Скинув рюкзак на землю, она расстегнула молнию и достала мотоциклетный комбинезон из кевларовой ткани. Стоил тот намного дороже кожанки, но ей требовалось что-то легко укладывающееся в рюкзак. Потом сняла кроссовки, одну за другой просунула ноги в штанины комбинезона и натянула его поверх лайкры. Застегнула молнию до шеи, пригладила липучки на воротнике. Из рюкзака достала короткие мотоциклетные сапоги без шнуровки – с жесткой подошвой, но все из того же легко складывающегося кевлара. Надела их, натянула перчатки. При всей своей практичности кевларовый комбинезон не обладал такими же эстетическими качествами, как натуральная кожа. У него не было этого восхитительного запаха. Запах и ощущение настоящей кожи пьянили ее не хуже хорошего красного вина.
Убрав кроссовки в рюкзак, она закрыла его и накинула на плечи, туго затянув лямки. Отстегнула шлем от замка на сиденье и надела его. Тонированное забрало шлема резко уменьшило видимость в темном углу стоянки, сделав все вокруг почти непроглядно черным. Она перекинула ногу через «Хонду», завела мотор, включила фары и, проехав по площадке, спустилась по винтообразному пандусу на улицу.
Через десять минут она уже пересекала Ист-Ривер по мосту Эда Коча – не так давно именуемому мостом Куинсборо. Проехала по бульвару Куинс, улице Ван-Дам и Ревью-авеню, после чего начала петлять, сворачивая на перекрестках то налево, то направо, но стараясь придерживаться общего юго-западного направления, и в результате оказалась в промышленном квартале под названием Хаберман, в котором громоздятся огромные склады и распределительные центры «Ю-пи-эс», «Федэкса» и прочих подобных компаний. Промзона эта располагается неподалеку от огромной развязки, на которой сходятся такие оживленные транспортные артерии, как автомагистрали «Лонг-Айленд» и «Куинс-Мидтаун», а также трасса I-278. Центры доставки и распределения не случайно были построены именно здесь – в идеальной точке, обеспечивающей быстрый доступ к Манхэттену, Нью-Джерси и прочим густонаселенным районам.
Всем подобным предприятиям требуются работники. А этим работникам надо где-то питаться, отдыхать и покупать предметы первой необходимости. Так что имелось там и несколько небольших закусочных, «Макдоналдс», «Бургер Кинг», «Костко»[20], а еще аптека.
Она выбрала именно эту аптеку, потому что та никогда не закрывалась и от нее можно было быстро убраться в любом направлении. В общем, примерно по той же причине, что и компании, занимающиеся хранением и доставкой. Через полчаса после выхода из аптеки вы могли оказаться в любом месте в радиусе пятидесяти миль. Как раз то, что надо.
Аптека располагалась в длинном одноэтажном торговом центре, протянувшемся вдоль дороги, которая из-за тяжелых большегрузов, круглосуточно разбивавших асфальт, постоянно ремонтировалась. Имелись в этом торговом центре еще и мастерская по ремонту одежды, китайская лапшевня и химчистка, но все они были закрыты. Работала только аптека.
Она остановила мотоцикл, выключила фары и мотор и поставила его на боковую подножку. Аптека была частью известной сети. Из большой витрины на парковку падал свет, но до ее мотоцикла не доставал. Со своего наблюдательного пункта она могла видеть кассиршу за прилавком слева, сразу за входом. На бейджике у той на груди было написано «Пенни». Блондинка лет двадцати пяти, она смотрела в свой телефон и своими пухлыми розовыми губами выдувала пузыри из жвачки.
В глубине она едва могла различить фармацевта, которого звали Афзал Джатт. Он смотрел в экран компьютера и жевал «Твинки».
Все как и ожидалось. Она всегда имела дело только с этими двумя сотрудниками. Когда, приехав забрать товар, она проходила мимо, Пенни неизменно надувала пузырь жвачки. Затем она подходила к Афзалу, забирала свой заказ, расплачивалась с Пенни и уходила.
Раз в месяц. Как по часам. В ночь со среды на четверг. Афзал и Пенни всегда работали по ночам, с понедельника по четверг. Однажды, когда она приехала сюда, а Пенни за кассой не оказалось, пришлось дождаться следующей ночи. Не хватало еще, чтобы еще кто-то из сотрудников увидел ее, – а может, и запомнил…
Эта ночь изначально должна была случиться. Она знала это с самого начала. Знала, что, как только ее отец умрет, потребуется принять меры, и что эти меры будут как необходимыми, так и грязными.
Она слезла с мотоцикла и открыла багажный отсек под сиденьем. Был он тут довольно глубоким и объемистым – целых два галлона против полугаллонных отсеков у большинства других мотоциклов.
Пошарив внутри, вытащила коричневый бумажный пакет и опустила сиденье на место. Встала лицом к аптеке – забрало шлема опущено, пакет в руке.
Как только она приблизилась ко входу на расстояние двух-трех футов, раздвижные двери разъехались по сторонам. Пенни, стоявшая в десяти футах от нее у прилавка, на секунду оторвала взгляд от своего телефона, а затем вновь вернула его к экрану.
В аптеке негромко играла фоновая музыка – какие-то хиты девяностых. Когда двери закрылись у нее за спиной, она услышала первые такты песни Бритни Спирс: «Упс… И вот я опять».
Она быстро подступила к панели управления дверью, расположенной на стене рядом с подставкой для зонтов, и нажала на кнопку, обозначенную значком в виде висячего замка. Ни Пенни, ни Афзал не видели, как она это сделала, так как в этот момент ее рука скрылась за выставленными зонтиками. Теперь автоматические двери не открылись бы, пока Пенни не нажмет на кнопку разблокировки. Она прошла мимо Пенни, не сводя глаз с диетических напитков и шоколадных батончиков на полках, пока не дошла до конца прохода, а затем направилась прямиком к Афзалу. Тот закинул в рот последний кусочек «Твинки», отряхнул ладони, чтобы избавиться от липких крошек, и положил их на прилавок.
– Чем могу помочь, мэм? – спросил он, все еще сидя на своем табурете за прилавком и вполглаза поглядывая на покупательницу – явно не желая отрываться от какого-то видео на экране своего компьютера. Она решила, что он смотрит какое-нибудь шоу, коротая поздние ночные часы.
Стойка была ей ниже пояса, так что Афзал в сидячем положении находился на расстоянии ширины стойки, но ниже ее полного роста.
Ровно то, что надо.
Ее правая рука нырнула в сумку и быстро вынырнула обратно с маленьким туристским топориком, который она вскинула над головой и резко опустила со всей силой и скоростью, на которые была способна. Лезвие его на дюйм воткнулось в макушку Афзала – с таким звуком, как будто проломили пустотелый древесный ствол. На левую сторону забрала ее шлема струей брызнула кровь. Она не хотела вытирать ее, так как могла размазать кровь по стеклу и тогда не смогла бы ничего видеть.
Топорик легко выдернулся обратно, и еще один удар окончательно расколол череп фармацевта. Все еще слыша в ушах влажный треск, с которым топорик пробил кость, она быстро повернулась и двинулась к Пенни.
Услышав шум, та вышла из-за прилавка. Крикнула:
– Афзал, ты в порядке?
Но тут увидела ее с ручным топориком, с которого капала кровь. Повернулась и со всех ног побежала к дверям. Закричала, но крик мгновенно оборвался, когда двери не открылись и ее голова ударилась о стекло, по которому зазмеились трещины. Почти оглушенная, Пенни пошатнулась, упала на спину и прижала руку ко лбу.
Она встала над кассиршей, которая перекатилась на четвереньки и попыталась встать. Обеими руками воздела топор, присоединившись к концовке припева Бритни:
– …Я не столь не-вин-ная!
Лезвие со свистом рассекло воздух и вонзилось в шею Пенни чуть ниже затылка. Тело кассирши мгновенно обмякло и распласталось на полу. Топор не застрял, а проскочил насквозь, оставив в плоти огромную рану, сквозь которую виднелась белая кость. Она ударила еще раз, на сей раз чуть сбоку.
Топор вонзился глубоко в шею и остался там. Она едва переборола желание выдернуть его и забрать с собой. Запах смазанного лезвия, ощущение рукояти из орехового дерева… Даже давно став взрослой, она все еще ощущала потребность прикасаться к определенным предметам и вдыхать их запах.
