– Почему бы тебе не поселиться в каком-нибудь приличном месте, Эдди? Эта халупа не подходит для такого человека, как ты.

– Меня все устраивает. Да ладно тебе…

– Послушай: то, что я хочу тебе сказать, может, и ни о чем. Совсем ни о чем. Наверняка это не что иное, как…

– Джимми…

– Это насчет первой жены Фрэнка. Она свалилась с лестницы и застряла башкой в перилах. Обе девчонки были тогда в доме. И видели тело. Это была настоящая трагедия, понимаешь? На следующий день Фрэнк пришел ко мне. У меня есть человечек в городском морге, который у меня в платежной ведомости. Только не спрашивай меня почему…

Если я и был в чем-то уверен, так это в том, что мне совсем не хочется выяснять, зачем Джимми свой человечек в морге. Хотя мог и сам догадаться. Не нужно быть гением, чтобы сообразить, что некоторые мешки для трупов могут отправиться в печь с дополнительным жмуриком внутри.

– Фрэнк попросил меня об одолжении. Мой человек пообщался с судмедэкспертом. И я этим озаботился.

– Чем озаботился?

– Отчетом о вскрытии.

Его Харпер уже тоже раздобыла в ходе наших предварительных исследований. И я уже читал его. Смерть от несчастного случая. Причина – обширная травма спинного мозга в результате падения с лестницы, приведшая к мгновенной смерти.

Я не стал давить на Джимми. Просто молчал, позволяя ему самому закончить рассказ.

– В результате в этом отчете кое про что не упомянуто. Это не имело отношения к причине смерти. У Джейн Авеллино была характерная отметина на икре. След от укуса. Маленький. Примерно такого же размера, какой мог оставить ребенок.

Ярко вспыхнувший у меня в голове образ даже заставил меня крепко зажмуриться. Этот образ был словно резкий удар – болезненный, хотя и не физически. А увидел я Софию в допросной первого райотдела – кровь на губах и щеках, след от укуса на запястье… Я отогнал эту мысль, поежился и сказал себе, что это совсем другое дело – вовсе не то же самое, что укусить кого-то другого, – и что она сделала это с собой только потому, что у нее не было бритвы. Шрамы у нее на руках ясно говорили об этом. И имелся еще и эксперт по следам укусов, который утверждал, что отметина на груди у Фрэнка Авеллино совпадает с отпечатком зубов Александры. Похоже, смерть Джейн Авеллино была далеко не случайной.

– Господи, ты думаешь, что София или Александра укусили свою мать, отчего та упала с лестницы и сломала шею?

Лицо у Джимми потемнело.

– Упала она или ее столкнули, сказать невозможно. Судмедэксперт считает, что след от укуса появился позже.

– После того, как она уже была мертва?

– Все это тебе ничуть не поможет, поскольку Фрэнк так и не узнал, что произошло на самом деле. Через месяц после похорон он отправил обеих девочек в школу-интернат. Кто стал бы его винить? Он следил за тем, чтобы обе вне дома посещали психиатров, а те информировали Фрэнка касательно прогресса. Один из мозгоправов сказал ему, что укус мог быть реакцией на травму, вызванную обнаружением их матери в таком виде, и, возможно, попыткой разбудить ее. Короче, чем-то в этом роде, – сказал Джимми, закатив глаза.

– То есть ты так не думаешь?

– Фрэнк сказал мне, что Джейн была суровой женщиной. Жесткой со своими детьми, понимаешь? Фрэнк и сам был крепким орешком, но он любил своих дочек. Хотя с Джейн я встречался всего лишь раз. Она мне не понравилась. Холодная бездушная тетка. Фрэнк сказал мне, что она била девочек. И кусала их. Мой вот старик тоже был тяжел на руку, но я любил его и никогда не поднимал на него руку в ответ. Это же был мой папаня. Одна из этих девочек была такой же суровой и холодной, как их мать.

– Жестокое обращение способно травмировать людей. Оно разрушает жизни.

– Дело не только в этом. Это тоже болезнь. Душевная. Вот что я тебе скажу: я не знаю ни одной маленькой девочки, которая нашла бы свою мать мертвой на лестнице, а затем откусила бы от ее трупа целый кусок. Ты все еще ходишь в церковь?

Я покачал головой.

– Я вот хожу, каждое воскресенье. Я говорил об этом с отцом Лоуни. Он сказал, что у Фрэнка в доме жил демон. Одна из тех девушек была злом.

– Я не придаю большого значения тому, что думают священники, – сказал я.

Джимми подался вперед, и когда он заговорил в следующий раз, его голос так и не поднялся выше шепота. Казалось, он боится, что кто-то или что-то подслушает его.

– В прошлом я совершал поступки, от которых тебя стошнило бы. Хотя то, что произошло в доме Фрэнка, было чем-то другим. Одна из этих девчонок укусила свою мертвую мать. Это не какая-то там девчонка, у которой просто не всё в порядке с головой. Это зло в чистом виде.

В кабинетике для консультаций в здании суда на Сентер-стрит было холодно и неуютно. Александра, одетая в элегантный черный брючный костюм и белую шелковую блузку под жакетом, поеживалась, и Кейт не могла сказать – из-за температуры или же из-за мысли о судебном процессе, который должен был начаться через час.

Блок облачилась в темно-синий блейзер, голубую рубашку и бежевые мягкие брюки-чинос – специально для присяжных. Вид у нее был профессиональный и в то же время достаточно неформальный, чтобы не чувствовать себя скованно. Для появления в суде Кейт предложила подруге тоже надеть костюм, но та ничего не сказала в ответ, и теперь Кейт приняла этот наряд как вполне разумный компромисс.

Натянув подол юбки на колени, Кейт перечитывала заметки к своей вступительной речи перед жюри. Она готовила ее почти неделю, репетируя перед зеркалом, в итоге сократив продолжительность своего выступления с часа десяти минут до всего лишь десяти минут. В речи затрагивались все основные моменты, касающиеся доказательной базы защиты, подчеркивался принцип презумпции невиновности и закладывалась основа для осуждения Софии.

Александру и Кейт разделял старый, изрядно поцарапанный стол. Александра барабанила пальцами по столешнице. В последние недели она все больше нервничала, ее тревога росла с каждым днем. Это представлялось вполне естественным. И пока Кейт удавалось скрывать от клиентки свои собственные переживания, у Александры не возникало особых проблем.

Отложив записи в сторону, Кейт переключила внимание на свою клиентку.

– Вы всерьез напуганы, и это совершенно естественно. Бояться – это нормально. Я бы скорей стала переживать, если б вы были совершенно спокойны. Вам просто нужно пережить следующие несколько дней. Вот и всё. Помните, что я вам говорила?

Александра кивнула:

– Хорошо, я попробую.

Пальцы у нее разжались и неподвижно замерли. Она сделала глубокий вдох, и на нее сразу же снизошло нечто близкое к спокойствию.

Кейт посоветовала Александре шевелить пальцами ног, если она вдруг занервничает. И никто этого не увидит. Этому трюку Кейт научили в юридической школе. Свидетели, обвиняемые и даже адвокаты просто не могут не нервничать. Остановить это невозможно, но все-таки имелись способы справиться с волнением. Осознанное шевеление пальцами ног дает выход тревоге и беспокойству. Никто не видит, как вы это делаете, поэтому при взгляде со стороны вы совершенно спокойны и уверены в себе.

– Я приму сразу две – это поможет мне расслабиться, – сказала Александра, после чего вытряхнула себе на ладонь две таблетки из блистерной упаковки и проглотила их, запив водой. Это был довольно слабенький противотревожный препарат. Александра принимала по одной таблетке каждый день. Удвоить дозу в первый день судебного разбирательства по делу об убийстве показалось Кейт неплохой идеей.

За спиной у нее послышался стук в дверь. Блок отлепилась от стены, опустив сложенные на груди руки, после чего слегка приоткрыла дверь и выглянула наружу. Каким-то образом Кейт и Блок до сих пор удавалось избежать общения с журналистами и всякими писаками, которые вились вокруг подобных судебных дел, словно птицы-падальщики, жаждущие полакомиться свежим трупом.