риторический вопрос. Но если вы и вправду хотите, чтобы я на него ответил, то извольте.

Тут Харпер потянула меня за рукав и сказала:

– Привет, я Харпер!

Она оказалась умней меня, и судья с Драйером ненадолго отвлеклись, чтобы окинуть ее оценивающим взглядом с головы до пят.

– Я собираюсь украсть у вас Эдди – если вы, джентльмены, конечно, не против, – продолжала она. Я мог бы сказать, что она в бешенстве и что ей очень не понравилось, как Драйер со Стоуном блуждают по ней взглядами.

Мне это тоже не понравилось.

Харпер потянула меня за руку, пытаясь вытащить из этой ситуации.

– А вот вы, мисс Харпер, – как вы думаете: я стану достойным преемником судьи Форда? – спросил Стоун, явно желая не спускать на тормозах любую предполагаемую критику.

– Стоун, что тут происходит? – спросил подошедший Гарри, прерывая меня, прежде чем я успел сказать что-то, о чем мог бы впоследствии пожалеть.

– Мистер Флинн как раз собирался сказать нам, что, по его мнению, судья Стоун станет достойным вашим преемником, господин судья, – вставил Драйер.

– Эдди не настолько пьян, – буркнул Гарри. – Пока что. Стоун, ты не стал бы достойным преемником даже служителя в платном сортире. Я знаю твои политические взгляды. Я знаю, какого ты сорта.

Вытянув руку, Гарри ткнул пальцем в лацкан смокинга Стоуна, из которого торчал металлический значок на булавке. Совсем крошечный, и я даже не обратил на него внимания, пока Гарри не указал на него – металлический кружок с буквой «i» в центре.

– Твое время вышло, Форд. Ты сдулся. Не вынуждай меня предпринимать в отношении тебя какие-то законные меры, – надменно ответствовал Стоун.

– Пошли-ка лучше выпьем, – сказал Гарри, уводя нас с Харпер прочь. – Здесь дурно пахнет.

Когда мы уходили, я оглянулся через плечо и только тогда заметил на лацкане у Драйера точно такой же значок.

У выхода из зала Гарри распрощался кое с кем из оставшихся судей и адвокатов, и мы направились в шикарный бар в соседнем квартале. Гарри Форд относился к подобным мероприятиям, даже своим собственным, точно так же, как и я. Бар был частью отеля, так что в своих пингвинских костюмах мы не смотрелись там особо неуместно, в то время как Харпер в этом своем наряде выглядела бы на миллион долларов в любой обстановке.

Я взял нам пива и скотча, и мы заняли столик в углу.

– А что это за значок у Стоуна? – полюбопытствовала Харпер.

– Это отличительный знак организации, которая меняет название примерно раз в год. Раньше так опознавали друг друга белые парни из одной уличной банды в Теннесси. Потом они ударились в политику и сменили название с «Нация прежде всего» на «Жизни американцев прежде всего», потом на «Мужчины Америки», потом на что-то еще – они так часто раскалываются, реформируются и разделяются опять, что я даже не знаю, как именно они себя называют в наши дни. Хотя это не важно. Они не признают права женщин, евреев, черных, латиноамериканцев, да и вообще всех, кто не является белым, богатым и невежественным.

– Я думал, судьи не имеют права заниматься политикой, когда они у власти, – сказал я.

– Да, есть такое правило. И Стоун всегда придерживается буквы закона, это у него не отнимешь. Согласно Первой поправке[18], у него есть право на свободное выражение мнений, когда он не в зале суда и не председательствует в коллегии. Я просто не могу смириться с мыслью, что этот мудак займет мое место. Я никогда не думал, что он получит это назначение, – если б знал, то не ушел бы, но на тот момент я уже оформил все документы.

– У этого нового пузыря в офисе окружного прокурора, Уэсли Драйера, тоже такой же значок, – заметил я.

– Я тоже это заметил. Драйер и Стоун – одного поля ягоды. Расисты слабы, Эдди. Они сильны, только когда соберутся толпой. Не думаю, что Драйер и вправду верит во всю эту херню, которая идет в комплекте с этим значком. Он просто подлаживается к влиятельному судье, как только может. В некотором смысле это даже еще хуже. Стоун слишком глуп, чтобы признать ущербность своих взглядов. А Драйеру на это насрать, пока он продолжает карабкаться по служебной лестнице. Хотя будь осторожен – это опасная пара. Закон не препятствует Драйеру выступать на суде под председательством Стоуна. Если ты попробуешь обвинить Стоуна в судейской предвзятости, то ничего хорошего не жди, – сказал Гарри.

Некоторое время мы молча потягивали наши напитки, и я заказал официанту еще.

– Мы с Харпер тут недавно подумали… У тебя ведь нет каких-то ближайших планов касательно твоего выхода на пенсию, насколько я понимаю? – спросил я.

– В каком это смысле – «планов»? Мне не нравится, как это звучит, Эдди.

– Ну, ходить под парусом ты не умеешь, никаких хобби у тебя нет, и ты вроде не собираешься подрядиться консультантом в какую-нибудь крупную фирму… Ты ведь теперь типа как свободный человек, верно?

– По-моему, мне стоит пожить спокойной жизнью хотя бы недельку, прежде чем мы поедем в Вегас и нас там арестуют, – заметил Гарри.

– Не думаю, что Эдди именно это имел в виду, – заметила Харпер.

Гарри отодвинулся от стола и посмотрел на меня поверх очков.

– Эд-ди… – произнес он таким тоном, словно я уже сделал что-то сомнительное.

– Я хочу, чтобы ты поработал со мной. Я знаю, что практиковать тебе запрещено, но ничто не мешает тебе быть консультантом. Мне нужен помощник. Кто-то, кто знает закон как свои пять пальцев. Если тебя это немного успокоит, то мой оппонент – Драйер. Я представляю интересы Софии Авеллино. Расследование ведет Харпер. Я займусь уликами и свидетелями, но мне нужен кто-то с юридическим складом ума. У меня нет дюжины помощников, которые строчат мне резюме по делу двадцать четыре часа в сутки.

Поднеся стакан к губам, Гарри задумчиво сделал глоток, а когда поставил его на стол, на лице у него играла озорная улыбка.

– Эдди, твои дела имеют обыкновение становиться… несколько стрёмными. Тебе еще не угрожали, тебя еще не избили и не арестовывали? – спросил Гарри.

– Дай мне шанс, мы еще толком не начали.

Гарри поднял свой стакан, и мы с Харпер последовали его примеру. Мы чокнулись, и Гарри сказал:

– Ну что ж, по крайней мере, не придется тащиться в Вегас, чтобы влипнуть в какую-нибудь поганку.

Дождь уже лил вовсю, когда Кейт вытащила одну из распечатанных в офисе страниц и сверила указанный наверху адрес с номером дома. В утопленном в стену дверном проеме тускло светилась панель домофона. Сложив забрызганный каплями дождя листок, она сунула его в карман пальто. Перед тем как нажать на кнопку с номером квартиры, ее палец нерешительно завис над ней. Стоит ей это сделать, как обратного пути уже не будет.