Завидев профессора Шандлера, кое-кто из женщин-присяжных слегка выпрямился в кресле. Некогда он трудился в криминалистической лаборатории полиции Нью-Йорка, а затем на свой страх и риск занялся частной консультационной деятельностью, где крутятся куда как более серьезные деньги.

Эксперт принес присягу, с разрешения судьи опустился в кресло за свидетельской трибуной, и Драйер задал ему несколько вводных вопросов касательно его многолетней квалификации и опыта – звучавших скорее не как вопросы, а как утверждения. На каждый такой вопрос Шандлер кивал и просто отвечал «да». От него так и веяло авторитетом. Голос у него был глубокий и звучный, с легкой хрипотцой, из-за которой каждое слово звучало как во время церковной службы. Как только Драйер произвел впечатление на присяжных его регалиями, то сразу же перешел к сути дела.

– Профессор, в связи с этим делом вам прислали несколько волосяных волокон для анализа. Может, для начала вы ознакомите нас с образцами, а потом мы поговорим о том, какому анализу вы их подвергли?

– Конечно, – отозвался Шандлер, поворачиваясь в кресле, чтобы лучше видеть присяжных. – Из офиса окружного прокурора я получил три объекта для последующего анализа. Одним из них был волос, по крайней мере часть которого застряла в ране на теле жертвы. Вторым был образец волос Александры Авеллино, а третьим – образец волос Софии Авеллино. Последние два я называю контрольными образцами, происхождение которых мне точно известно.

– А первый образец? Образец номер один?

– Это был волос, который мне предстояло сравнить с контрольными образцами, дабы определить его принадлежность.

– Прежде чем мы начнем, не могли бы вы рассказать нам немного о человеческих волосах?

– Конечно. У большинства из нас – тысячи волосков по всему телу. Каждый волос на голове растет из так называемой кожной фолликулы, которая также содержит и его корень. Ни у одного из исследованных мною образцов корня не оказалось. К сожалению, стержень волоса – то, с чем мне обычно приходится работать – не является живой частью тела, содержащей ДНК. Однако пряди волос все-таки обладают определенными характерными особенностями, которые я могу изучить.

– Что это за характерные особенности, профессор?

Не отрывая взгляда от присяжных, Шандлер оседлал своего любимого конька. Эта часть была у него явно хорошо отработана – поднаторел, выступая на судах.

– Дамы и господа, представьте себе круглую мишень, – начал Шандлер. Произнося слово «круглую», он очертил пальцем широкий круг, дабы наглядно проиллюстрировать свою мысль. – И «яблочко» в центре этой мишени. Так выглядит в разрезе внутренняя часть волоса. Внешняя его оболочка именуется кутикулой и имеет снаружи характерную чешуйчатую структуру. Затем, в пространстве между внешней поверхностью волоса и «яблочком», у нас находится кортекс, который, в зависимости от уровня меланина в нем, определяет цвет волос. И, наконец, «яблочко» – оно называется медула, и она также может иметь определенную конфигурацию и отчетливо различимую структуру. Я изучаю все эти характерные особенности на микроскопическом уровне, когда рассматриваю волос с целью сравнения.

– И каковы были результаты вашего исследования?

– Образец номер один – образец для сравнения – имеет сходные характерные особенности с образцом волос, взятым у подсудимой Софии Авеллино.

Драйер снова сделал паузу, чтобы дать присяжным впитать сказанное.

– Не могли бы вы поподробнее рассказать, каким образом пришли к такому выводу?

– Конечно. Основные морфологические признаки данных образцов оказались идентичны. Оба имели одинаковый рисунок чешуек кутикулы, а также одинаковую пигментацию. Медула обоих образцов имела одинаковый диаметр, идентичную конфигурацию среза и идентичную структуру вакуолизации. Единственный вывод, основанный на результатах моего криминалистического исследования, может заключаться в том, что волос, обнаруженный на теле жертвы, с большой степенью вероятности принадлежит Софии Авеллино.

– Позвольте напомнить присяжным, что вообще-то этот волос был обнаружен в одной из многочисленных колотых ран, обнаруженных на теле жертвы. О чем это вам говорит, профессор?

– Я ученый, дамы и господа присяжные. Я следую логике и устоявшимся научным принципам. Согласно известному локаровскому принципу обмена[37], когда два человека находятся в контакте друг с другом, между ними происходит некоторая взаимная передача материала. Так что вполне вероятно, что перенос этого волоса Софии Авеллино произошел в момент убийства или близко к нему, учитывая, что он оказался в ране, предположительно попав под нож, которым та была нанесена.

– Спасибо, профессор.

Я покосился влево и увидел, что София, плотно сжав губы, мотает головой. Тяжело слышать, как кто-то говорит о тебе неправду. Прямо тебе в лицо. Лоб у нее наморщился, и она вытерла глаза, прежде чем потекли слезы, – скрывая их и не желая, чтобы они появились.

Гарри похлопал ее по руке, после чего склонился ко мне у нее за спиной со словами:

– Сейчас схожу за нашим дружком. Кинь мне эсэмэску, когда будешь готов.

Я показал ему поднятые вверх большие пальцы, и он вышел из судебного зала.

Повернувшись обратно, я заметил, что Драйер уже уселся на свое место. Тут меня отвлекло какое-то постукивание, и я увидел судью Стоуна, который многозначительно тыкал пальцем в циферблат своих часов и смотрел прямо на меня.

– Прошу прощения, ваша честь, – спохватился я, поднимаясь на ноги.

Под папкой с бумагами у меня лежали пять коричневых конвертов. Подхватив их, я вышел из-за стола защиты вперед, после чего вручил один Драйеру, другой – Кейт, а остальные три отдал секретарю судьи.

– Ваша честь, профессор Шандлер – один из многих свидетелей со стороны обвинения. До настоящего момента я так и не знал, будет ли он вызван для дачи показаний, и как раз по этой причине не представил этот отчет своим коллегам и суду. Это важное доказательство, которое может понадобиться мне при встречном допросе данного свидетеля.

Стоун отказался взять у секретаря конверт, даже слишком уж громко прошипев:

– Уберите это с глаз долой! – Но тут понял, что его услышали, и закашлялся. А затем добавил: – Чем бы это ни было, оно должно было быть предоставлено уже несколько недель назад. Я не склонен приобщать это к доказательствам.

– Ваша честь, отказ в приобщении к доказательствам в надлежащий момент может стать основанием для обвинения в предвзятости.

Я заметил, как уши у него дернулись назад, а морщины исчезли со лба. Стоуну меньше всего хотелось, чтобы это слушание было прекращено, а принятые им до сих пор решения пересматривал какой-то другой судья.

– Очень хорошо. Если у вас есть весомые аргументы в пользу того, почему я должен допустить, чтобы этот свидетель, ваш соответчик и обвинитель были застигнуты врасплох из-за ваших материалов, то я позволю это.

– Сначала я хотел бы разобраться с кое-какими вопросами общего характера, – сказал я.

Стоун лишь махнул мне рукой – мол, ладно, валяй.

– Доброе утро, профессор Шандлер.

– Доброе утро, мистер Флинн.

Он был вежлив, профессионален. Спокоен. За всю свою карьеру ему доводилось давать показания почти по двадцати громким делам, и ни разу результаты его экспертизы или свидетельские показания не были успешно оспорены в апелляционном суде. Уголки его губ изогнулись в легкой улыбке.

Я бросил взгляд на свой телефон, лежащий на столе защиты. Сообщение для Гарри было уже заготовлено, и оставалось лишь нажать на «Отправить», чтобы он появился с необходимым мне подкреплением. При виде пустого стула рядом с местом Гарри мою голову опять заволокло черное облако. Сейчас она должна была сидеть здесь. Харпер должна была быть жива…

Я прикрыл глаза – ровно настолько, чтобы «щелкнуть выключателем». А когда открыл их, выражение лица у Шандлера было уже другим. Он едва ли не сочувствовал мне. Видать, принял меня за полного дилетанта, отчаянно пытающегося придумать какой-нибудь приличествующий случаю вопрос.