– Поехали, – позвала ее Блок. – Потом со всем этим разберемся. Сейчас нам нужно выиграть дело об убийстве. И у меня такое чувство, что все ответы сейчас у тебя прямо под жопой.

Кейт улыбнулась и встала.

Вместе они убрали коробку в багажник и закрыли крышку. Кейт села на пассажирское сиденье, Блок – на водительское. Пристегиваясь ремнем безопасности, Кейт заметила, что у нее дрожат руки. Она плотно сжала колени и сказала себе, что все будет хорошо. Хотя не поверила ни единому своему слову.

Рыкнул мотор, и Блок влилась в поток машин. В пятидесяти ярдах перед ними светофор сменился с зеленого на желтый, и тут Кейт услышала рядом с собой рев мотоцикла. Повернув голову, она увидела мотоциклиста в черном шлеме с затемненным забралом. Тот тоже повернулся к ней, явно глядя прямо на Кейт. По обтягивающему байкерскому костюму она поняла, что это женщина. Внезапно мотоцикл резко взвизгнул и рванул вперед, быстро набирая скорость – у Кейт даже заложило уши. Мотоциклист, весь в черном, влетел на перекресток на желтый свет, оказавшись на другой стороне как раз перед тем, как тот сменился красным, а затем, петляя между машинами, скрылся из виду.

– Классный мотик, – заметила Блок, останавливая пикап перед светофором.

Остаток дня и часть ночи Кейт и Блок разбирались с материалами обвинения на квартире у Кейт. Заказали по телефону поесть, Кейт приготовила кофе, и в два часа ночи Блок отложила последнюю стопку бумаг и потерла виски.

– Ну что, финита? – спросила Кейт.

– Я думаю, финита обеим этим девушкам, – безрадостно отозвалась Блок.

Обвинение опиралось в основном на данные судебно-медицинской экспертизы.

На следы ДНК обеих обвиняемых на теле убитого.

На отпечатки пальцев и ДНК обеих обвиняемых на орудии убийства.

На волосы Софии Авеллино, обнаруженные на теле жертвы.

На след укуса Александры на теле жертвы.

У обеих обвиняемых был мотив. У обеих имелась возможность.

Одежда обеих была вся в крови их отца.

– Трудно разделить ответственность. Все будет зависеть от того, кому поверят присяжные, – сказала Кейт.

Блок мотнула головой на стопку криминалистических отчетов.

– Такого рода улики позволяют закрыть их обеих.

Двухместный диванчик был вдавлен посередине – там, где сломалась центральная планка. В остальном он тоже не был особо удобным, но Кейт все равно села ровно по центру, зная по опыту, что все равно сползет туда, где бы изначально ни устроилась. Упершись локтями в колени, она накрутила на палец прядь волос, задумчиво глядя в пространство, и наконец произнесла:

– Посмотрим, что она скажет утром.

Проводив Блок до двери, Кейт прямо в одежде завалилась в постель и проспала до пяти утра, пока окончательно не продрогла. Поднявшись, отнесла одеяла к батарее и уснула опять, свернувшись калачиком на полу.

К одиннадцати утра она уже приняла душ и надела новый костюм, чтобы встретиться с Александрой у той на квартире. Клиентка впустила ее и предложила присесть за маленький кухонный стол.

– Хороший костюмчик, – заметила Александра. – Новый?

– Да. Спасибо.

Они сидели напротив друг друга за столом, потягивая горячий травяной чай и разговаривая о всяких пустяках, прежде чем Кейт перешла к делу. Поведала Александре о том, какими вещественными уликами располагает против нее обвинение. Объяснила, насколько убийственно это выглядит. Наверное, единственным плюсом была лишь убийственность этих улик для обеих сестер.

– Полагаю, есть способ минимизировать возможный ущерб, – сказала Кейт. – Я хочу сразу оговорить на суде, что мы не станем оспаривать ДНК, кровь и отпечатки пальцев. Вы сообщили полиции, что подошли к своему отцу и пытались приподнять его. А ножом пользовались, когда готовили. Ни одна из этих улик не указывает на то, что это именно вы убили своего отца – лишь то, что это просто могли быть вы. Я думаю, все эти экспертные заключения заставят присяжных прийти к мысли, что вы должны были убить его вместе со своей сестрой. Речь идет о том, чтобы свести к минимуму подобные подозрения. А лучший способ добиться этого – показать, что все это лишь полностью подтверждает вашу версию событий.

– И что же фактически произойдет, если мы не станем все это оспаривать?

– Мы скажем присяжным, что все эти улики существуют, но дадим понять, что они не важны, что они ничего не доказывают. Вот след от укуса – совсем другое дело, тут мы будем отбиваться до последнего.

Александра отвернулась, на глаза у нее навернулись слезы.

– Делайте все, что сочтете нужным. Я просто так волнуюсь из-за этого слушания… Я не могу даже просто смотреть на нее. Я не хочу находиться с ней в одной комнате. Она убила моего отца, она хочет разрушить мою жизнь. Я не хочу ее видеть. Можно ли установить ширму или что-нибудь в этом роде, чтобы мне не приходилось видеть ее каждый день во время этого процесса?

– Насколько я знаю, нет… Хотя я подумаю над этим. Я знаю, это практически невыполнимо, хотя…

Кейт умолкла, увидев, как дрожат пальцы Александры. Ей пришло в голову, что главная забота ее клиентки вовсе не в том, будет ли она осуждена, – куда больше терзают ее потеря отца и глубокая неизгладимая рана, нанесенная его убийством.

– Предоставьте это мне. Я посмотрю, что тут можно сделать. Если не получится, тогда мне нужно, чтобы вы были сильной. Вам вовсе не обязательно смотреть на нее. Смотрите на присяжных. Пусть они увидят то, что я сама сейчас вижу.

Александра встретилась взглядом с Кейт, подбородок у нее задрожал, и она слизнула слезинку с уголка рта.

– Постараюсь, – пообещала она, сделав глубокий вдох и задержав дыхание. На выдохе пальцы ее надавили на стол, а затем кругами заскользили по нему, словно она ощупывала каждый изъян в дереве и исследовала его.

Александра набрала в грудь побольше воздуха, достала из рукава блузки носовой платок и осторожно вытерла мокрые щеки. Кейт почувствовала в воздухе запах лаванды и специй, наверняка от этого платка. Александра понюхала надушенный носовой платок, потерла хлопок между большим и указательным пальцами, а затем развернула и показала Кейт.

В уголке платка виднелись инициалы «ФА», вышитые черной нитью.

– Этот платочек по-прежнему пахнет папой, – произнесла Александра, и в уголках ее глаз опять заблестели слезы. – Это все, что у меня от него осталось.

Кейт взяла ее за руку, и они обменялись горестными улыбками.

– Завтра проверка на полиграфе. Запомните это чувство. Это поможет вам пройти ее, – сказала Кейт.

– Мой домовладелец не разрешает держать в доме собак, – сказал я.

– Тоже мне, удивил… Ты это мне и вчера говорил. И позавчера. Вообще-то уже несколько недель это повторяешь. С тех самых пор, как я начал приводить в твой офис Кларенса. У меня начинает складываться впечатление, что он тебе не нравится, – ответил Гарри.

Он дочитывал последние страницы обвинительного заключения. Стопки документов были разложены на моем диване, а у ног Гарри сидел пес, которого он встретил в ночь своих проводов на пенсию. Гарри назвал его Кларенсом. Похоже, они отлично поладили. Пес лежал на боку, и всякий раз, когда Гарри протягивал руку за следующей пачкой страниц, стучал хвостом по полу. Каждый час Гарри залезал в карман и доставал из упрятанного там полиэтиленового пакетика сосиску, которую скармливал Кларенсу. Видать, тот долго пробыл на улице. Когда Гарри взял эту собаку к себе, она была тощей и здорово облезшей. Теперь проплешин как не бывало, а ребра бедной животины уже не столь откровенно выступали на боках.

Положив обратно последнюю страницу, Гарри похлопал своего дружка и в очередной раз угостил его сосиской. Я поднялся из-за письменного стола, собрал бумаги, разбросанные по дивану и полу, и сложил их стопкой на своем столе. Обвинительное заключение мы поделили напополам. Я прочитал одну половину, Гарри – другую. Теперь мы поменялись.