– Да, это так. У каждого человека имеются центральные и боковые резцы, а также клыки. По два на верхней и нижней челюстях. Всего двенадцать зубов, имеющих свои характерные особенности. Я осмотрел каждый из них и сравнил с тем следом укуса. Шансы на то, что у кого-то окажутся одинаковые расстояния между каждой парой зубов… Вообще-то я даже не возьмусь их назвать, настолько они мизерны.

– Цель общей стоматологии – сохранять зубы и десны здоровыми и обеспечивать их единообразие, верно?

Лицо Бауманна начало краснеть. Краснота быстро распространилась на кожу головы, сделав его похожим на какой-то рассерженный помидор. Однако ответ последовал не сразу.

– Единообразие – это не всегда цель.

– Как раз с этой целью кому-то и ставят на зубы брекеты, не так ли?

– Верно, – проворчал он.

– Ваше утверждение о мизерности шансов на то, что зубы некоего усредненного представителя человеческой популяции оставят такой же след, что и зубы Александры Авеллино, основана на вероятности того, что положение каждого отдельного зуба уникально по отношению к другим зубам?

– Иначе и быть не может.

– Нет, если вы, как Александра Авеллино, в течение двенадцати месяцев носили брекеты, чтобы изменить положение зубов. Чтобы они выглядели более единообразно и соответствовали общепринятым стандартам красоты.

– Я не знал, что она носила брекеты.

– Это меняет ваши выводы?

Бауманн покачал головой.

– Не думаю. Это практически ничего не меняет.

– Понятно. А тот факт, что ни один из других судебных одонтологов даже не пытался бы в данном случае проводить какие-то сравнения следа укуса из-за трупного окоченения и перемещения тела, не дает вам повода усомниться в ваших выводах?

– Нет, мэм.

– Что же касается того, как именно вы имитировали укусы при помощи моделей: какой материал использовался в качестве заменителя человеческого тела? – спросила Кейт, уже зная ответ. Она просто хотела, чтобы присяжные это услышали.

– Свиная кожа. Это самый близкий по своим характеристикам материал, который мы можем использовать с этической точки зрения.

– И вы считаете, что свиная кожа эквивалентна человеческому телу в состоянии трупного окоченения?

– Это лучшее, чем мы располагаем.

– Подводя итог: ваш анализ никак не учитывает всевозможные изменения, которые могла претерпеть конфигурация следа укуса с момента нанесения раны, и вы не можете утверждать, что след от укуса моей клиентки абсолютно уникален?

– Полагаю, что да, мэм.

Кейт отвернулась от свидетеля и, возвращаясь на свое место, внимательно наблюдала за присяжными. Некоторые качали головами, глядя на Бауманна, других не убедили либо Кейт, либо Бауманн – вид у них был довольно индифферентный. Трудно сказать, насколько успешно прошел этот встречный допрос, но, по крайней мере, у нее появилось несколько сторонников среди присяжных. Целью Кейт было минимизировать ущерб – и не более того. Исходя из этого, она сочла этот допрос успешным.

Не желая допустить разгрома сразу двух своих свидетелей-экспертов, Драйер добрых десять минут пытался залатать дыры в показаниях Бауманна, но довольно серьезный ущерб был уже нанесен. Все та же горстка присяжных вроде как посматривала на него с некоторым подозрением.

Этого было достаточно.

Спускаясь со свидетельской трибуны, Бауманн одними губами произнес слово «сука» – в сторону Кейт. Сначала она была шокирована, а затем повнимательней присмотрелась к его лицу. Проходя мимо ее стола, он добавил что-то еще. И на Кейт при этом не смотрел. Как и на Блок.

Нет, это было адресовано Александре, которая не могла смотреть на Бауманна и избегала его взгляда. Поэтому и не заметила, как он опять одними губами произнес: «Сука, убийца…»

Кейт уже подумывала о том, чтобы пожаловаться, указать на это судье и попросить его наложить на Бауманна какое-нибудь взыскание. Хотя, с другой стороны, не хотела, чтобы присяжные услышали, как тот обозвал Александру.

Похоже, купился на свою собственную псевдонаучную галиматью, подумала Кейт.

Но тут у нее возникла другая мысль. А вдруг Бауманн все-таки прав?

Судья Стоун разрешил Драйеру вызвать последнего свидетеля за день, когда Кейт в два счета уничтожила его эксперта по следам укусов. Я подумал, что она припасла достаточно, чтобы бросить тень на этого лысого техасца – тень почище чем от десятигаллонного стетсона[39].

Пока Драйер совещался со своей командой, я воспользовался возможностью понаблюдать за присяжными. Некоторые из них все еще не оправились от показаний Бауманна. Я бы сказал, что семеро из них пребывали в явной растерянности. Остальных пятерых спец по укусам Драйера явно не убедил. Судя по всему, обвинитель попросил взглянуть на тот след от укуса как минимум с полдюжины экспертов, и большинство из них, пользующихся наибольшей репутацией, наверняка отказали ему, когда узнали, что тело перемещали.

Всегда найдется эксперт, который поставит свою подпись под любым заключением, основанным исключительно на его собственном мнении, если ему хорошо заплатят. Судебная экспертиза в правовой системе США больше приводится в действие деньгами и стремлением добиться обвинительного приговора, чем наукой. Деньги решают всё.

– На сегодня у меня еще только один свидетель, – наконец объявил Драйер. – Мы намеревались вызвать Хэла Коэна, давнего друга и коллегу жертвы, но, к сожалению, вчера мистер Коэн был смертельно ранен ножом по дороге в мой офис. Поиски преступника продолжаются. Полиция полагает, что могла иметь место неудачная попытка ограбления, хотя не исключено, что имелись и иные мотивы.

– Полиция допрашивала подсудимых по этому поводу? – поинтересовался судья.

– Нет, – ответил Драйер. – Этот судебный процесс слишком важен, чтобы его можно было прерывать. Я уверен, что полиция Нью-Йорка допросит обвиняемых, чтобы установить их местонахождение на момент этого убийства, по завершении данных слушаний.

В ходе судебного процесса все твои чувства находятся в состоянии повышенной боевой готовности. Начинаешь «читать» как свидетелей, так и присяжных, уже на уровне языка тела, прислушиваясь к каждому такому невысказанному слову и оценивая его. Это все равно что провести семь часов на туго натянутом канате, и стоит даже на миг потерять концентрацию, как твой клиент полетит на дно глубокой пропасти. И когда Драйер ответил на вопрос судьи, я ощутил, как в зале что-то изменилось. Что-то произошло.

София…

Ее руки были сцеплены под столом. Она так крепко переплела пальцы, что локти у нее дрожали от напряжения. На лице застыло отсутствующее выражение, в глазах стояли слезы, и она слегка раскачивалась взад и вперед. Словно ожидала появления палача.

Бросив взгляд в сторону, я увидел, что Александра нервно ерзает на своем стуле, а ее левая нога нервно подрагивает.

Обе хорошо знали Хэла Коэна. О его смерти я сообщил Софии еще утром. Вид у нее тогда был печальный и растерянный. Наверное, даже потрясенный. Мне было интересно, как восприняла эту новость Александра. Прямо сейчас, при упоминании его имени, одна из них должна была опечалиться, а другая – попытаться скрыть тот факт, что это она убила его.

– Ваша честь, – продолжал Драйер, – поскольку я надеялся допросить мистера Коэна, мне придется вызвать другого свидетеля раньше, чем предполагалось. Мне нужно еще немного времени.

– Сколько именно? – уточнил Стоун.

– Самое большее час.

– Перерыв на один час, – объявил судья, после чего секретарь суда призвал всех встать.

Гарри еще глубже съехал вниз на стуле, а я откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Мы с ним уже высказали свою точку зрения. Теперь это был вопрос принципа.

Оглянувшись, я увидел, что Кейт обеспокоенно посматривает на меня.

Судебные процессы вроде этого были в моей практике большой редкостью. Я совершенно не представлял, какого свидетеля Драйер припрятал в кармане. И понятия не имел, что произойдет дальше. При таком судье, как Стоун, Драйеру сойдет с рук все, что угодно. Любая ловушка, любая западня. Это не имело значения. Стоун желал обвинительного приговора не меньше, чем Драйер.